Старая картина

(«Перенесение мощей святителя Иннокентия»)

Явись же память о былом, дозволь

час торжества вернуть и свет,

коснувшийся и ликов тех, и судеб,

что сохранились на картине позабытой,

под потемневшим лаком затаившей

истории причудливые грани...

* * *

Нам медленно откроется картина

торжеств далёких, погружённых в Лету,

и занавес, шурша, представит взору

лиц и судеб былую пестроту.

На сцене: монастырское подворье,

заполненное шумным многолюдьем

мещан, военных, казаков и разных

чиновников, и скромных, и великих.

Искусство живописца нам покажет

одежд старинных дорогую тяжесть

купецких жён и дочерей, чьи шубы

материей покрыты златотканой,

являя всем торговую успешность

ухватливых супругов и отцов.

Художник кистью быстрой обозначил

персон вельможных гордую осанку,

очерченную модным силуэтом,

и мягкий свет английского сукна

мундирных фраков их,

смягчающих гонорность

притворной лессировкой этикета.

Однообразье гарнизонной униформы

лишь вспышкою внезапной оживил он –

сиянием трёхцветного плетения

у офицерских шарфов поясных.

На плоскости картины мы заметим

всю пестроту чиновного сословия,

и робость суеты их сюртуков затёртых

в присутствии вельможных первых лиц,

сермяжного кафтана неприметность

толпы народной, оживляемой цветеньем

платков и кушаков,

на праздник припасённых.

Мы вместе с очевидцем отмечаем

событья дальнего неяркие приметы:

снег февраля, истоптанный толпою,

стен монастырских белизну и свежесть...

И в рубищах, с последнюю надеждой

согбенных нищих. Их мольбы и стоны –

лишь к памяти Святителя, чьи мощи,

в священном гробе, в плотном окруженье

градских церквей священников

иркутских,

торжественно несут из места покоенья

на встречу с Чудотворною иконой.

С благоговеньем следуют за гробом

купцов первейших именитые персоны,

отмеченные выбором почётным

и почитаньем имени Святого.

За ними вслед – бурливой пестротою

и праздничных одежд,

и ликов просветлённых,

в живом потоке – толпы горожан.

Разгорячённые морозом, многолюдьем,

волненьем небывалого событья –

свидетели чудесных исцелений

и жаждущие скорого предела

жестоких мук, терзающих тела их,

все в общем празднике –

дух умиротворенья и Веры торжества!..

Картины многоцветие вбирает

старинных срубов

тёплый цвет и ветхость,

парчи серебряной одежд церковных

неровный блеск, сияние свечей...

И мерным гулом – звоны с колокольни,

и хора семинарии дисканты

вливаются звенящим птичьим пеньем

в неоспоримость дьяконских басов.

И в единенье с торжеством церковным –

последний праздник гордости купецкой

(в дыхании лет он сменится поспешно

властей губернских полною победой).

Всё это многолюдье быстрой кистью

запечатлел, проживший рядом с ними

всю жизнь свою, участник торжества.

Хоть имя и фамилия его –

обыденно неярки, неприметны,

звучание их да привлечёт внимание,

напомнит вновь,

пусть об уже прошедшем,

но славном времени

в истории Иркутской...

• Расскажите об этом своим друзьям!