Семья (глава из книги "Сила веры")

Отдавая много сил и времени работе, я каждый свободный миг старалась посвятить семье, детям, мужу, отрывая, в основном, время от сна.

Заняться семейными делами удавалось главным образом поздними вечерами, в выходные и в дни отпуска; я гладила детям форму, делала с ними домашние задания... Часто приходила с работы, когда они уже спали. А ещё необходимо было писать дома выступления, доклады, письма – деловые и родным.

Много помогали мне мама, свекровь и, конечно, терпеливый муж, с ним мы прожили сорок два года. Валентин был в семье старшим из четырёх детей. Работать начал с 12 лет. У него было большое терпение и своё дело, которым он был увлечён. Валентин Николаевич был рационализатором, изобретателем, работал сначала слесарем, затем конструктором, был очень уважаемым человеком. Когда он работал на авиазаводе слесарем­лекальщиком, его портреты носили на праздничных демонстрациях, коллектив гордился им.

У нас дома, на лоджии, он оборудовал себе мастерскую и всё время точил и изобретал, конструировал – снегоходы, мини­тракторы, стал победителем выставки «От сохи до космоса», награждён дипломом ВДНХ. Он был очень эрудированным, интересным человеком.

Однажды я прихожу домой, знаю, что он дома, ищу его по комнатам и не нахожу. Встревожилась, думала, что приступ астмы у него. Слышу: на балконе станок заработал. Выхожу, а там стружки летят во все стороны, мой конструктор увлечён очередной идеей, никого не видит и не слышит. Подошла и спрашиваю:

– Валентин Николаевич, что это вы всё точите 35 лет?

А он улыбнулся и говорит:

– Вера Семёновна, я ведь вас не спрашиваю, где вы 35 лет бегаете, – и улыбается так хитро.

– Ну, – говорю, – 1:1. Пойдём ужинать.

Он иногда надо мной подшучивал. За­мешиваю тесто для пирогов, мне то и дело звонят. Ставлю пироги в духовку, а муж говорит:

– А теперь и телефон ставь!

Смотрю, а аппарат весь в тесте.

Глядя на свою семейную жизнь, хочу сказать молодым: главное – Семья, Любовь, воспитание детей. Ничто так не воспитывает, как семья. Ничто не приносит такого счастья, как семья. И ничто не огорчает так, как невзгоды в семье.

Сегодня, когда государство вопросам семьи уделяет крайне мало внимания, когда большинство браков разрушается, страдают от этого в первую очередь дети. Семья – это главная забота государства. Не зря же при советской власти был и такой лозунг: «Крепка семья – крепка держава».

Наши с Валентином дети выросли достойными людьми, получили образование, сами себе организовали рабочие места. Скромные, порядочные.

Я очень горжусь своими детьми – они лучше нас.

Сейчас у меня шесть внуков и, конечно, все наши взоры на них.

Мама моя, к сожалению, своих правнуков не застала. Конечно, мы в неоплатном долгу перед родителями, и я хочу ещё раз вспомнить добрым словом свою маму, Фёклу Петровну. Но каждый раз мысли разбегаются, и мне никак не удаётся подойти к рассказу о ней – настолько неординарный она человек. Если я скажу, что она красивая и умная, добрая и терпеливая, молчаливая и строгая, то это будет портрет всех матерей, и много уже об этом сказано. Вот и я тоже повторила. Она, действительно, неординарная.

У моей мамы был острый ум, удивительная наблюдательность, внимательный взгляд, великолепная память и речь. Когда она воодушевлённо о чём­то или о ком­то рассказывала, это звучало, как музыка. Маму легко и интересно было слушать: она была хороший оратор, имела дипломатические задатки, и я всегда ловила себя на мысли, что если бы она имела возможность получить образование, то могла бы стать дипломатом. Но она умела только расписываться. Внутренняя врождённая культура, такт, самообладание, тональность, умение подметить мелкие детали – всё становилось важным в её рассказах.

Мамины рассказы о том, как она жила в Новосибирске, на заработках, я слушала часто, и просила сама её рассказывать обо всём. Например, как в селе ходили в храм босиком и только перед входом надевали обувь, берегли её.

Мама была для меня не только мамой, но и другом, учителем, помощником, и не только для меня, но и для всей нашей семьи и моих друзей; они её любили, она их тоже.

Как­то мама приехала в гости в Иркутск. Я тогда уже жила в коммуналке, у меня была комната 9 кв. метров. Говорю:

– Мама, готовь ужин, придут друзья, – а сама задержалась на работе. Она приготовила ужин, ждёт. Приходят мои друзья из райкома комсомола (а у нас на работе был создан «комитет бедноты» – так мы в шутку называли нашу общинную жизнь). Стук в дверь. Мама спрашивает:

– Кто там?

– Мы из комитета бедноты, – прикалываются мои комсомольцы за дверью.

А мама отвечает им через дверь:

– Мне Вера сказала, что придут друзья из комсомола, а из бедноты я никого не жду.

Мы и сегодня, когда собираемся с друзьями нашей далёкой светлой юности, всё время вспоминаем со смехом нашу молодость и это первое знакомство моих друзей с мамой. Каждый раз, когда я приходила с работы, она мгновенно открывала дверь, словно ждала, когда я прикоснусь к звонку. Весь день она была дома, смотрела телевизор, слушала радио, живо интересовалась всем происходящим в стране. Вот однажды (во времена правления Л.И. Брежнева) она, встретив меня и накрывая на стол, говорит:

– Ой, Вера, смотрела я передачу, какой Леонид Ильич в молодости был красивый. Вот что делает жизнь с человеком, да он и раненый был. Я тоже уже семь лет в зеркало не смотрюсь.

В другой раз, только открыв мне дверь, спрашивает:

– Скажи, Вера, какого года Леонид Ильич.

– 1906­го, – говорю я.

– У нас Матрёна 1906­го, Анна 1908­го, Настя 1910­го, а я 1913­го, – говорит мама задумчиво и как бы горюя...

– Что это, дорогая Фёкла Петровна, решила сравнивать, так странно? – спрашиваю я.

– Да вот я, Вера, с тринадцатого года, а он с шестого. Я тряпку куда­то положила – три дня найти не могу. Как же он таким государством управляет? Тяжело ему.

Подобные беседы бывали у нас часто вечерами, когда она кормила меня после работы. Однажды я решила поплакаться ей в жилетку: всё, больше не буду с этим человеком общаться, он так нечестно поступил по отношению ко мне, а ещё другом называется. Не прощу.

А она мне:

– Ты что, Бог что ли? Бог и тот грехи прощает. Ты что это возгордилась так? Что, человек и ошибиться не имел права? Нельзя так, столько лет дружите – надо уметь прощать.

Однажды у нас в семье была сложная ситуация, мама сказала:

– Всё, больше я туда не поеду – обиделась, я ничего им плохого не делала. Не поеду, нет, не могу!

Я ей напомнила осторожно её же слова, прочитала стихи Анатолия Софронова: «Умей любить, умей друзей прощать, их промахи и вольности иные...» – и мы поехали к родственникам. Нашему приезду все были рады. И со временем все обиды улетучились. Моя мама говорила мне:

– Не носи плохое настроение ни на работу, ни на люди. И все семейные проблемы оставь дома. Грехи надо оставлять в церкви, а домашние проблемы – дома, а если хочешь вынести, то с ведром – на помойку.

Когда мы куда­нибудь собирались, она всех провожала и всех встречала: и нас с мужем, и детей тоже. Она была очень участлива, вникала во всё, что касалось нас. И вот мне утром пора уходить на работу, надеваю пальто. Она спрашивает:

– Что там у тебя сзади, сборки какие­то?

– Вот, – говорю, – народный контроль вышел; я опаздываю.

– Ладно, ладно, иди.

Но я возвращаюсь, переодеваюсь.

– Вот теперь хорошо, иди.

– Спасибо, мамочка, дорогая моя!

Однажды вечером после работы:

– Вера, и ты к людям так же относишься, как эти продавцы.

– Что случилось?

– Пришла в магазин, который во дворе. Очки с мороза запотели, ничего не вижу, спрашиваю, сколько стоит рыба. «Там написано, читайте!» – рявкнула продавщица. Разве так можно с народом? Как ты к народу, так и народ к тебе.

– Всякое, – говорю, – мама, бывает. Иногда и ругаю, и голос повышаю. Ты же сама предлагала отцу уйти с руководящей должности, работать простым мотористом: утром включить мотор, вечером – выключить. Трудно, мама, с народом работать.

– Да, ты права. У нас был председатель колхоза, вежливый такой: едет на дрожках, если кто идёт навстречу, он соскочит, кланяется, здоровается. Очень вежливый. А колхоз развалил.

– Мы с ней часто и подолгу о многом говорили, я и сейчас с ней говорю. Во времена М.С. Горбачёва я работала секретарём райкома. «Демократические преобразования», «новое мышление»; партийных работников только с грязью не смешивали: склоняли, разоблачали.

Мама очень тяжело переживала за меня. У неё была ишемическая болезнь, высокое давление, ей нельзя было волноваться. Когда я спросила врача, как у мамы с сердцем, он ответил: «У вашей мамы сердце не бьётся, а плещется... И живёт она только потому, что левша». Как потом объяснил мне врач, оказывается, работа левой рукой стимулирует работу сердца.

Один раз вхожу домой после работы, она меня встречает и говорит:

– Ой, Вера, сегодня смотрела, как в Ленинграде встречали Михаила Сергеевича с Раисой Максимовной. Вышли они из самолёта, им расстелили красные ковровые дорожки, Раиса Максимовна красиво одета, улыбаются, их встречают дети и взрослые с цветами. Они идут счастливые. А ты приходишь с работы как выжатый лимон. Уходи с работы, смотреть на тебя мне тяжело.

Я никогда не смогла бы поступить так, как советовала мне моя мама. Для меня счастье – быть необходимой не только своей семье, но и приносить пользу своей стране, своему народу, отдавать всю себя, без задней мысли: а вдруг самой не хватит; жить полной жизнью – это настоящее счастье! А что трудно так жить... Да, сложно... А кому сейчас легко?

Вот и мамочки моей не стало из­за досадного случая: когда она последний раз лежала в больнице, ей кто­то сказал, что её кладут в больницу только потому, что она мать секретаря...

После этого она категорически отказалась лечиться в стационаре. И в 1988 году мама умерла – светлая память ей...

Я посвящаю памяти моей мамы стихи:

СЛОВО МАТЕРИ

Берегите маму свою,

Слушайте каждое слово

И берите его с собою

В жизнь свою, пусть другую.

Не забудьте движения, взгляд,

Всё, что было сказано в детстве:

И слова, и дела, и любовь

Передайте родным по наследству.

• Расскажите об этом своим друзьям!