«Искусство – нечто таинственное, божественное…» Из интервью Г. Свиридова

«…Свиридовы массово не рождаются… У многих мировых народов вообще не случались никогда ни Шостаковичи, ни Прокофьевы, ни Свиридовы – ничего соразмерного они так и не породили. Однако не покидает ощущение, что даже у нас в полной мере Свиридову еще не воздали по заслугам». З. Прилепин

(Окончание. Начало здесь)

С конца тридцатых годов он писал музыку для кино и театральных спектаклей. Не очень много, но писал. Его музыку слушал кинозритель: «Поднятая целина», «Воскресение», «Полюшко-поле», «Пржевальский». «Метель»… Его мелодию и сегодня мы с вами каждый день и не раз слышим по ТВ – программа «Время» открывается мелодией из фильма «Время, вперед!». Его музыка звучит со сцены Малого театра, «Царь Федор Иоаннович» и т. д.

– В кино с желанием работали?

(Сначала – молчаливый ответ. Посмотрел на меня, а в глазах: разве это искусство? Махнул рукой, взгляд в окно – ерунда мол, пустяки. А потом заговорил.)

– Кино – это если время свободное есть, если режиссер знакомый попросил. Но главное – заработать надо. На серьезную музыку прожить нельзя. Композиторы серьезной музыки – бедные люди. Нищие. /Сам – дачи не имел своей, пользовался государственной. Рояль в квартире – не его инструмент, арендовал в Союзе композиторов./ Те, кто занимается музыкой в серьезном понимании, – всегда, во все времена были бедными. Из русских разве Чайковский был богат – пользовался благосклонностью императора. Ложь, когда говорят, что царизм не поддерживал искусство. Поддерживал. Всегда. Пушкин получал большое жалование… Всем же не поможешь.

(Потом он перешел на Шуберта, Оффенбаха, Мусоргского. Человек энциклопедических знаний, начитанный, он часто давал расширенные ответы, уходил от темы. Слушать очень познавательно. Но у нас – лимит времени в общении. Приходилось тактично возвращать к теме, прерывая.)

– Говорите, «заработать, если было свободное время». Но музыка-то к фильмам какая! Взять хотя бы пушкинскую «Метель». Отдельные моменты вызывают слезы…

– Ну и что же? Это может быть случайно! Просто мне нравилась эта вещь (имеется в виду повесть «Метель»). Знаете, замечательный такой был у меня момент в жизни: поехали мы с женой в Суздаль. Я, в общем-то, не любитель вот такой старины, не увлекался, а тут поехали. И когда увидели город, храмы, ходили любовались. И в один из дней, под впечатлением всего, эту музыку написал довольно быстро. Восемь лет лежала забытая. В рукописи. А потом – непростая ситуация жизненная. Достал. Показал Федосееву, замечательному дирижеру. И как-то зазвучало… А потом – для фильма доработал. У каждого композитора есть вещи, которые живут, живут, живут… визитная карточка. Неизвестно почему.

Вы никогда не слышали, как плачет ваше сердце? Поставьте небольшой диск с записью шедевров творений композитора. И услышите. Плачет. От нежности к близким, от раскаяния к тому, кого обидели когда-то и не успели попросить прощения, от любви к бесконечным зимним российским просторам, по которым мчит вас пушкинская тройка. Душа светлеет. Очищается. И долго еще музыка будет с вами… звучать после того, как диск остановится. Вот что такое мелодия моего собеседника.

– Критиковали. Обижались?

– Критика? Композитор обижаться не должен. Не должен обращать на нее внимания. Он должен делать свое дело. Критик может быть прав. Может ошибаться. А кто-то просто глуп. У меня есть право так судить о критике. Но вступать в полемику – никогда в жизни этого не делал.

На протяжении всего разговора Эльза Густавовна занималась своими делами в другой комнате. Но к разговору прислушивалась, так как оттуда изредка были слышны какие-то реплики, то ли комментарии, то ли подсказки, то ли уточнения. После очередного голоса из-за кадра Георгий Васильевич к ней: «Послушай, я, может, пойду туда щи варить, а ты рассказывай». Затем нам: «Моя жена, ей скучно, наверное, помогает». Вот такая разрядка в общении. А голос за кадром умолк.

– Прочла у одного философа, что мелодия – неконкретное искусство. Что он хотел сказать, как думаете?

– Всякое искусство не конкретно. Конкретна фотография. Вот предмет – вот его изображение. (Повернулся к стене с пейзажами.) Вот работы моих друзей, отличных художников – Евгения Коржа и Андрея Мыльникова. Пейзаж. Конкретно? Нет. Ни один художник даже яйцо не нарисует точь-в-точь. Он всегда каким-то образом свое прикосновение к этому миру отразит. Искусство – это не реализм. Реализм – это плоско. Фотографично. А полотно художника – вещь таинственная, загадочная, непостижимая. И в нем находит свое выражение таинственная душа человека. Да, вещь непостижимая, и разбирать не берусь. Как мелодию. Как ее разобрать? Научить мелодии нельзя. Учим оркестровку, полифонию, гармонию, фугу. Мелодия? Даже предмета такого нет. Написать как Шуберт и ученик 1-го класса может. Но для этого Шубертом родиться надо. И происхождение искусства заключено в нашем подсознании. Как? Тайна.

– В таком случае, в чем назначение художника? Человека, которого судьба этой тайной наградила?

– Раз так, раз ты художник – твоя миссия, твоя задача, твоя работа на земле – создать шедевр. Главное – качество того, что делаешь. И в этом смысле о таких говорят: «божественный художник». Так называли, допустим, Микеланджело, Рафаэля, Перуджино. Не оттого, что они писали на библейские сюжеты. А оттого, что все, созданное ими, – шедевры. Другие не смогли. Они смогли. Все дело в этом заключено: художник должен создавать шедевры, должен стремиться к этому… (Видимо, устав сидеть, взял трость, встал, подошел к книжным шкафам. Разговор продолжили стоя.) Вот посмотрите, сегодняшние художники. Валерий Гаврилин – очень люблю этого композитора. Елена Образцова – сотрудничаем, исполняет мою музыку, большой художник. Дмитрий Хворостовский. Проездом из Красноярска. Заехал, долго говорили, чай пили. Умный, воспитанный, дай бог ему здоровья…

– Любите гостей?

– Гостей? Не часто встречаю. Только свой круг. Я человек одинокий. И сам по себе. Да, так, сам по себе. Да и возраст уже не такой, чтобы пирушки устраивать.

Пока шел разговор стоя, решили еще один эпизод записать. Мы – телевидение. Значит, нужна картинка. Для картинки просим хозяина поиграть на рояле, поработать с нотами, сделать это, сделать то. И он безропотно работает на камеру. Перебирает ноты, сидит за инструментом. Что-то пишет. Снова подошел, сел в кресло. Я последовала за ним.

– Георгий Васильевич, говорите, плохо себя чувствуете, время ограничено, а на интервью согласились. Почему? (Вопрос его, по-моему, несколько удивил. Подумал, опять же глядя в окно.)

– Я согласился на беседу, время вам уделить, которого у меня, действительно, мало, потому что никогда не был в Сибири дальше Новосибирска и Томска. Но город ваш знаю, знаменитый, как мне известно, с хорошими традициями. Город незаурядный. И живет в нем крупнейший писатель Валентин Григорьевич Распутин. Это крупнейший художник. «Живи и помни», «Прощание с Матерой» – классические русские произведения. Великие сочинения. Особенно «Матера». Это грандиозная вещь. Я этого писателя не только люблю, я его чту как человека. Когда я с ним общаюсь, не часто, но общаюсь, я обогащаюсь, глубоко он мне симпатичен. Чувствую горячее желание с ним разговаривать. И не то, чтобы обязательно о литературе, на философские темы, а вообще, понимаете? О жизни, о делах…

Неожиданный, но очень приятный поворот в разговоре. Мы не останавливали, снимали, дали выговориться. Это ведь о нашем, родном, кем и мы гордимся. И говорить о нашем земляке, казалось, он будет бесконечно.

– Недавно он премию получил. Я с радостью об этом узнал. Таких людей, как Распутин, и еще есть два-три человека, русских писателей, без них я бы вообще жить не смог. Эти люди помогают мне существовать. Не обязательно сидеть со мной, пить чай. Знаю, он там живет, и это меня греет. Наполняет добрым чувством…

Какая метаморфоза произошла с нашим собеседником – оставалось только радоваться. Про себя. Куда делись суровость и строгость? Приветливый, любезный. Ему нравится беседа. И он готов еще долго отвечать на вопросы.

– За что любите?

– Мы о шедеврах говорили с вами. А ведь все, что создал Распутин, – шедевр. Даже самые маленькие рассказы. Ведь книгу другого писателя возьмешь в руки – а, знаю, читал, – и отложил. А здесь – готов вновь и вновь перечитывать его сочинения. Вот такое желание они у меня вызывают. Я ведь в вашем городе никого, кроме него, не знаю. Его очень люблю. И жду всегда.

Замечательная точка в разговоре. Больше ни о чем спрашивать не стали. Лишь просьба. И попросили:

– Георгий Васильевич, передача выйдет в эфир в первую неделю нового года. (До него оставалось рукой подать. 1997-й.) Вы так хорошо о нашем городе сказали. Спасибо. Мы его тоже любим. А что бы вы пожелали нашим землякам в новом году?

– Поздравить?

– Да.

– С удовольствием. (Уселся поудобнее, отложил тросточку, она все время была у него в руке. Сначала оглядев нас.) С Новым годом поздравляю вас всех, кто делал эту передачу. Хорошей вам работы. Всегда оставаться честными в своей работе. (На камеру.) И вас, дорогие сибиряки, с Новым годом! Шлю вам сердечный привет. Желаю счастья. А городу вашему – развития и благоденствия. (Так и сказал «благоденствия», такое красивое русское слово.)

Расставались друзьями. Спасибо не только мы ему сказали, но и он нам.

P. S. Родной Курск, край, подаривший России гения, чтит, помнит, хранит память. На пересечении главных улиц города – Ленина и Золотой – открыт памятник Георгию Васильевичу. У ног бронзовой скульптуры – слова композитора: «Воспеть Русь, где Господь дал и велел мне жить, радоваться и мучиться». Есть сквер его имени, имя композитора носят музыкальные учебные заведения: школа и колледж. Проводятся музыкальные фестивали.

Москва. Из дома № 36, строение 3, по Большой Грузинской (где композитор прожил 30 лет, с 1968 по 1998 год), все вещи вывезены. Наследники хотели сохранить квартиру для музея – в жилом доме нельзя. Денег, выкупить квартиру в собственность государства, у московского правительства не оказалось. Кто там обосновался сегодня – неизвестно. Через 20 лет после смерти композитора (в 2018 году) на доме появилась, наконец-то, мемориальная плита. Спасибо Российскому Музыкальному Союзу – его инициатива. Выступая на событии – открытии мемориала Минин Владимир Николаевич произнес: «В Москве тесно. Поэтому нет памятника Дмитрию Шостаковичу и Георгию Свиридову… Учителю и ученику…» Памятника в столице нет. А если и есть – это место на Новодевичьем кладбище. Это имел в виду и Захар Прилепин, написав: «в полной мере Свиридову еще не воздали по заслугам…». А Михаил Аркадьев (сегодня – педагог, заслуженный артист России, доктор искусствоведения) смотрит далеко вперед, уверен, что «время покажет». Пишет: «Все пройдет, и Свиридов обретет свою заслуженность и исполняемость в мире. Нужны только музыканты, которые обожгутся его музыкой и расскажут о нем всем, как это мы сделали когда-то».

В декабре 2025 года исполнится 110 лет со дня рождения Георгия Васильевича. Год Свиридова. Посмотрим…

• Расскажите об этом своим друзьям!