Вам здесь жить (миниатюры) |
06 Октября 2024 г. |
Виктор Секерин был журналист и учёный, писал статьи, книги и – миниатюры в газеты. Так учили раньше на факультетах журналистики, когда вёрстка осуществлялась вручную укладкой в наборную форму отлитых на линотипе, порой ещё тёплых, строк при помощи шила, которым мастерски владел каждый метранпаж, а макеты страниц будущей газеты создавались при помощи линейки-строкомера. Если рядом с большими материалами оставался «воздух», его заполняли «информашками», а на последнюю полосу шли лирические миниатюры. Виктору Секерину они удавались всегда, их можно было найти от газет Выборга, где он проходил студенческую практику, до нового рода газет Читы середины 1990-х. Виктор Павлович Секерин родился на ст. Тимлюй БурятМонголькой АССР в 1939 г. В 1962 г. окончил Уральский госуниверситет, в 1965м стал кандидатом философских наук. Преподавал в Красноярском и Иркутском государственных университетах, в читинских политехническом и медицинском институтах общественные науки. Автор книг «Религии на карте Забайкалья» и «Как большевики отучали нас любить Родину», детских книг. С 1996 г. – доцент кафедры литературы ЧГПИ. Первый куратор отделения журналистики ЗабГПУ им. Н.Г. Чернышевского. Ушёл из жизни в 1997 г. *** Мелодии сынаЧерез час ему надо идти на урок. Он решительно откладывает книгу, берёт ноты, садится за пианино. Вчера он разучивал марш, весёлый и звонкий, сегодня ему лишь надо повторить раз-другой и можно спокойно идти к строгой учительнице. Но в комнате тишина. Марш не звучит. За окном давно льёт дождь. Блестят желтеющие листья тополей и яркие, красные плоды яблонь. Сын смотрит в окно и марш не звучит. Он идёт в другую комнату, несёт вазу с астрами. Постоял, подумал. Сходил на кухню и положил возле вазы три больших красных помидора. Снова сел, задумался. Нет, не то. И астры, и помидоры – не весна, а тоже осень. И он заиграл. Что он играл, не знаю ни я, ни он сам. Длинная грустная мелодия лилась, как дождь, и если в ней были весёлые аккорды, то они казались лишь красными яблоками, тоже, как и крыши домов, и зонтики над головами, мокнущими от тихой бесконечной воды. … Возвращается сын с урока под вечер. – Почему так долго? И, что получил? – спрашиваю его. Он улыбается: – Ничего. Я не играл. Играла учительница. – Длинные осенние мелодии? – спрашиваю я. Марик не отвечает. Он смеётся. Кивает мне головой. … Какое счастье, когда люди понимают душу друг друга! *** Четвёртая метельЛюбимому Иркутску Все знают зимние метели, все помнят их. То суматошные – налетят и иссякнут внезапно, то протяжные – на несколько дней, после которых остаются сугробы на улицах и повисают кружевные подзоры с крыш, они, несмотря на стужу, радуют души, румянят щёки. Сибиряк без них не был бы сибиряком. Приходит тепло, зацветают черёмуховые и яблоневые кусты, и кружится над городом, над крышами его старых домов и вдоль новых широких улиц самая нежная, душистая весенняя метель. Удивительно прекрасен тогда город, добры люди, светлы их думы. Любовь тревожит в те хмельные дни и ночи и тех, кто любит, и тех, кто не любил ещё, и тех, кто давно и навсегда отлюбил. Потом зацветает жёлтая акация, и полетит тополиный пух. Студенческое жаркое лето. В нём всё вперемежку – экзамены и свидания, прощания выпускников и новые встречи. Не все любят летние метели, но как без них: они напоминают о зиме и весне, незримо связывая в единое целое бесконечне события и дни. Мне всё казалось, что иных метелей в Иркутске больше не бывает, но вот недавно пронеслась над ним удивительная по красоте и силе своей осенняя метель. Лето было тёплым и сырым, густо росла трова вдоль улиц, листва на кустах и деревьях. Сентябрь перекрасил зелень во все оттенки жёлтого и красного, смочил листья дождём и сказал ветру: «Пора!». И закружилась листва: как снег зимой, как весенние лепестки черёмух и яблонь, как летний тополиный пух, – густо, весело, бесконечно. Люди шли под эту праздничную метель и говорили друг другу: – Смотрите, какой удивительный листопад! Было видно, как любят они свой красивый город, было ясно, что он бесконечно дорог им. А Иркутск смеялся и говорил сквозь весёлый смех: – Вам жить здесь, и никуда вам от меня не уйти. *** Сентябрьская грозаНачинался день по-осеннему – с утренней прохладой, с хрустящими под ногами лужами в низинах, с похожим на снег густым синеватым инеем. Небо проснулось ярким, голубым. Ничто не предвещало грозы. Но к полудню пришли из-за сопок крепкие чёрные тучи – и загрохотало вокруг. Молнии били яростно, часто, длинно. Дождь плотной стеной шёл на поля и леса, старательно обливал дороги и машины на них. Совсем как летом, как в знойном июле, когда сенокосная пора и созревают хлеба, когда солнце с утра печёт так, что к полудню без грома и дождя, кажется, никого не разбудишь – ни людей, ни природу. А тут совсем не лето: леса в яркой позолоте, пустые луга и поля, ни стрекота насекомых, ни птичьих голосов. Мы сидели у костра с Юлианом и Павлом на краю поля за Смоленкой и наблюдали за буйством грозы и смешением времён года. Никто не заглянет в душу природы, никто не поймёт её. То ли лето в тот день навёрстывало упущенное, то ли осень решила позабавиться чужой игрушкой. *** ОсеньОсень – это пора золотого листопада и мелких долгих дождей. Осенью все поля и огороды пусты, только на некоторых грядках ещё цветут анютины глазки. Деревья спят без листьев, а вокруг них словно хороший ковёр: золотой, красный, багряный. После дождя воздух тих и свеж. Воробьи и голуби сидят хмурые, взъерошенные и мокрые. Только, как ничего не бывало, летают и прыгают синички. Долго стояла тёплая пора, потом неожиданно выпал глубокий снег. Казалось, наступила зима, но снег снова растаял; и сейчас снова осень.
|
|