Таёжный плен. Отрывок из повести |
03 Января 2020 г. |
Александр Георгиевич Никифоров – член Союза писателей России. Родился в 1944 году в г. Черногорске Красноярского края. Автор поэтических сборников «Подснежные ягоды», «Узник Любви», «Крылатый пахарь», «Малая Родина», изданных в Якутске, Качуге и Иркутске. В 2014 году вышла книга его прозы «Таёжный хлеб», которую составили произведения, написанные в разное время. В аннотации этой книги сказано: «Герои повестей и рассказов Александра Никифорова – сибиряки, его земляки, люди, которых он хорошо знает, и это помогает ему показывать их поступки правдиво и строго, не превознося мужество и не осуждая слабости». Сегодня мы публикуем отрывок (с небольшими сокращениями) из повести «Таёжный хлеб». Опасное времяВ последние дни уходящего года сильные морозы и глубокий снег сделали промысел невозможным. Пушные зверьки, пережидая стужу, а гнуло уже под –60, затаились в норах, дуплах, гайнушках, кто где. Собаки уже не помогали. Поныряв в сугробах по одинокому следу, быстро выбивались из сил и возвращались на лыжню к хозяину. Заметив это, Алексей не стал брать их с собой. А после нескольких пустых обходов и снасти все поснимал. Наступила самая тяжёлая пора зимовки. Безделье и ожидание. Смертельная опасность, что сдадут нервы. К тому же шарахнул такой мороз, что и носа не хотелось высовывать из зимовья без надобы... 15 декабря Егор словно взбесился. С самого утра он начал донимать друга своим нытьём: «Никакого вертолёта не будет... Что-то нужно делать... Дома баба без присмотра... Детишек бы увидать поскорее». И так далее... Медведев, не на шутку испугавшись, пробовал успокоить его: – Не придёт вертолёт – весной, прихватив пушнину, выйдем пешком или сплавимся. Продуктов хватит. Чего кипятиться? – Ты – холостяк. Тебе что! – последнюю каплю в чашу терпения друга уронил Егор. И Медведев взорвался: – Займись самообслуживанием! Говорят, помогает!.. – Я тебе, что? Животное, что ли? – обиделся Егор. – Танкист! Не скули, а? Я тебя предупредил перед высадкой? – и тут же спохватился: – Извини! Однако сменим пластинку? Воцарилось молчание, только слышно было, как сопит обиженно Егор. Немного помолчав, Медведев продолжил: – Вот побаниться бы надо, да и бельишко в порядок привести, а то обовшивеем. Как думаешь? После напоминания о разговоре в вертолёте, Егор притих, крыть было нечем. До вечера он сопел, а за ужином пообещал: – Будет баня. – Ну вот и ладушки! Летом мы тут, неподалёку, вездеход заправляли, пустую бочку скинули. – Подозрительно ты запаслив! – пошутил враз повеселевший Егор. Чтобы устроить банный день, оставалось дождаться, когда одеяло туч укроет тайгу от жуткого дыхания космоса. И, как по заказу, через несколько дней стужа смилостивилась до минус тридцати. Таёжная баняВ зоне вечной мерзлоты мыться на земляном полу – значит угробить здоровье. А до ближайшей бани ходу промысловикам было не менее полутора сотен км. Правда, согласно преданиям, у народов Крайнего Севера существовал довольно оригинальный способ очищения кожи, что-то наподобие мытья, только при помощи пота. Делалось это следующим образом. По весне, когда нижняя кожаная одежда становилась ветхой и засаленной, в тёплый солнечный день человек одевался ещё теплее, бегал, прыгал до изнеможения, пока пот не польёт. Затем снимал с себя старьё и соскабливал грязь с тела. После чего надевал новую одежду, а старую сжигал. Возможно, так бы и поступили наши герои, но их нательное бельё было хлопчатобумажным, а температура на свежем воздухе явно не сопутствовала бы такой затее. Горячев жил крайностями. После хандры, как правило, на него нападала неуёмная деятельность и оптимизм. Так и на этот раз. Проснувшись в плохом настроении, он вышел из зимовья и сразу же повеселел. После вчерашней стужи ему показалось: вот-вот, и всё начнёт таять вокруг. Он глянул на термометр: – 25°. И решил: сегодня банный день. ...К вечеру бочка горячей воды, подвешенная на проволоку между двумя стоящими деревьями, парила, как Ключевская сопка. Из-под бочки огонь убрали, а неподалёку развели ещё один костёр, между бочкой и костром на вычищенном от снега мху была уложена зелёная перина из пихтушек. На лавке, принесённой из зимовья, стояли ведро, кастрюля вместо ковша, болванка хозмыла и продуктовая авоська, которой была отведена роль мочалки. Когда Егор по-быстрому скинул с себя одежонку, Медведеву стало смешно и жалко друга. Если бы не кудрявая рыжая бородёнка, Егор вполне сошёл бы за мальчишку. «Господи! Кого я в тайгу затащил? – мелькнуло в его сознании. – И откуда у него энергия берётся? Прямо какая-то загадка природы...» – старательно поливая на голову друга, раздумывал Медведев. А Егор в эти минуты блаженствовал. Старательно намылившись, он весело заверещал: — Ну, Чингачгук! Ну, родной! Не дай задубеть! Не обращая внимания на летящие во все стороны брызги, Алексей старательно поливал и поливал Егора. Но кончилась разведённая в ведре вода, и он, зачерпнув горячей, быстро накидал в неё снег, да не угадал. Горячев взвизгнул от неожиданности: – Нельзя ли кран с холодной водой прикрыть?! – Подожди малость, добавлю горячей. И через минуту Егор опять был на седьмом небе. Стараниями друга холода он почти не чувствовал. И лишь заскочив нагишом в зимовье, разочарованно заметил: – Ба! Да здесь холоднее, чем на улице! Обсохнув как следует и напившись чаю, озадачился: – Как же я буду поливать на тебя? То ли с лавочки, то ли с дерева? Медведев мылся не торопясь, покрякивая потихоньку и не разбрызгивая воду. Высокий, плотный, розовый от горячей воды, тёплая ему не нравилась, он с чёрной окладистой бородой казался сказочным богатырём на заснеженном фоне тайги. Ничем не нарушая банный ритуал, как и положено, по-русски приняли трижды по глотку спирта и спали, пока не остыла печка. РазногласиеПосле помывки на морозе Егор немного успокоился и даже новогоднюю ночь не омрачил нытьём. Ровно в полночь, по «Спидоле», чокнулись кружками с крепким чаем, решив, что спирт пора беречь. Немного поговорили о том, о сём. Вспомнили прежние гуляния и, подбросив дров в печку, угомонились до утра. Пришёл новый год, а заботы остались старые. Прошла ещё неделя, а вертолёта так и не было. ...Когда Егор в очередной раз начал трепать ему нервы, Медведев предложил ему: – Подождём ещё? В конце дальнего путика, на востоке, я до последних дней слышал пролетающую вертушку. Там где-то буровая нефтяников. Авось, завернёт к нам Николаич... – Жди. Я пойду! – решил Егор. – Не майся дурью! – беззлобно заметил Медведев и отвернулся, но вдруг, почуяв странный холодок в груди, – такой бывает в минуту смертельной опасности, – вполоборота глянул на Горячева и заметил нехороший блеск в его глазах, а в руке нож, которым тот странно поигрывал. – Ну и сдохнешь один, – тихо сказал Медведев, оделся не спеша и вышел за дверь. Егору стало стыдно и страшно. Со всей силы он воткнул нож в стол, залез с ногами на нары и взглядом уткнулся в стену, пока не опомнился. Вскоре пришёл Медведев и, как ни в чём не бывало, поделился мыслью: – Егор! Если надумал выходить из тайги, то наши лыжи, заводские, узковаты и не годятся снежную целину ломать. Надо широкие. Делай! Руки-то у тебя – золотые... – Эка невидаль – лыжи! Будут! – воспрял духом Егор. И где-то далеко-далеко в его сознании замаячила надежда освобождения из таёжного плена. ЛыжиПоиск подходящего дерева для новых лыж Егор начал на следующий день и прямо от дверей зимовья. Визуально для этой цели подходила высокая прямая ель, стоящая посередине вырубки, где они готовили дрова на зиму. Еловая древесина вполне пригодна для снегоступов, но Егор был вынужден отказаться от такого варианта. Путь предстоял неизвестный. Вдруг придётся пробираться по горельнику? Или ветровальным участком тайги? Не поломаешь, так исшоркаешь донельзя. За вырубкой белой стеной почти под скальными обнажениями стояли средневозрастные лиственницы. И Егор решил осмотреть их. Он побрёл к ним, утопая выше колен в снегу, на ходу размышляя: «Тяжеловаты, конечно, будут, зато – надёга!» ...Скинув телогрейку, стал обтаптывать снег вокруг облюбованного дерева. Сверкнула стальная молния топора, и лиственница затряслась, застонала. Летела веером оранжевая щепа. Егор рубил и рубил минут пять без передышки. Потом остановился, глянул – куда же направить падение лиственницы, поправил засечку и перешёл на другую сторону. Вскоре дерево пошатнулось, начало крениться, затрещало и, набирая скорость, впечаталось в снег, раскидывая в стороны хрусткие от мороза ветви. Подошёл с двуручной пилой Медведев на помощь... Отшыркав от ствола два сутунка, один подлиннее, другой покороче, раскололи их на плахи и за несколько ходок перевезли на нартах к зимовью. Четыре заготовки занесли в жильё, остальные оставили на улице, про запас. Чтобы плахи полностью оттаяли к утру, подвесили их к потолку, но подальше от печки, чтобы ничуть не повело. На радость Егора волокна плах были как натянутая струна. И что не маловажно, даже без единого сучка. К утру в зимовье запахло июнем. Наскоро позавтракав, Егор начал обтёсывать плаху, Медведев приобщился к работе чуть позже, после того, как покормил собак и поставил квашню на хлеб. Егор, торопливый в поступках, работал медленно, основательно. Несмотря на худобу и малый рост, руки у него были крупные, мускулистые, с толстыми короткими пальцами. Видно было, что с топором он был знаком с детства. У запасливого Медведева железки для рубанка не могло не быть. Нужно было только поправить жало. На следующий день Егор протянул другу новёхонький, изготовленный по всем правилам столярного дела, рубанок: – А ну, поширкай! Сними пробу! Строгали попеременно. Немало пришлось помучиться, когда загибали носки лыж. Но, поломав одну заготовку, потом другую, скумекали дольше распаривать. В конце концов, и эту операцию осилили. На крепления Егор не пожалел свой кожаный дембельский ремень. Медведев пожертвовал два новых собачьих ошейника. Испытав лыжи на ход, подвесили их снова к потолку – досыхать, и через неделю две пары самодельных снегоступов, готовых в любую даль по любому снегу, торчали в сугробе возле зимовья. ...Пока возились с лыжами, прошло порядочно времени, но вертолёт так и не появился. Медведев за это время приготовил в дорогу сушёного мяса, рыбы, сухарей. Егор чинил обувь и одежду себе и другу. Когда всё было готово в дорогу, Медведев по морозу выходить из тайги отказался и ещё раз попробовал отговорить Егора от ненужного риска: – Сбавь газ. Танкист! Однако ещё не поздно… – Нет, уж лучше замёрзнуть, чем сойти с ума. Воцарилась тишина, которую изредка нарушал лишь жук-короед, где-то глубоко под корой дерева проснувшийся от обманного тепла. Спаренщики сидели за столом друг против друга. Алексей снял очки, долго и тщательно протирал стёкла, близоруко щурясь на Егора. После посадил окуляры на место и, ещё немного помолчав, тихо спросил: – Ну, кипяток, остыл? – Да ты не бойся! Я записку оставлю: ушёл по своему желанию. – Вытрешь ею свою... — побледнел Медведев, но тут же мгновенно взял себя в руки: – Ладно… иди... Надумаешь вернуться – жду! Но провожать не буду. Перед расставанием он начертил на тетрадном листе в клеточку план-схему выхода на центральный профиль № 22. Объяснив, на что ориентироваться и где лучше останавливаться на ночлег, протянул листочек Егору: – Возьми! Авось, пригодиться... – Спасибо, Алёша! – искренне поблагодарил Егор друга, свернул вчетверо лист и положил во внутренний карман к документам на малопульку. С вечера приготовили запас продуктов и ружьё, а на рассвете распрощались молча, сурово по-мужски. Когда Егор ушёл, Алексей сел у стола и просидел, не шевелясь, весь день. Он прекрасно понимал, что Горячев далеко уйти один не сможет. Но и держать его было бессмысленно. С другой стороны, выходить по морозу в такой путь – почти безумие. Подверни кто ногу, заболей – и два трупа... Не думал, не думал Медведев, что Егор окажется таким упрямым, аж до глупости. Но поздно. Что-то надо предпринимать. Ночь под открытым небомНа подбазе, как попало перебедовав первую ночь в драной палатке, Егор наконец-то опомнился: в одиночку предстоящий путь ему не осилить никогда... Он встал с чурбака, на котором почти всю ночь просидел возле печки, иногда проваливаясь в сон. Немного постоял, подошёл к центральному колу палатки, обхватил его руками и прижался забородевшей щекой к холодной лиственничной коре. И заплакал, завыл во всю силу лёгких. Воя, принялся трясти кол, затем распинал дрова и, выскочив из палатки, упал лицом в снег. Стужа сняла жар. Вернувшись в палатку, он снова сел у остывающей печурки, покурил и, тяжело вздохнув, стал собираться в обратный путь к зимовью. Но только он надел лыжи, как из-под берега вынырнул Кучум. Виляя хвостом, собака подбежала и села рядом с остолбеневшим от удивления Егором. А через минуту появилась Майка, следом, с набитым до отказа рюкзаком за плечами, Медведев со своей трёхлинейкой. Поставив винтовку возле палатки, снял рюкзак, лыжи, и присев на корточки, медленно, с расстановкой сказал: – Ну... придурок... замерзать будем... вместе... – Двое – не один! Не замёрзнем! – радостно захлюпал Егор.
|
|