«Да, я умираю» |
14 Марта 2013 г. |
«Жизнь врача, это подвиг, о котором, возможно, так никто и не узнает» А.П. Чехов Памяти врача-анестезиолога О.В. Заморозова
Мой близкий коллега, о котором я собираюсь рассказать, в жизни, при всех его несомненных профессиональных достоинствах, всегда оставался скромным, стараясь не выделяться из окружавших его людей. Жил, как бы, сам в себе, но та черта его характера никоим образом не влияла на уважение к нему как больных, так и работавших с ним коллег. В наше непростое и быстротекущее время было бы несправедливым, чтобы этот образ личности высокой пробы был забыт, стёрт из памяти знавших его людей. Олег Владимирович Заморозов – сибиряк, родился 12 мая 1965 года в Черемхово. В своё время успешно окончил среднюю школу и в 1982 году поступил в Красноярский государственный медицинский институт на педиатрический факультет. Шесть лет учёбы и далее, как было принято в то время, – получил направление на работу. В его личном деле имеется выписка из приказа начальника Врачебно-санитарной службы ВСЖД от 9 августа 1988 г. по личному составу: «Направить Заморозова О.В. после окончания Красноярского медицинского института для прохождения годичной интернатуры по педиатрии на базе узловой больницы на ст. Нижнеудинск. После окончания интернатуры направить для работы по специальности в ту же больницу.» Данные из биографии краткие, как и сама его жизнь, всё сжато по времени – школа, институт и последующая трудовая деятельность в одной больнице. В 1993 году, так сложилось, в хирургическом отделении больницы оказалась не занятой должность врача-анестезиолога, что негативно отражалось на лечебной работе. К тому времени Олег добросовестно отработал четыре года участковым врачом-педиатром детской консультации, был на хорошем счету и ему, как подходящему кандидату, была предложена возможность сменить профиль своей деятельности - Олега Владимировича направляют на стажировку на полтора месяца по анестезиологии-реанимации на базе ДКБ на ст. Иркутск-пассажирский. Срок, обозначенный начальством для подготовки специалиста такого профиля, был явно недостаточным, и потому появление нового анестезиолога было встречено настороженно. Однако он быстро и как-то незаметно вошёл в рабочий ритм хирургического отделения. Его отношение к своим прямым обязанностям, пунктуальность и, что не менее важно, умение слушать и быть услышанным сразу были оценены коллегами. Прежде чем назначить дату плановой операции, помимо обязательной консультации терапевта, привычными стали его рекомендации: «Надо бы провести медикаментозную подготовку ослабленному больному». Его пожелания неукоснительно соблюдались, были оправданы хорошими исходами лечения, хотя порой и с нареканиями от страховой компании за длительность госпитализации. У хирурга и анестезиолога, особенно в периферийной больнице, есть одно, общее – неурочная работа. Неурочная работа становится как бы нормой трудовой жизни, привычной обыденностью и принимается безропотно. Какие уж тут рассуждения? Могу отметить только один случай. Как-то после рабочего дня, едва переступив порог дома, он вновь был вызван к неотложному больному. Возмущённый, появился в ординаторской: - Какого чёрта? … - Олег, ну что ты на меня злишься? Я в таком же положении, как и ты! Всё идёт от поступившего больного, а наши желания никого не интересуют, от нас ждут совсем другое. Осмотрев больного и убедившись в обоснованности вызова, он успокоился. Этот диалог привязан к действительному факту, но, как показало время нашего дальнейшего совместного труда, такого эмоционального взрыва более никогда не повторялось. Нам нечего было делить: решалась общая задача, и каждый осознавал важность и необходимость своей доли труда. Внешний вид и природное благородство (какова основа – таково и достоинство) располагали в его общении с коллегами и пациентами. Бывало, больной нуждается в срочной операции, и в том нет никаких сомнений, но на все убеждения и доводы от больного нет согласия на операцию, а время ночное, оно не терпит, не ждёт. Осматривая больного перед операцией, он умел ненавязчиво убеждать – «Боишься? Это естественно, мы тебе в палате сделаем укол, гарантирую – болей не будет, после операции в палате проснёшься…». Анестезиолог проводит больного «за руку» через препятствие операции, взвалив на себя ношу и ответственность за все параметры жизнедеятельности: контроль и регуляция кровообращения, артериальное давление, ритм сердечных сокращений; аппаратом настраивает соответствующее дыхание. «Провести за руку» – образное, но верное по сути выражение. И он до последнего не отходил от больного, не прятался отдохнуть в своём кабинете. Тревога за больного заставляла собственное сердце биться сильнее, при том, что внутреннее состояние, нервное напряжение ни коим образом не передавались окружению – всё в себе. Начало рабочего дня анестезиолога. Плановая операция в одно и тоже время с небольшими отклонениями в минутах. Как обычно, оставаясь немногословным, проводит неспешную проверку аппаратуры. Налажена внутривенная капельница и по его малоприметному сигналу фельдшер вводит наркозные вещества. Убедившись в достаточной степени глубины сна, обращается к хирургу: «Можно начинать!». Получив добро, хирург обрабатывает и огораживает область вмешательства, проводит выверенный разрез на коже. Это, как и отдельные моменты операции, фиксируется по времени в специальной карте введения наркоза – юридический документ! «Хирургия спасает жизнь путями, которые её могут убить» - с корифеем хирургии мирового уровня трудно не согласиться. Порой не всё складывается гладко и спокойно. В какой-то момент вмешательства, чаще при экстренной операции ослабленного больного, анестезиолог останавливает наше рукодействие, чтобы провести возможные коррекции, привести к норме показатели сердечной деятельности. Заключительный момент – накладываются кожные швы, и он, с опавшим внутренним напряжением, будит больного энергичным похлопыванием по щекам. - Вы меня слышите? Откройте глаза! -Олег, ты ему сотрясение мозга не сделай! И самому хирургу, к этому финальному моменту совместной с анестезиологом и операционной бригадой добротно выполненной работы, можно позволить затянуть какой-либо незатейливый мотивчик. Уже отходя от стола, вижу склонённую над больным его спину. Его работа с пациентом ещё не закончена. Далее - палата интенсивной терапии – не менее напряжённый участок. Анестезиолог ориентируется во внутренней среде организма лучше хирургов и на этом этапе вся надежда на него. Хирургия крови и, как частное в ней – гемосорбция (очищение), – признанное современное направление в лечении. В Нижнеудинске этот метод не применялся. Для периферийных больниц области он не входит в реестр обязательных лечебных процедур. Олег Владимирович осваивал его на энтузиазме, к тому подталкивала необходимость. Это было в начале 90-х, первые «перестроечные» годы, появление наркоманов, участившиеся поступления больных в критическом состоянии вследствие передозировки. Первопроходцу всегда труднее. Готовился основательно, заказал новую технику, изучил доступную литературу, съездил на учёбу в ДКБ, привёз сорбенты – специальные фильтрующие устройства. В его стремлении к профессиональному росту, помимо личного удовлетворения достигнутым, расширялись возможности быть полезным больным и обществу. УФО – ультрафиолетовое облучение крови – проводилось в лечении ослабленных, в септическом состоянии, гнойных больных. Порой, исчерпав все возможности антибактериальной терапии, прогноз заболевания по-прежнему оставался сомнительным. -Олег, у больного все показания к процедуре, давай поможем погибающему Иванову! Уговаривать не приходилось – не может человек быть хорошим медицинским работником, если не способен к состраданию. И не было большего удовлетворения, когда после одной-двух процедур получали положительный эффект! К сожалению, постоянная загруженность повседневными заботами сдерживала широкое применение метода. При том, что административная заинтересованность в этих новациях сводилась к отчётной документации. Рапортовалось о том, что в больнице есть такая методика – «не отстаём от современности», но исполнителю – в редких случаях – копеечная премия. Профессия врача слабо обеспечивает рост материального положения. Приходится, что называется, крутиться, вынужденно тащить бремя повышенной нагрузки, брать совместительство, к тому же – обязательные дежурства. Деньги для Олега, безусловно, имели ценность, но не самую главную. Человек нравственных принципов, он работал по-честному, в рот начальству не заглядывал. Честь и достоинство врача были выше. Первая квалификационная категория – решение ведомственной аттестационной комиссии от 06.06. 2003 г., и в том должная, высокая степень оценки его профессиональной подготовки, подтверждением которой служит официальная статистическая отчётность о пролеченных и спасённых больных. От благодарных пациентов цветы для мужика – редкость, чаще – бутылка коньяка, коробка конфет при выписке. Бог миловал – тяги к спиртному у Олега не отмечалось. Он занимался силовым видом спорта, регулярно посещал тренажёрный зал. Человек другой формации, с другими человеческими ценностями, он жил как бы в двух системах – при социализме и начавшейся реставрации капитализма, когда в медицине стали насаждать другие формы отношений. Появились биологические «роботы», которым в лечебной работе душе уже нет места. Что такое счастье? Его руками не потрогаешь, в килограммах не измеришь, в магазине не купишь. Найти своё дело, быть преданным ему, служить людям – в том и был смысл жизни, тяжёлое, трудное счастье Олега Владимировича Заморозова. Добро и зло, как жизнь и смерть, ходят рядом. Смерть всегда трагична, однако ж, в неполных тридцать восемь лет жизни, – роковая несправедливость. Она встретила его, подкараулив рано утром 8 сентября 2003 года, в пути на работу. Почувствовал себя плохо, но сил хватило добраться до больницы, это было замечено следовавшей за ним медицинской сестрой: -Вам плохо, доктор? – -Да, я умираю! В миг ослабевший, потерявший способность самостоятельно двигаться, он нуждался в посторонней помощи. Его последние мысли нам не дано узнать, но поднимаясь в лифте, отмечая своё критическое состояние, он спокойно дважды повторил: «Я умираю!» В палате интенсивной терапии, на его рабочем месте, где он вернул к жизни ни одного больного, спасти врача не удалось. Через секунды наступила потеря сознания. Жизнь остановилась. В каталоге МКБ («Международная классификация болезней и причин смерти») – справочник имеется во всех отделениях больниц – выделена графа «причина смерти не установлена». В практике встречается определённое количество случаев, когда причина смерти никогда не будет установлена, не важно, делалось вскрытие или нет. Аутопсия, кем бы она ни проводилась, и даже гистологическое исследование не всегда дают чёткие ответы на этот вопрос. В этом есть нечто мистическое – Бог дал нам жизнь, Он же её и взял. Смерть самых лучших намечает и дёргает по одному, такой наш брат ушёл во тьму!.. (В. Высоцкий) Для семьи любые слова – слабое утешение. Потерять мужа, отца… Его похоронили в сотне метров от центральных кладбищенских ворот, на первом повороте направо. Там, прямо у дороги, он и обрёл свой покой – то, чего порой так не хватало ему в жизни. Остановись, прохожий, склони голову, врач заслужил это!
Тэги: |
|