Вездесущий кузнецов

Областная писательская организация провела презентацию романа Юрия Коренева «На разломе судьбы». Это шестая за шесть лет книга Юрия Диомидовича. Здесь, параллельно политическим событиям, разворачивающимся в современности, тянется историческая линия: по заданию важной персоны уже знакомые читателям частные детективы «роются» в тайнах иркутского прошлого. Предлагаем вашему вниманию два фрагмента (с небольшими сокращениями), связанные с событиями давно минувших дней.

– Вы знаете, – обратился Владимир Фёдорович к Краснощёкову, когда они как любители острой кухни по установившейся традиции перед православным Рождеством встретились в кафе «Азия», чтобы отметить Новый год, – оказывается, купец 1­й гильдии Евфимий Кузнецов не только занимался бизнесом, но и несколько раз избирался городским главой Иркутска. Правда, его авторитет среди иркутских купцов и уважение горожан появились не сразу.

Кузнецов переехал в Иркутск, как вы помните, во времена правления губернатора Трескина из Тобольска, где они познакомились, и он сразу стал одним из лидеров «партии Трескина» – этому способствовало его близкое знакомство с женой губернатора. Его современники оставили о нём воспоминания, как о необыкновенном красавце, а «Трещиха» любила общество красивых мужчин.

Ещё до переезда купца в Иркутск губернатор предоставил Кузнецову монопольное право на открытие питейных заведений по Московскому тракту в Иркутской губернии. Думаю, что на питейном бизнесе он сделал хорошие деньги, позволившие в дальнейшем вложиться в золотодобычу и ещё больше разбогатеть.

– В этом вы можете не сомневаться! Вы что­нибудь слышали о Крыловском погроме? В середине 18­го века в Иркутске разразился большой скандал, связанный с питейными заведениями, который продемонстрировал не только их высокую доходность, но и умение иркутских купцов объединяться против представителей государственной власти, для отстаивания своих интересов.

– Очень интересно! – заинтересовался Владимир Фёдорович. – Расскажите.

– Один из влиятельнейших вельмож императрицы Елизаветы Петровны, доверенное лицо её фаворита графа Петра Шувалова, обер­прокурор сената Александр Глебов получил вне конкурса откуп на производство винокурения в Иркутской провинции – так тогда называлась наша область, и сразу же его перепродал двум петербургским купцам. Я специально перечислил все регалии Глебова, чтобы показать на каком уровне был решён вопрос в его пользу. Однако иркутские купцы отказались уступить свои права.

– Не зря каждый назначенный в Иркутск губернатор первым делом стремился подавить купечество, но чаще всё получалось наоборот и снимали с должностей государственных чиновников.

– Вы правы. Почти так же произошло и в тот раз.

– Вы сказали «почти»?

– На сторону купцов встал вице­губернатор Иван Вульф, управлявший Иркутской провинцией. Тогда влиятельный Глебов инициировал дело о злоупотреблениях иркутских купцов по производству и продаже водки и добился принятия сенатского указа о создании следственной комиссии во главе с Петром Крыловым, получившим неограниченные полномочия. В Иркутск Крылов прибыл в 1758 году и первое время вёл себя скромно, собирая информацию о купцах и тщательно изучая документы о винокуренных заводах за тридцать лет. Через полгода он, окружив себя специальной охраной из 77 казаков, устроил настоящий террор против местного купечества, арестовав более 70 человек, и стал выбивать из них показания. Он также вынудил иркутского бургомистра Николая Бречалова признаться, что ведро вина, производимого в винокуренных заводах за 50­60 копеек, иркутские купцы продавали за рубль и даже выше, а излишки денег делили между собой. Опираясь на признания, Крылов заставил купцов собрать и передать ему сумму в виде штрафа в размере 150000 рублей, не считая того, что он ещё лично прихватил себе немало имущества и денег.

– Получается, что производить алкоголь всегда было выгодным делом?! Но почему бездействовал вице­губернатор?

– Летописцы описывают Вульфа как доброго, обходительного и честного человека, но безучастного к государственным делам. Он опирался на своих помощников, которые фактически и управляли провинцией. Когда скандал достиг своего апогея и Вульф уже не смог больше оставаться наблюдателем, Крылов просто отстранил его от дел, посадив под домашний арест. Более того, Крылов вынудил иркутян написать прошение в сенат, чтобы его самого назначили вице­губернатором вместо Вульфа.

– Ничего себе! – удивился Владимир Фёдорович. – Но как люди пошли на это?

– По описаниям летописцев, Крылов бесчинствовал, вёл крайне разгульный образ жизни и с помощью своих казаков сумел запугать всё население до крайней степени: женщины даже боялись выходить из дома, чтобы не встретиться с ним, им пугали детей. Его назначение вице­губернатором могло бы состояться, если бы за горожан не вступился епископ Иркутский и Нерчинский Софроний, который был лично знаком с императрицей Елизаветой и имел большой авторитет в Святейшем Синоде. Написав донесение Елизавете и письмо петербургскому митрополиту, он тайно отправил их в Петербург со своим посланцем, успевшим обогнать курьера, посланного Крыловым в сенат. Вскоре последовало высочайшее распоряжение арестовать Крылова и скованным отправить в Москву, что и было исполнено 20 ноября 1761 года.

– Можно сделать вывод, – подытожил Владимир Фёдорович, – что антагонистические от­ношения между представителями государственной власти и иркутскими купцами возникли задолго до назначения Трескина иркутским губернатором. И те жёсткие баталии с купцами, которые разыгрались в начале 19­го века с его участием, по сравнению с Крыловским погромом выглядят, как безобидные шалости.

– Здесь надо подчеркнуть, что в обоих случаях поводом для противостояния государственных мужей и купечества была не личная неприязнь, а финансовые интересы и коррупция. Питейные заведения во все времена не только существенно наполняли государственную казну, но и служили средством обогащения для предприимчивых людей, которые постоянно боролись за контроль над производством и продажей алкоголя.

– Поэтому, – продолжил Владимир Фёдорович, – иркутские купцы имели все основания невзлюбить Кузнецова. Он с помощью Трескина получил монопольное право на содержание питейных заведений по Московскому тракту, но в дальнейшем продавал «пития» и по Киренскому уезду, Якутскому и Илимскому округам и имел несколько водочных заводов.

– Вы правы! – согласился Краснощёков. – Он пользовался поддержкой Трескина, но не ввязывался в борьбу с иркутскими купцами и не нажил среди них прямых врагов, что позволило в дальнейшем установить с ними деловые отношения. И этому поспособствовал генерал­губернатор Сперанский, который жил в доходном доме Кузнецова и с ним подружился...

– Евфимий Кузнецов просто удивительный человек, – восхитился Владимир Фёдорович, – будучи фаворитом презираемого купцами губернатора Трескина, он сумел быстро войти в доверие к генерал­губернатору Сперанскому, который отстранил от должности Трескина, и при этом остаться наверху иркутской иерархии.

– Кузнецов со сменой губернатора не только сохранил свои позиции, но ещё больше укрепил их – установил связи с новой губернской администрацией и иркутскими купцами. Уже через год после отстранения от власти Трескина Кузнецов окончательно переехал из Тобольска в Иркутск, где в 1821 году стал купцом 1­й гильдии.

– Многие историки и современники Кузнецова отмечают, что он быстро сходился с людьми и умел поддерживать дружеские отношения.

– И за счёт этого продвигать свой бизнес! Я думаю, вы согласитесь со мной, – обратился Краснощёков к Владимиру Фёдоровичу, – что дружба с чиновниками – это ёмкое понятие, включающее в себя не только симпатию, но и совместные дела. При смене губернаторов остававшиеся на своих должностях губернские чиновники явно рекомендовали своему новому руководству купца Кузнецова как щедрого и надёжного в делах человека. Многие его и наши современники знают Евфимия Кузнецова как крупнейшего благотворителя, но никто не знает, какие бизнес­проекты он продвинул, используя связи в администрациях.

– Да, бизнес и власть – это неразделимые братья, – поддержал Владимир Фёдорович, – если хотите, две стороны одной медали: каждый стремится к развитию, но одни нуждаются в поддержке и защите, а другие в деньгах. В этом плане показательный пример – освоение Приамурья. Россия хотела укрепить свои позиции на русском Востоке, но государство денег для этого важного дела практически не выделяло. Возможно, успехи генерал­губернатора Муравьёва­Амурского были бы не так существенны, если бы не щедрая помощь купца Кузнецова, предоставившего для этого три миллиона рублей. Но опять же, если бы не постоянная поддержка власти, смог бы Кузнецов заработать такие большие деньги? Всё взаимосвязано.

– Евфимий Кузнецов, возможно, и заработал с помощью чиновников огромные деньги, но он их не тратил на приобретение дворцов за границей, личные яхты, саморекламу и удовлетворение других своих прихотей. Большая их часть шла на благие цели, за что его зауважали купцы и чиновники и полюбили простые иркутяне. К сожалению, нынешние иркутские олигархи не отличаются высоким стремлением к благотворительности – они больше думают, где бы ещё урвать, и их жадности нет предела...

– Не всё так однозначно. В 50­е годы, когда Кузнецов после удачно приобретённого золотоносного участка несметно разбогател, стал иногда «чудить», поражая своими тратами иркутян... Но я с вами соглашусь, что трудно найти в истории Иркутска человека, который бы так же много сделал для нашего города, как Евфимий Кузнецов, – подытожил Владимир Фёдорович. – Он не только помогал церквам, на его деньги в нашем городе было построено несколько общественных зданий, часть из которых сохранились и служат иркутянам в наши дни. Нужно отдать должное, что он не только жертвовал деньги на строительство учреждений, но и стремился обеспечить их деятельность после открытия...

<...>

– Но почему главным инициатором и благотворителем строительства Казанского собора стал Евфимий Кузнецов, вы не задумывались? – спросил Владимир Фёдорович партнёра при следующей встрече.

– Он в то время был старостой Богоявленского собора и хорошо понимал необходимость появления нового прихода. Кроме того, после окончания правления Трескина он заработал большие деньги на золотодобыче и к середине 19­го века стал миллионером, – Краснощёков заметил, как Владимир Фёдорович привстал из­за стола. – Вы думаете иначе?

– Я уверен, что миллионеры вкладывают большие деньги на строительство церквей, чтобы замолить свои грехи.

– Что ж, я не исключаю и этой причины. Тем более, частично об этом он упоминает сам в своём послании преосвященному Нилу в 1849 году: «Я имею на себе обет, данный Господу Богу в дни испытаний моих, когда боролся с лишениями и опасностями... Обет сей, много лет носимый в душе моей, в том состоит, чтобы собственными средствами, без всякого стороннего вспомоществования, но своеобразно с требованиями времени, воздвигнуть в Иркутске Кафедральный Собор. Преисполненный сими чувствами, обращаюсь к вашему Высокопреосвященству с покорнейшею просьбою. Примите в распоряжение своё для издержек на построение Собора представляемый при сём капитал... Всего на сумму 250 тысяч руб. серебром».

– Знаете, – загорелся Владимир Фёдорович, – не кажется вам, что это отголоски загадочной трагической гибели жены Трескина?

– Всё может быть. Но думаю, любой предприимчивый человек, достигший крупного успеха, как правило, не безгрешен. Предполагаю, что в процессе развития своего бизнеса он не раз совершал неблаговидные деяния, например, давал взятки чиновникам и судьям, о чём указывают его современники – летописцы и купцы, лично с ним знакомые.

Это же наблюдается и в наши дни. Вы согласитесь со мной, что нынешние олигархи не смогли бы добиться столь впечатляющих успехов без нарушения закона, и божьего, и общественного...

– Согласитесь и вы, что это не те грехи, которые мотивируют такие огромные вложения на благотворительность. Тем более, кроме денег на строительство собора в сумме 250 тысяч рублей он безвозмездно вложил немало средств и в другие проекты, например, постоянно оказывал помощь в ремонте других церквей и развитии Вознесенского и Знаменского монастырей.

– Это подчёркивает его высокую религиозность. Но если рассуждать в вашем ключе, то можно сделать вывод, что Бог не особо благоволил к дару купца. Во­первых, Евфимий Кузнецов уже через год после своего дарения на строительство нового собора умер и ему не удалось построить его только за свои деньги, о чём он мечтал – вопрос с началом строительства по разным причинам затянулся на многие годы, что существенно увеличило затраты на его строительство. <...>

– И что стало с деньгами Кузнецова? В наше время их бы растащили за один год.

– Кузнецов передал не наличные деньги, а казначейские билеты, размещённые в банке, на которые ежегодно начислялись проценты, примерно в сумме 10 тысяч рублей. Понимая, что после строительства понадобятся средства на её содержание, он предложил ежегодно тратить деньги в количестве, равном процентам от вложенной им суммы, чтобы и капитал сохранился, и хватило на строительство, допуская больше трат только в первый год. Распоряжаться деньгами он уполномочил Епархию... К началу строительства внесённая им сумма увеличилась почти в два раза, и составила 466 тысяч рублей.

– Ничего себе! – восхитился Владимир Фёдорович. – В то время большой каменный двух­этажный дом можно было построить за десять тысяч рублей...

– Это правда... Но только 17 апреля 1875 года Кафедральный собор был торжественно заложен архиепископом Вениамином в присутствии генерал­губернатора Восточной Сибири барона Фредерикса, чиновников и горожан...

• Расскажите об этом своим друзьям!