НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-11-05-07-55-03
«Зеленый трамвай». Остановка вторая
2024-11-07-04-59-58
Ох, и гостеприимен же наш русский язык! И какого только беса он не привечает! Вот недавно во вполне официальном сообщении споткнулся на слове «абилимпикс». Сразу и не понял, что за зверь такой, что за набор в общем-то знакомых букв? Раскрыл словарь – а это в дословном переводе с английского означает...
-145-
Он появился на свет 7 ноября 1879 года (по старому, действующему до февраля 1918 года стилю, – 26 октября) – ровно в день, когда в 1917 году победила Великая Октябрьская социалистическая революция, как ее официально, на государственном уровне, именовали в советскую эпоху. И вся биография Льва Давидовича...
c-
Мы тогда под Темрюком стояли. В аккурат под Новый год прислали нам с пополнением молоденького лейтенанта. Мы калачи тертые, видим – не обстрелян, не обмят, тонковат в кости, глаза шибко...
2024-11-12-02-06-44
Эта маленькая светловолосая женщина давно стала символом советской эстрады. Она считалась и считается одним из самых востребованных композиторов СССР и России. По ее песням можно проследить всю историю страны, ее обычной жизни, великих строек и больших побед на военном и мирном...

Нужные работники столяры и плотники?

15 Декабря 2011 г.

alt

– Пожалуйста, уберите диктофон. Я бы вообще не хотел, чтобы этот материал появился в печати. Зачем? Я и так натерпелся от этого человека. Он уже подорвал мой авторитет в больнице, в которой я работаю четверть века.
Главный врач ГКБ № 6 Сергей Панов предпочитает говорить об успехах и достижениях последнего времени:

 

– У нас идёт модернизация больницы, мы получаем новое оборудование, оснащаем отделения, делаем ремонт зданий, вот стационар отремонтировали. У нас лазер теперь не хуже, чем в МНТК «Микрохирургия глаза». И вот на таком фоне у нас есть человек, который пишет жалобы.

– Он нам не писал, это больные написали.

– Всё равно с его подачи. Вы, как с ним встретитесь, загляните ко мне, пожалуйста, а то он вам наговорит…

Пообещав заглянуть, выхожу в коридор. И где же мне искать этого возмутителя спокойствия, этого жалобщика?

– А вот и он, – говорит главврач с интонацией человека, который вынужден представлять своего недруга.

Корабельный плотник

И тут я не могу скрыть удивления. Воображение уже нарисовало мне образ сухонького пенсионера, который старается делать, что может, но почему-то впал в немилость у начальства, возможно, из-за тяжёлого характера и обусловленной возрастом упёртости. А кто же ещё будет работать столяром и плотником в больнице, где платят гроши? Но передо мной стоит голубоглазый мужчина лет сорока – руки как грабли, бодрое загорелое лицо, косая сажень в плечах.

И мы отправляемся на свежий воздух, побродить по территории больницы, поговорить.

– Я сам-то из Владивостока, корабельный плотник, – представляется Эдуард Москаленко. – Я работу люблю, особенно на кораблях. Так получилось, что пришлось перебраться на родину жены, в Иркутск. Друг меня затащил в эту больницу. Задумка у него была. Он тут слесарил по договору. Ясно дело, мужику на такие доходы семью не прокормить, люди работают в нескольких местах. А мне хотелось в одном месте. Я не боюсь труда. Когда с больницей познакомился, жалко мне стало: запущено всё было, полы гнилые, фундаменты крошатся, крыши текут. В общем, море работы. И ничего нет – никакого оборудования. А в нашем деле так нельзя. Им вот одних швабр нужно в месяц десятки, они их закупают по сто рублей штука. А я могу их делать с себестоимостью 15 рублей. И у меня есть станки. Я их привёз из Владивостока. Когда производство разваливалось, станки за бесценок скупали китайцы и японцы – как металлолом. Я купил нужные для работы, ребята помогли их восстановить. Если всё делать по уму, можно создать столярный цех, обеспечить всем необходимым больницу и ещё для себя поработать. Я ведь столяр и плотник, у меня стаж под тридцать лет. Я в 16 лет пошёл на завод. Хотел работать руками.

Умелые руки

altТех, кто хочет работать руками и умеет это делать, сейчас не найти днём с огнём. Кругом сплошные менеджеры, юристы и экономисты. Гвоздя забить не могут. Тем более странно выглядит ситуация со столяром Москаленко. Куда бы мы ни зашли, персонал больницы радостно объявлял о своих насущных потребностях. В неврологическом отделении, к примеру, вот-вот провалится пол, покрытый свежим линолеумом.

– После ремонта, – замечает Эдуард Владимирович. – Туда ведь вода попадает из канализации, вот и сгнило всё. Сделаем, не волнуйтесь, – ободряет он медиков. Судя по осторожному обращению, персонал уже в курсе, что мятежный плотник ходит по больнице с журналистом. Но и обидеть полезного человека не хотят: к кому ещё побежишь, если полы завтра провалятся.

Кстати, вопрос о бегущей под пол воде я задала и главному врачу: логично бы сначала убрать причину, а не закрывать её линолеумом.

– А как же лицензирование? – поднимает брови Сергей Николаевич. – Нам же нужно всё показать, предъявить. А денег на канализацию мы не получали, только на ремонт помещений.

Два года жизни

Теперь о ремонте. В конце 2008 года, когда Москаленко пришёл в ГКБ № 6, он стал думать о своём рабочем месте. На территории больницы находилось заброшенное здание бывшей котельной. Окна были забиты досками, пол сгнил, отопление отсутствовало.

К тому же там скопилось много мусора.

– Я оттуда вывез не один КАМАЗ всякого хлама, – Москаленко сам удивляется своей прыти. Работы оказалось столько, что столяр и слесарь, тот самый, что привёл Москаленко в больницу, буквально дневали и ночевали на работе.

– Мы завезли им семь кубов бетона! – вспоминает главный врач.

Было решено создать на базе бывшей котельной настоящий столярный цех. Станки для него у Эдуарда Владимировича имелись. И планы тоже.

– Я мечтал сделать для больницы много полезного. Вид на залив-то какой! Место чудесное! Здесь могли бы появиться беседки для отдыха, скамеечки. Территорию бы только в порядок привести, расчистить, посадки сделать. Я начал эти работы, сотрудники мне с удовольствием помогали.

Вместе они убрали мусор у бывшей котельной и посадили там георгины. «Тут у нас рос укроп, петрушка – медсёстрам к обеду», – показывает Эдуард Владимирович. Мы входим в здание бывшей котельной. Здесь тепло и чисто, ровный бетонный пол, отчищенные и побеленные кирпичные стены, покрашенный в цвет неба потолок. Учитывая размеры помещения – труд титанический. «Два года жизни», – вздыхает Москаленко. Заканчивал работу он уже в одиночку – коллега уволился, а вскоре серьёзно заболел. При этом Эдуард Владимирович выполнял все заявки по своей должности. В отремонтированное помещение, согласно устному договору с главным врачом больницы, должны были переехать штукатуры, сантехник и другие рабочие.

– Материалы для ремонта я закупал за свой счёт, сам же договаривался с крановщиком и водителем КАМАЗа – это свои ребята, которым я тоже помогал этими вот руками. Нет, за работу по ремонту котельной мне ничего не доплачивали. Только стимулирующую надбавку. Так я бы её и за обычную работу получал, – объяснят Москаленко. – Когда я заказал независимую оценку ремонта, получилось около 500 000 рублей, и это только за две трети сделанного объёма.

Пройдите в подвал!

Зачем же понадобилась столяру экспертиза? Дело в том, что руководители больницы решили сдать отремонтированное им помещение в аренду. А слесаря вернуть в тот подвальчик, с которого он начинал, когда только пришёл в больницу.

Спускаться «на дно» непокорный отказался. Тогда был издан приказ «освободить помещение от личного имущества, которое не стоит на балансе больницы», то есть от станков. Новым местом работы Москаленко в приказе названо АХЧ. Это был всё тот же подвал, только для чего-то замаскированный под аббревиатуру.

Тут и завертелось. Опустим подробности, которые не увлекут нашего читателя и займут много места на газетной полосе. Москаленко обратился в областную инспекцию труда. Он описал предложенное ему рабочее место: грибок на стенах и потолке, текущая канализация и подтопление фекальными массами, отсутствие вентиляции, постоянная сырость. К тому же рабочее место не было аттестовано. Думаете, инспекция грудью стала на защиту прав труженика? А вот и нет. Дело инспекции – дать предписание. И пояснение: «Инспекция не осуществляет надзор за качеством проведения аттестации рабочего места».

Мы идём в подвал и смотрим то, что уже аттестовано. Грибок с аппетитом поедает свеженькую краску, намазанную поверх стен – для аттестации. Угол подвала затоплен. Пахнет плесенью.

Не дождавшиеся переселения в нормальное помещение маляры с мрачным видом удаляются – они не верят в пользу разговоров с прессой. Они-то всегда могут уйти, им терять нечего. А вот Москаленко – есть.

Филькина грамота

Не только обманутые надежды толкают его к сопротивлению. Это ещё и самоуважение: «Я не пешка, я человек. Я умею работать и требую уважать мои права».

Начальство издаёт приказы, лишает его стимулирующей надбавки. Он пишет объяснительные записки и жалобы.

– У вас был какой-то договор с руководством больницы, когда вы начинали свои работы по созданию столярного цеха? – спрашиваю я. – Неужели вот так, под честное слово, работали?

Эдуард Владимирович долго ищет бумагу. Договор куда-то провалился. Тогда я интересуюсь насчёт договора у главного врача больницы Сергея Панова. «Какой договор, вы о чём? Не было никакого договора, так, филькина грамота», – отвечает он.

«Там была его подпись и печать», – обескуражено говорит Москаленко. Наконец находится договор. По правде говоря, и впрямь филькина грамота. Предусмотрительный главврач на заявление, в котором два энтузиаста предлагают возродить здание котельной и создать там столярный цех, чтобы «решать задачи по текущему ремонту ветхих имущественных фондов», налагает резолюцию – «не возражаю». Валяйте, мол, мужики, я не против.

А через некоторое время поступает интересное предложение по сдаче помещения в аренду. Тут уже начальство не церемонится: пожалуйте в подвал. Пока упрямый столяр был в отпуске, руководители больницы распорядились сменить ворота на входе в столярный цех. «То гвоздя не допросишься, а тут дорогущие автоматические ворота поставили», – изумился Москаленко.

И отказался вывозить станки, объясняя это тем, что они нужны ему для работы. Так конфликт администрации и столяра перешёл в открытую конфронтацию. Сотрудники больницы предпочитали в него не вмешиваться, что по-человечески можно понять: кому же хочется потерять работу. А вот больные оказались смелее.

Есть в России мужики

– Как-то вечером я вышла прогуляться по территории, а лежала я в отделении неврологии, – вспоминает Ариадна Ивановна Островская. У Ариадны Ивановны почти 50 лет преподавательского стажа – в Политехническом институте и в ИВВАИУ – уважаемый человек.

– Дело было летом. Вечер, персонал давно уже закончил работу. Смотрю: а он, Москаленко, землю рыхлит, георгины поливает. Георгины у него необыкновенные росли. Спрашиваю: что же домой не идёте? Он говорит, мол, много работы. Так и разговорились. Я его не раз видела у нас в отделении: то он зеркала вешает, то замки меняет. Хозяйство большое, кругом женщины, всякой работы много, в том числе и такой, какую он делать не обязан. А он – безотказный. И всё с улыбкой, с удовольствием делает. Думаю, повезло больнице. А оказалось, с него все премии и надбавки поснимали, выгнать хотят, приказы сочиняют. Так обидно стало за человека! Таких людей беречь надо, а не травить. Это же надежда наша, не повывелись ещё в России мужики. А его втянули в писанину. Видели его руки? Работяга он, а не сутяжник. Вот мы в палате поговорили и написали письмо в газету, чтобы ему помочь, остановить беспредел и беззаконие.

После вмешательства Ирины Губановой, начальника департамента здравоохранения и социальной помощи населению администрации Иркутска, переселение в подвал было отменено. А конфликт продолжается. Что же за ним стоит? Понятно, что дело не только в выселении из отремонтированного помещения в подвал.

«В цокольный этаж, – поправляет меня Сергей Николаевич Панов. – Мой кабинет чуть больше того помещения, которое мы ему предоставили».

Дело в том, что инициативы Москаленко, его подход к делу грозят порушит устоявшийся больничный уклад, где людей ценят не за труд и честность, а за умение говорить то, что хочет слышать начальство и закрывать глаза на то, что не стоит видеть. Говорим о новом оборудовании и модернизации больницы, а туалет в отделении неврологии не работал летом, не работает и осенью, несмотря на ремонт. А ремонт влетел в копеечку. Меж тем стены стоит лишь слегка ковырнуть, как всё тут же начинает сыпаться. Видят это все, но не все об этом говорят. Вот и весь конфликт. Хватит ли воли и желания у руководства городского здравоохранения, которое знакомо с ситуацией в ГКБ № 6, его разрешить?

  • Расскажите об этом своим друзьям!