- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
«Правда – в памяти, у кого нет памяти, у того нет жизни». Валентин Распутин
В истории нашего Отечества так много поводов для споров, что невольно задумываешься: это у нас история такая запутанная или мы сами, толкующие ее всяк по-своему, так ее...
15 июня исполнится 15 лет как завершил свою дорогу жизни первый всенародно избранный губернатор Иркутской области Юрий Ножиков (1934–2010). О том, каким он был, вспоминает президент Фонда сохранения памяти и развития наследия Ю. А. Ножикова, заслуженный юрист РФ Юрий Курин, в прошлом – один из...
150 лет назад родился писатель-антифашист Томас Манн.
На прошлой неделе исполнилось 50 лет народному артисту России, почетному гражданину Иркутской области и города Иркутска Денису Мацуеву. За свою карьеру знаменитый пианист успел покорить главные концертные залы мира, стать лауреатом множества престижных премий и наград, а также оказаться в центре...
Большой маленький человек |
| 02 Сентября 2016 г. |
|
Сергей Довлатов, родившийся 3 сентября 1941 года в Уфе, намертво связанный с Ленинградом, эмигрировавший и ставший кумиром бездельников по обе стороны океана, был последним русским писателем, вышедшим из гоголевской «Шинели». Большой и нескладный неудачник, всю жизнь проработавший журналистом, чьи статьи похоронены в архивах, он взял маленького человека из нашей классики, прошелся с ним петербургскими улицами, поскитался по России и увез в Америку, чтобы читатель узнал: все, баста, даже новый бобровый воротник уже не спасет.
— А, — говорил я, — теперь мне все понятно. Теперь я знаю, откуда у вас столь безукоризненные манеры. <...> Кроме того, дерзил я продуманно и ловко. Один мой знакомый называл этот стиль — «почтительной фамильярностью». На несколько строчек — два-три афоризма, которыми так легко щеголять. «Зона» — о том, как автор работал охранником в местах не столь отдаленных, «Заповедник», где Довлатов — экскурсовод музея Пушкина, «Чемодан», написанный уже в эмиграции... Цитировать можно даже не абзацами, а страницами. Вся биография писателя рассказана им самим, причем так, чтобы раскопать сальные подробности было почти невозможно: все написано, просто открывайте с любого места, и на вас взглянет маленький, скромный и самолюбивый человек эпохи упадка империи. Ни идеалов, ни внутренней цельности, ни особенной ярости у него не осталось. На смену пришли легкая ирония и тяжелый сарказм: вот что читатель полюбил. Проблема, однако, состоит в том, что Довлатов не исчерпывается суммой анекдотов и длинным перечнем воспоминаний, заменивших исследования текстов, он — действительно сильный автор, которому пришлось закрывать одну из ключевых тем русской литературы. Если говорить всерьез, то ироничный рассказчик смешных историй о похождениях журналиста родился в год начала Великой Отечественной, юность провел под громокипящие 60-е, а зрелость встретил в статусе гражданина одной из двух сверхдержав. Маленькому человеку, за которого бились русские революционные демократы, шедшие вслед за Гоголем, Советский Союз предоставлял все возможности, чтобы вырасти, из последнего стать первым, уехать на стройку, полететь в космос, вырвать с боем «золото» Олимпиады. Но, отмечает Довлатов не без печали, «когда-то человек гордился своими рысаками, а теперь... вельветовыми шлепанцами из Польши» — таков портрет Акакия Акакиевича Башмачкина конца брежневских 70-х. Шлепанцы у него уже точно не отберут, можно успокоиться. XX век подарил миру целый ряд великих литераторов, посвятивших свою жизнь описанию человеческой катастрофы: Франц Кафка с его Грегором Замзой, перерождающимся в жука, Уильям Голдинг, описавший процесс превращения чистеньких английских мальчиков в бешеных дикарей, Марсель Пруст, вынужденный заниматься «поисками утраченного времени». Довлатов — из их числа. Каждый абзац любого его сочинения — не о том, как автор умеет шутить, а о том, как низвергнуты с Олимпа боги, занимающие теперь очередь за чешской стенкой. Маленького человека холили, лелеяли, дали ему железные дороги и космические корабли, балеты и симфонии, а он ответил грустным стоянием в «похмельной очереди». Довлатов — спокойный, умный и старающийся не расплакаться хроникер распада, исчезновения пласта культуры. После перестройки общим местом стало причисление писателя к числу антисоветчиков, но это — какое-то нарочито глупое упрощение: в эмиграции ведь оказалось ничуть не лучше. Вот что написано в «Иностранке», сборнике, который не имеет к СССР никакого отношения: «К американцам мы испытываем сложное чувство. Даже не знаю, чего в нем больше — снисходительности или благоговения. Мы их жалеем, как неразумных беспечных детей. Однако то и дело повторяем: «Мне сказал один американец...» Мы произносим эту фразу с интонацией решающего, убийственного аргумента. Например: «Мне сказал один американец, что никотин приносит вред здоровью!..» Здешние американцы, в основном, немецкие евреи». В общем, вторая сверхдержава свелась к констатации вреда никотина, который теперь повсеместно запрещаем и в России. Могли бы колонизировать Марс, отправиться к альфе Центавра, но решили ограничиться борьбой с курильщиками. Дешево, комфортно, деятельно и, главное, совершенно безопасно. Говорят, от мяса тоже большой вред, да и алкоголь не шибко полезен. Простор для деятельности — огромен... Сергей Довлатов не презирает нового Башмачкина, но и не жалеет его. Читая «Зону» и «Компромисс», мы прощаемся с Акакием Акакиевичем. До свидания, маленький человек, больше литературе сказать о тебе нечего, береги свои шлепанцы, шути над начальством, расти фикусы, ни о чем прочем не думай. С тобой было интересно, пока тебя можно было спасти, но просто так даже находиться рядом — невыносимо тошно, сколько ни иронизируй. Русская литература после смерти Довлатова так и не смогла найти такого же блестящего рассказчика, продолжая топтаться на мертвом теле закутанного в шинель чиновника, который давно уже ничего не чувствует. Не чувствуем и мы.
Тэги: |
Литературное наследие Довлатова по меркам XX века крайне скудно, все его тексты — если взглянуть на них очень пристрастно — почти одинаковы и рассказывают об одном и том же: как герой, весьма похожий на автора, скитается по жизни, не находя в ней места. Судьба повестей писателя — самая неприглядная: их не читают, но цитируют, не слишком понимая, в чем же соль. Характерен небольшой отрывок из «Компромисса», посвященного здоровому и не очень цинизму работников некоторых советских газет. С перспективным журналистом (он же — Сергей Довлатов) беседует главный редактор: «...У вас потрясающее чувство юмора. Многие ваши афоризмы я помню наизусть. Например, вот это: «Когда храбрый молчит, трусливый помалкивает...» Некоторые ваши фельетоны я пересказываю своей домработнице. Между прочим, она закончила немецкую гимназию.