Лёха. Рассказ

Публикуется в сокращении

Ветер за окном то подбрасывал и начинал кружить старую опавшую листву, то вдруг забывал про неё, и листья тут же снова падали на дорогу, на тротуар, набивались кучами в самых неподходящих местах, добавляя беспорядка на и без того не очень ухоженных улицах. Хотя было ещё светло, день уже заканчивался, и угадывались наступающие сумерки.

Я отвернулся от окна и оглядел комнату. Стол и несколько скрипучих стульев, в углу железный ящик, перемотанный синей изолентой телефон... Время как будто остановилось перед этой комнатой.

Хозяин кабинета Лёха Русанов – участковый инспектор небольшой симпатичной деревушки – уже не первый год занимал эту должность. Когда-то в детстве мы с Лёхой были хорошими приятелями, потом надолго потерялись и, если бы случайно не встретились несколько лет назад, то так бы со временем и забыли окончательно друг о друге. Впрочем, общались мы нечасто – когда я заезжал в эту деревеньку навестить родных и знакомых, заходил и к нему на работу перекинуться парой слов. У каждого из нас была своя жизнь. У меня свой бизнес, свои дела и заботы. А Лёха… По правде сказать, я давно уже не понимал его. Лёха так и остался Лёхой. На призывы прошлых лет: «начать перестройку с себя», «обогатить свою жизнь новым содержанием» – он не обратил никакого внимания. Просто тянул какую-то свою лямку в жизни. Мне было это непонятно.

Дверь открылась, и Лёха с порога спросил, как у меня со временем.

– Да, навалом. Домой завтра поеду.

– Ну тогда, может, пойдём, погуляем вместе по участку?

Я не люблю однообразия и любые перемены воспринимаю как приключения. Тогда появляется азарт, энергия, жизнь кажется опять весёлой игрой и снова охватывает чувство праздника. Я и бизнесом-то занялся потому же: тут – как в опасном приключении – и весело и страшно.

А почему Лёха оказался в участковых? Не знаю. Да и что делать участковому в такой деревне? Можно целый день полоть грядки на огороде, а вечером для приличия отметиться в отделении. А может, в этом вся и есть причина?..

* * *

Лёха быстро шагал, и только его плащ лихо заворачивался на ветру. Я, слегка согнувшись, засунув руки в карманы и надвинув кепку на глаза, едва успевал сзади.

Час пешком из конца в конец и минут сорок в поперечнике в самом широком месте. Двадцать километров от райцент­ра. Вокруг леса да поля. Речка. Летом – просто курорт. Деревня мне нравилась. Какая-то в ней трогательная патриархальность. Я вообще деревню люблю.

Взяв крейсерскую скорость, Лёха ловко лавировал среди домов, сараев, огородов, навозных куч, не оглядываясь и не рассказывая ни о чём. Перепрыгивая кочки, обходя лужи, я уже с трудом поспевал за ним. Вдруг мне стало смешно: если я сейчас упаду и утону в навозной куче, он вспомнит, что я шёл за ним следом?

И, как будто услышав мои мысли, Лёха, не оборачиваясь, крикнул:

– Не отставай! Сейчас придём.

Скоро мы оказались в «деревенском гетто», как я про себя сразу обозвал это место. Раньше я никогда здесь не бывал.

Среди бедных всегда есть беднейшие. Среди ленивых – ленивейшие. Среди пьяниц – просто конченые пропойцы. Среди невезучих – патологические неудачники. И когда они собираются все в одном месте, то получается гетто. Они начинают производить себе подобных, проникая в ближайшее окружение, давя и круша недоступные им стандарты жизни. Справиться тогда с этим или изменить что-либо становится очень непросто. Почему так происходит и кто в этом виноват, я не знал. А что делать – для меня был не вопрос – надо было не отставать от Лёхи.

– Если что, ты мой помощник, – бросил на ходу Лёха и, быстро постучав пару раз, тут же открыл дверь.

Высокий, крепкий, стриженный под ноль парень гладил через газету на столе брюки и, увидев Лёху, на несколько мгновений забыл про лежащий на них утюг. Встретились явно старые знакомые, но отнюдь не друзья. Парень тут же ощетинился, дёрнув губой и, хотя на лице продолжала по инерции лежать улыбка, казалось, он сейчас щёлкнет зубами и зарычит. Но нет: с цепи не сорвался и даже что-то промычал, глядя на Лёху.

Задав несколько вопросов ни о чём, Лёха за две-три минуты оглядел жилище и его обитателей и, попрощавшись, вышел.

– Условно-досрочно освобождённый. Вчера прибыл. Мой клиент. Присматривать за ним придётся.

Я покивал головой, понимающе поддакнул в ответ и тут же забыл про «клиента», озабоченный в основном тем, как бы ни вымазать кроссовки и джинсы в грязи.

За час мы посетили ещё пару проб­лемных мест. Я уже начал входить в роль помощника и даже один раз задал строгим голосом вопрос о какой-то полной ерунде – игра всегда увлекала меня.

– А вот сейчас, кажется, будет интересней, – полуобернулся ко мне Лёха, и мы вошли то ли в сарай, то ли в большую землянку. Но она вдруг оказалась активно обитаема. Семь или восемь человек сидело, лежало, валялось в комнатушке, разглядеть подробнее которую я просто не успел. Почувствовав, как от запаха, который колом стоял в этой комнате, меня начинает неотвратимо выворачивать наизнанку, я быстро вышел за дверь и глубоко несколько раз вздохнул.

Только отдышавшись, я решился ещё раз испытать судьбу и снова открыть дверь, как дверь вдруг открылась сама, и показался Лёха, вытолкнув из комнаты двух человек. Передав под мою ответственность одного, другого, бесцеремонно взяв за пиджак, почти за шиворот, толкнул перед собой.

– Сейчас идём в отделение. Смотри только, чтобы он не сбежал по дороге.

Я решил сразу проявить строгость. Ещё не понимая, что это не просто: сказать не громко, но так, чтобы тебя услышали и подчинились. Но тут доверенный мне субъект коротко взглянул на меня и, махнув устало рукой, пошёл следом за Лехой.

– Вы не отставайте, – наконец сказал я, вырвавшись вперёд и вглядываясь в маячивший в сумерках Лёхин плащ.

– Да я дорогу знаю, – ответил мой невольный попутчик.

«Чёрт! Зато я не знаю!» – чуть не сорвалось у меня с языка.

Часто останавливаясь, чтобы мужик, идущий не спеша, успевал меня догнать, я старался не потерять из виду Лёхин силуэт. Наконец мы выбрались на твёрдую дорогу – верный признак, что скоро будет Большая улица и, значит, мы почти добрались до пункта назначения.

Ожидая, пока мой подопечный догонит меня, я кутался в куртку и отворачивался от порывов ветра. И тут увидел, как вместе с мужиком ко мне подходят ещё трое. Двое из них совсем пацаны, по крайней мере, не крепкого сложения – автоматически отметил я про себя. Третий был взрослей, невысокий, коренастый, плотный, со спокойным, вдумчивым, упрямым взглядом. Такой, если враг, то опасный, если друг, то надёжный. Но мне он был, конечно, не друг.

– Ты кто такой? – спросил он меня.

– А в чём дело? – Я не счёл нужным пускаться в объяснения и больше думал сейчас о другом.

Один против троих – мужика я не считал. Я даже не раздумывал, я знал наверняка, ещё с далёких детских лет, что в такой ситуации инициативу отдавать нельзя. Сейчас резкий наклон и сбоку левой ногой в пах, в колено, в живот – куда попадёшь, тут же резко выпрямляешься и уже правой ногой в лицо, в горло, в грудь – не важно: трое против одного, правил нет...

– Это мой отец. Куда ты его ведёшь?

– Я его не веду. Он сам идёт.

– Отпусти его, я сказал.

Мужик поднял голову и посмотрел на меня. Сморщенное, рано постаревшее лицо. Уставший, безнадёжно грустный взгляд. Холодный ветер трепал его поседевшие волосы, из-под пиджака виднелась не застёгнутая рубашка.

Я бы с удовольствием отпустил сейчас этого мужика и даже ещё дал бы ему на бутылку, лишь бы он не смотрел на меня такими пропащими глазами.

Но отпустить его я не мог, ни за что в жизни. Потому что Лёха мой друг, и мы с ним вместе в детстве воровали огурцы и убегали на речку, подглядывали за Натахой из кустов и мечтали – не помню уже о чём, глядя на звёзды.

Заскрипел под ногами гравий, и из сумерек появился Лёха. Никого ни о чём не спрашивая, он взял мужика за пиджак.

– Пошли... Придёшь за отцом в отделение, – бросил он парню. Через десять минут мы были в Лёхином кабинете.

* * *

– Я уже не знаю, что с тобой делать, – распекал Лёха уставившегося в пол мужика. – Ты бы видел, из какой помойки мы его вытащили, – обратился он к пришедшему почти следом за нами сыну и взглянул на меня. Я авторитетно кивнул головой.

Немного помолчав, Лёха начал что-то записывать в блокнот, но потом вдруг остановился и бросил ручку на стол.

– Знаешь что – забирай его и валите отсюда, – раздражённо махнул он рукой: то ли на сына и мужика, то ли на дверь, то ли вообще на всё разом; вытряхнул сигарету из мятой пачки и чиркнул спичкой.

Парень быстро поднялся и, поддерживая отца, направился к выходу.

За окном всё больше сгущалась темнота. И если бы не фонарь на столбе, то разглядеть там что-либо было бы сложно.

– Надо мне ещё сегодня на том краю побывать, – кивнул неопределённо головой Лёха. – Ты как?

– Да нормально. Пошли.

И мы пошли. Недолгий проход по Большой улице сменился опять какими-то бараками и трущобами. Лёха шёл, как охотник по лесу, проверяя капканы и силки.

Я уже давно не узнавал деревни. Я очутился в другом мире. Грязь и убожество, куда бы мы ни приходили, дополняемые темнотой осенней ночи и всё усиливающимся ветром, медленно, но верно порождали во мне гнетущее чувство тупого безысходства. Происходящее уже не казалось мне весёлой игрой.

Я потерял счёт времени. Мы шли, лазили, проверяли, заходили в какие-то дома, кого-то разнимая, кого-то успокаивая. Потом быстро куда-то шли сквозь темноту. Где-то, стоя за деревьями у забора, кого-то дожидались.

Потеряв всякие ориентиры, я просто шёл за Лёхой и не верил, что это происходит в той самой деревне, где живут мои родные и знакомые люди. Мне уже казалось, что вся деревня состоит из пьяниц, обкуренных и пропащих людей. И мои знакомые – это единственные приличные люди во всей округе.

– Да-да, это обычное впечатление, – ответил на мои сомнения Лёха.

Мы сидели на куче леденящих чурок и пытались укрыться от ветра. Кого мы ждали, я не знал.

– Лёха! Долго ещё?! Не на печи же...

– Тихо! Ждать надо.

– Слышь, Лёха, – продолжил я уже негромко, – вот я вспоминаю детство наше и не пойму никак: почему это жизнь начинается с праздника, а не заканчивается им? По уму, вроде бы, должно быть наоборот. Всю жизнь работаешь, к чему-то стремишься, надеешься, бьёшься – ну и вот заслуженный итог, вот добился, вот получил. А нет ведь, не так.

– Не у всех – с праздника. Далеко не у всех. Вот что я тебе скажу… – начал было Лёха, но замолчал.

– А я понял, Лёха, почему это так: большинство из нас ведь просто бы не дожило до него, до праздника. Вот ведь как всё тонко продумано, слушай! Не перестаю восхищаться!

– Да тихо ты! Чего ты так громко, – чуть не застонал Лёха.

В доме через дорогу скрипнула дверь. Свет из прихожки упал на крыльцо и осветил маленькую фигурку, одетую в куртку и платок, быстро юркнувшую в дом.

– Пошли! Пошли! Скорее, – бросил на ходу мне Лёха, сам уже несясь к только что скрипнувшей двери. Я, буксуя кроссовками по замёрзшей грязи, успел заскочить за ним следом в ещё не запертую дверь.

Какой-то лысый тип в майке и рваном трико сидел на диване. На вид ему было лет пятьдесят, по рукам змеились витиеватые наколки. Он оторопело глядел на Лёху, водя рукой по небритой щеке.

Лёха бросил на стол папку, с которой никогда не расставался, и в упор смотрел на лысого.

– За старые увлечения взялся?

– О чём ты, начальник? Что говоришь?

– Мне напомнить тебе наш разговор?

– Да о чём ты...

Не размахиваясь, резко и сильно Лёха открытой ладонью ударил его по затылку. От удара тот слетел на пол и тут же попытался подняться. Второй удар сверху прямо по твёрдой, как подошва, загорелой и блестящей лысине, вернул его на пол.

– Я тебя, старый извращенец, сегодня же в город отправлю. Где она? Самому мне искать начать?

Тот, не вступая больше в споры, мотнул головой в сторону большого шкафа.

Открыв дверцу, Лёха вытащил за руку на свет худенькую девчонку лет десяти-двенадцати: именно она проскользнула только что в дверь дома.

Я устало опустился на диван, где только, что сидел лысый – всё равно тот продолжал сидеть на полу. Я был измотан за сегодняшний вечер, который, казалось, никогда не кончится, и душой, и телом.

Лёха разговаривал о чём-то с девчонкой, и видно было, что это не первый у них разговор. Я бесцельно водил глазами по комнате и единственное, на что у меня ещё хватало сил, это делать вид, что я тут присутствую.

– Ксюху мы отведём домой. А ты, – Лёха повернулся к лысому, – завтра утром придёшь ко мне.

Через час мы сидели в кабинете. Лёха курил и что-то записывал. Я молчал и только изредка барабанил пальцами по столу. Сознаваться, что я чувствовал себя, как старая мочалка, не хотелось. «И не поговорили даже толком за весь вечер», – подумал я про себя, а вслух сказал:

– За полночь уже...

– Да-да, пора тебе, – поднял голову Лёха. Доберёшься сам?

– Конечно. Здесь же рядом.

Я направился к выходу, но от порога ещё раз посмотрел на Лёху. И вдруг что-то далёкое и давнее возвратилось ко мне. Не очень рассчитывая на понимание, я экспромтом предложил:

– На рыбалку бы как-нибудь… А, Лёха?

Он оторвал голову от своей писанины и засмеялся:

– Ну а что! Конечно. Ты только приезжай почаще.

Я замер в дверях. Потом, очнувшись, тоже улыбнулся в ответ:

– Знаешь, Лёха, удачи тебе. Увидимся ещё. Обязательно. Слово даю!

И я был искренен, как никогда.

Игорь КОСТИН

• Расскажите об этом своим друзьям!