Настоящий Штирлиц |
30 Августа 2013 г. |
Однажды Вячеслава Тихонова спросили: "Если бы вдруг стало реальным переселение душ, в образе какого из ваших экранных героев вы бы хотели прожить свою новую жизнь?" Предполагалось, что любимый артист назовет имя всенародного любимого Исаева - Штирлица. Но Вячеслав Васильевич неожиданно сказал: "Такого гениального разведчика как полковник Исаев в действительности не было. Его талантливо придумал писатель Юлиан Семенов. А вот другого своего героя генерала Константинова, которого мне довелось сыграть в телефильме "ТАСС уполномочен заявить", Юлик практически писал с натуры. С реально существовавшего и к счастью живущего поныне генерал-лейтенанта КГБ Виталия Константиновича Боярова. В нашем фильме он был официальным консультантом и, как это не раз случалось в его жизни, выступал не под своим настоящим именем. В титрах он - генерал-лейтенант Крылов. И, если честно ответить на ваш вопрос, то в реальной жизни я хотел бы хотя бы отчасти быть таким, как он, верно следовавшим своим принципам "прожить честно и интересно". О загадочном прототипе Штирлица рассказала "Российская газета".
Генералу Боярову исполнилось 85 лет. Улыбаясь замечает, что не провалившимся сотрудникам спецслужб откровенничать о своих былых делах нельзя. Рассказать читателям о том, что все-таки можно, генерал согласился в беседе со своим старым другом, известным журналистом-международником Борисом Гурновым. Борис Гурнов: У тебя, Виталий, около 40 наград. Какой из них гордишься больше всего? Виталий Бояров: То, что какие-то этапы моей служебной деятельности или отдельные операции, в которых мне довелось участвовать, были отмечены государственными наградами, в том числе и других стран, конечно же, очень приятно. Но говорить о гордости своими делами и полученными за них орденами я бы не стал. Ведь это моя работа. Это была служба моей Родине, на верность которой я присягнул еще мальчишкой во время Великой Отечественной войны. Вот тогда у меня действительно появилось и сохранилось на всю жизнь чувство гордости при упоминании имени Боярова. Но лишь в тех случаях, когда речь шла о моем отце - Константине Васильевиче, командовавшим в начале войны партизанским отрядом на Полтавщине. Летом 1942 года, когда гитлеровские каратели окружили его отряд, и положение стало безвыходным, штаб партизанского движения Украины послал специально за отцом самолет, чтобы вывезти и спасти командира. Самолет был маленький с одним лишь местом для пассажира. И на это место мой отец усадил тяжелораненого бойца. Сам же остался и с остатками отряда принял последний бой. Борис Гурнов: Просматривая твои документы, я увидел удостоверение участника Великой Отечественной. Но ведь когда война уже закончилась, тебе до призывного возраста оставалось еще более года. Виталий Бояров: После гибели отца я отчаянно рвался на фронт. Уверял призывную комиссию в том, что мне уже 18. Мне не верили и отправляли домой к маме. И тогда я написал письмо начальнику штаба украинских партизан генералу Строкачу. Он распорядился зачислить меня в школу партизанских радистов. После недолгого обучения я был отправлен в район боевых действий у Львова. Как и другие мои молодые коллеги, я обеспечивал связь между отдельными партизанскими отрядами и их штабом. После войны мирная жизнь в Западной Украине еще долго не наступала. Там продолжали бесчинствовать банды пособников гитлеровцев и украинских националистов. Наш отряд молодых радистов участвовал в борьбе с ними, получив название группы радиоконтрразведчиков. Группа впоследствии влилась в систему госбезопасности Украины, и мне было присвоено звание младшего лейтенанта. Зачитывая приказ об этом, командир сказал: "Тебе, Бояров, офицерское звание мы присвоить можем. Но вот возраст твой юный даже министр и Верховный Совет изменить не в силах. Поэтому офицерская выслуга лет пойдет тебе лишь через год, когда тебе исполнится 18. А пока служи без выслуги". И я служил, дослужившись к началу 60-х до должности начальника первого отдела 2-го (контрразведывательного) управления МГБ Украины. Борис Гурнов: Но боевым орденом Красной Звезды тогда, наверное, тебя наградили еще не за выслугу лет? Виталий Бояров: Нет, конечно. Если бы, как у летчиков, рисовавших на бортах своих машин звезды по числу сбитых вражеских самолетов, у контрразведчиков был бы обычай так же отмечать свои победы, то у меня на груди или на рукаве мундира звезд к тому времени было бы уже восемь. По числу разоблаченных нами на Украине тайных агентов ЦРУ США. Борис Гурнов: Этот боевой счет и то, что при крайней загруженности на оперативной работе ты сумел заочно окончить Высшую школу КГБ СССР, и обратило на себя внимание московского руководства, решившего использовать твой опыт контрразведчика уже на разведывательной работе за границей? Виталий Бояров: Может быть, и так. Но для меня вызов в Москву в 1-е Главное управление (внешняя разведка) КГБ СССР и назначение на должность заместителя резидента нашей разведки в Великобритании были большой неожиданностью. Ведь там мне предстояло не ловить агентов зарубежных, а вербовать информаторов для советской разведки. Борис Гурнов: Англичанам для получения въездной визы ты, естественно, был представлен под какой-то "крышей". Виталий Бояров: Конечно. Официально я был назначен на должность второго секретаря по культуре посольства СССР в Лондоне. Очень удобная, кстати, должность для разведчика. Так мы деликатно именуем секретных агентов наших спецслужб, выполняющих ту же самую работу, что и их зарубежные противники, которых называем шпионами. Чем прежде всего может выдать себя разведчик-шпион, приехавший в чужую страну для выведывания ее секретов и вербовки из ее граждан новых агентов-информаторов? Обилием и разнообразием его контактов. "Чистый" дипломат обычно встречается с довольно узким кругом лиц, могущих дать информацию по интересующим его вопросам. Всякий выход дипломата за пределы этого круга вызывает подозрение у служб контрразведки. Человек же, работающий в отделе культуры посольства, в служебные обязанности которого входит посещение разных выставок, театральных и кинематографических премьер, показов мод и прочих встреч, подозрений не вызывает. Борис Гурнов: Ну и сколько же победных "звезд" в твоем активе второго секретаря? Виталий Бояров: По серьезному счету одна. Но зато большая. За вербовку очень ценного информатора. Борис Гурнов: Нельзя ли об этом чуть подробнее? Пора бы уже кое-что и рассекречивать. Виталий Бояров: Нет. Пока нельзя. Борис Гурнов: Ну а за что англичане в 1965-м вдруг объявили тебя персоной нон грата рассказать можешь? Виталий Бояров: Могу. Хотя до сих пор точно не знаю за что именно. Быть может потому, что тогда сбежал на Запад хорошо знавший меня сотрудник КГБ Носенко. Он наверняка рассказал спецслужбам, что я не дипломат, а разведчик. Не исключено, что причина просто в том, что в то время из СССР был выдворен за шпионаж второй секретарь английского посольства. Согласно сложившейся практике взаимных дипломатических уколов это требовало от Лондона сделать ответный ход. И он его сделал, осуществив простой размен фигур - второго секретаря посольства на второго. При этом англичане проявили необычную в таких делах деликатность - не потребовали, чтобы я, как это обычно предписывается высылаемому, убрался из страны в 24 или 48 часов. Они сказали нашему послу: "Пусть ваш Бояров спокойно собирает свои вещи и уезжает домой". Как разведчик в Лондоне я не только не провалился, но даже и не "засветился" и не знал за собой никакой вины. Но возвращался я в Москву все-таки с тревожным чувством. Печально сознавая, что никто никогда, - а в секретных службах особенно, - не знает, что могут "навесить" на человека неведомые ему силы. Но все опасения оказались напрасными. Явившись к начальству, я не услышал ни слова, ни намека о провале. Наоборот, вскоре я получил новое назначение на должность заместителя начальника "службы N 2" Первого главного управления КГБ СССР в Москве. Борис Гурнов: Что это за служба? Виталий Бояров: Это внешняя контрразведка, работа крайне сложная. В ней, в отличие от политической разведки, где имеешь дело с политиками, дипломатами и представителями интеллигенции, приходится вести постоянный бой с прекрасно подготовленными профессионалами разведки, оснащенными самой высококлассной шпионской техникой. В числе достижений этой службы такие потрясающие успехи как Ким Филби и Джордж Блейк, которые обеспечили нашей разведке доступ к самым сокровенным тайнам секретных служб Англии и США. Примерами высочайшего профессионализма нашей контрразведки были операции по спасению и вывозу этих людей в СССР. А для все же арестованного англичанами Блейка был организован совершенно фантастический побег из тюрьмы. Борис Гурнов: Как же это удалось сделать? Виталий Бояров: Детали этих и других успешных операций еще долго не будут подлежать разглашению. Борис Гурнов: Но почему же в таких подробностях всем известно дело "Трианона", ставшее основой документального романа Юлиана Семенова и телефильма "ТАСС уполномочен заявить"? Виталий Бояров: К тому делу я имел самое непосредственное отношение уже как заместитель начальника 2-го (контрразведывательного) Главного управления КГБ СССР. Все началось с очередного подтверждения правила: в жизни, а в спецслужбах в особенности, не бывает мелочей. Весной 1977 года из Колумбии к нам поступило сообщение о том, что агенты ЦРУ в Боготе готовились организовать в отеле "Хилтон" встречу с каким-то русским. Вроде бы "мелочевка". Состоялась та встреча или нет? И что это за русский? Искать его, как иголку в стоге сена. Но искать все же начали, составив поначалу список всех русских в Боготе, которые могли тогда заинтересовать разведку США. Их было 9 или 11 человек. Одновременно контрразведчики начали плотно работать с первоисточником информации. В результате он вспомнил о том, что у того русского была какая-то неприятность с автомобилем. Чуть позже стало известно, что в том же самом отеле "Хилтон" он встречался с какой-то русской женщиной. Постепенно выяснили, что "он" - это второй секретарь посольства СССР в Колумбии Александр Огородник, попавший в те дни в автомобильную аварию. "Она" - оказалась женой работника советского торгпредства. Эти сведения позволили сузить список подозреваемых до четырех человек. Анализируя их образ жизни и поведение, контрразведчики обратили внимание на то, что, вернувшись из Колумбии в Москву, Огородник почему-то отказался от перспективной и хорошо оплачиваемой должности в МГИМО. Ей он, по свидетельству очевидцев человек прижимистый, почему-то предпочел менее денежную и явно тупиковую для карьерного роста работу в Управлении внешнеполитического планирования МИДа, где был доступ к секретной шифроинформации. Там, в отличие от других сотрудников Огородник не отказывался дежурить по ночам и в праздничные дни. Тогда он оставался в офисе один и имел возможность, как выяснилось позже, спокойно фотографировать всю шифропереписку. Особенно касавшуюся США. В результате копии секретных шифровок, которые посылал в Москву из Вашингтона посол США Добрынин, ложились на стол шефа ЦРУ. Наши спецслужбы отметили, что после возвращения Огородника из Колумбии в Москву из Франкфурта, где, как мы знали, был радиоцентр ЦРУ, пошли какие-то явно шифрованные сигналы. Понять их смысл, не зная шифра, было невозможно. Неизвестен был и московский радист. Когда предположили, что это может быть Огородник, и установили наблюдение за окнами его квартиры, все стало ясно. За минуту до начала работы радиоканала шпионской связи он зажигал свет и зашторивал окно своей квартиры. Сеанс связи заканчивался, и шторы на окне раскрывались. Борис Гурнов: Уже после этого шпиона можно было брать. Виталий Бояров: Радиосигналы к делу не подошьешь. Для доказательства шпионской деятельности Огородника в суде нам были нужны вещественные улики. Их мы, в конце концов, получили, установив в квартире подозреваемого камеру наблюдения. Она четко зафиксировала, как хозяин расшифровывает радиограммы ЦРУ. На следующий же день, получив разрешение на секретный обыск в квартире Огородника, мы получили совершенно неопровержимые вещественные доказательства его шпионской деятельности. В батарейках своего фонаря он прятал микропленки с шифроблокнотами, перечнем шпионских заданий, полученных от ЦРУ, и условиями связи. Борис Гурнов: Суд над Огородником как мы знаем, не состоялся. Захваченный вами шпион сумел покончить жизнь самоубийством, раскусив ампулу с ядом, которая была вмонтирована в колпачок его авторучки. Виталий Бояров: Я руководил операцией захвата, сидя в квартире этажом выше с прибором "Визир", и своими глазами видел все. Видел ту авторучку, которая при обыске Огородника лежала на столе. Все ее видели. Но никто не мог догадаться о, прямо скажем, уникальной придумке американцев. В результате она помешала готовившемуся нами пропагандистскому финалу долгой и трудной операции с публичным судом над разоблаченным агентом ЦРУ. Все могло быть очень убедительно. Начиная с вербовки Огородника американцами старым как мир способом - "медовой ловушки". Приманкой была подставленная ему красавица испанка Пилар. И вот не получилось. На "ковер" к Андропову следующим утром мы с моим шефом, начальником 2-го Главного управления Г.Ф. Григоренко, шли с чувством досадного провала и личной вины. Ждали разноса и упреков. Но этого не случилось. Андропов принял наше сообщение спокойно. С интересом выслушал и одобрил предложение сохранить в тайне смерть Огородника и использовать попавшие в наши руки его шифры и связь для организации радиоигры с ЦРУ. Планировали вызвать от имени Огородника на тайниковую связь агентов ЦРУ, скрывающихся под "крышами" сотрудников посольства США, и провести громкое задержание. Борис Гурнов: Об этой операции всем известно по фильму "ТАСС уполномочен заявить". Она была очень успешной как и вторая половина твоей карьеры. Виталий Бояров: Бывало всякое. К сожалению, никто не может отменить такие понятия, как предательство, корысть и зависть. И даже самый опытный разведчик не всегда в состоянии распознать недругов и недоброжелателей среди тех, кого любил и кому доверял. С детства я ненавидел людей с "гнильцой", и сам никогда предателем не был. Однако отношусь к таким вещам философски: жизнь не только прекрасна, но и на редкость многогранна.
Тэги: |
|