НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.
2024-10-31-01-50-58
Казалось бы, что нам Америка. Мало ли кого и куда там избирают, у нас тут свои проблемы, по большинству житейские. Так, да не совсем. Через несколько ступенек, но исход заокеанских выборов заметно аукнется и в России. Хотя бы в отношении всего, что связано с Украиной. А это, между прочим, тот или иной...

Экстремаль. Часть 2

06 Июля 2012 г.

alt

Начало: http://moi-goda.ru/pereval/ekstremal-chast-1

Сосед с тройником, собственно и выдернувший сига, разбойно-бичеватого вида и неопределённо пожилого возраста, оживился необыкновенно, приосанился и принялся раздавать команды направо и налево.

— Эй, ну-ка тарань пол-литру! Есть-есть у тебя, не жмись, на...А ты расколотку на... живенько! Дело-то на... международное на... Крещение будем на.., по всем байкальским правилам на...

Он не матерился, преисполнившись ответственности момента, только «накал» для привычной связки слов. Наплескал полную кружку водки, густо посолил и поперчил куски мёрзлой рыбы грязными, прокуренными пальцами, отчего у бедного Янека подкатил комок к горлу. Но энтузиаст не давал опомниться.

— До дна! — Потребовал он. — Теперь заедай на..!

Мужики, проникнувшись духом международных связей, уже «таранили» к месту события полные и початые бутылки, рыбу, колбасу, хлеб... Каждый норовил чокнуться с удачливым иностранцем и по-детски обижались, когда он пытался отказываться.

— Смир-р-на-а! — Вдруг рявкнул энтузиаст, и мужики послушно выстроились полукругом. Энтузиаст поднял обеими руками выловленного сига и... к ужасу Янека начал возить мокрым, слизистым хвостом по его лицу. Экзекуция была настолько неожиданна, унизительна и противна, что выдержал он её только благодаря оглушающей дозе водки.

— Ур-ра-а ! — закричал энтузиаст. Камчатка дружно подхватила. Янек, видя это всенародное ликование, наконец, почувствовал себя героем. Его лицо, перепачканное подсыхающей слизью и чешуёй, сияло счастьем... В один момент он стал самой популярной фигурой в этой разношёрстной и подпитой компании, он всех любил, о таком триумфе среди мальчишек мечтал он в детские годы...

Георгий наблюдал за происходящим, как мамаша за вознёй своих чад в песочнице. На льду и на воде он не позволял себе не то чтобы лишнего, но и самого малого: не раз убеждался, что с малого и начинается лишнее, а там и до беды недалеко... Две-три машины после встряски снялись с места, ещё две стояли особняком и экипажи их, солидные люди в очках, не принимали участия в неожиданном разгуляе. И ещё один застенчивый старичок одиноко кукожился у своих лунок; он всякий раз опасливо, как черепаха, втягивал голову в тулуп, когда весёлое буйство достигало апогея или приближался слишком близко неугомонный Энтузиаст. Они были как плюс и минус — энтузиаст и застенчивый. Гоша отметил про себя, что в любой компании возникают такие полюса, видно и в людской массе действует закон электричества...

А Застенчивый меж тем, как-то по-крабьи бочком и незаметно подобрался к Георгию. Его скрипучий голосок, какой и ожидался от божьего одуванчика, в застенчивости своей срывался до шёпота:

— Я извиняюсь... Простите за нескромность...Вы, я вижу, человек солидный, не чета... Иностранец ваш, извиняюсь, как сюда попал?

— Обыкновенно. Купил путёвку и приехал...

— По официальным, стало быть, каналам?

— А по каким ещё? Во всяком случае, не диверсант...

Застенчивый задышал ровнее. Боязливо оглянувшись продолжил:

— Публика эта, извиняюсь, не смущает? Иностранец всё-таки...

— Мужики как мужики, — пожал плечами Гоша, — иностранец тоже почти свой, из славян...

— А он, извиняюсь, из православных будет или из каких?

— Вот уж не знаю... — Прилипчивость Застенчивого стала надоедать. — У них там, в Польше, больше католики...

Решительно надвинулся Энтузиаст, и Застенчивый моментально втянул голову в плечи, примолкнув. Однако, увильнуть от надвигающегося, как от встречного поезда на однопутке, было невозможно.

— Эй, ты, педрила! — Хлестнул его окрик. — Там последнее разливают, на... Ты уж слюной истёк, на... Давай, на, жопу в горсть, и дуй к честной компании, на...

Энтузиаст не стал дожидаться, когда тот подует, а решительно сгреб Застенчивого за воротник и поволок в кружок мужиков. Застенчивый не сопротивлялся, скособочившись и покорно перебирая ногами. После он также покорно деликатными глоточками опорожнил кружку водки, предназначенную на троих, и виновато потупился, не решившись взять ещё и закуску.

— Порядочек! — Энтузиаст довольно потёр заскорузлые ладони. — А теперь, на, мы с тобой, Янька, порыбачим. Может, на, сиг на шум ломанулся, на... Глянь, ещё одного выцепим, на... Эти-то пущай дозревают, на...

Янек безоговорочно подчинялся Энтузиасту. А трезвый Гоша всё с большим интересом приглядывался к беспардонному заводиле. Разбойно-запойного вида и неопределенного возраста тип этот вёл себя более чем странно. Он... не пил! Ну, совсем! Он будто режиссировал спектаклем, подпаивая актёров.

— Сам-то почему не пьёшь? — Не утерпел Георгий.

— А, — махнул тот рукой, — эту историю, на, все знают, на...

— Расскажи...

— А, чё там рассказывать, на...

И поведал.

Раньше Энтузиаст не то чтобы пил, а запивался. С работы выгоняли, жена ушла, схлопотал как-то два года за дебош по пьяному делу — ничего не останавливало... Однажды весной наладился на рыбалку, примерно в этих же краях. Продолбил майну большую, поставил над ней палатку, из досок лежанку соорудил, газовая горелка в углу, свет от аккумулятора — словом, разместился со всевозможным комфортом. Любил вприглядку рыбачить: рыбу всю видно, омули как начинают наплывать из синеватого сумрака — душа поёт! И сходов меньше: смотришь, омуль уверенно на мушку идёт, только рот откроет — тут его и дёргай, он уже на крючке... За два дня мешка три натаскал, славно клевало. Только к вечеру подкатила компания: ну, и давай поливать... Улов им весь на спирт поменял, как уехали не помнит, не забывал только спирт разводить, по нужде из палатки выкорячиваться да ещё забота была — в майну не свалиться... То ли через день, то ли через неделю глаза продрал, за подергушку взялся, а удержать не мог, руки трясутся... Рыбы в майне не видать, прикармливать надо было. Закурил, уставился бессмысленно в пустую глыбь...

— И вот тут, на, он и пошёл на меня из глыби. — Продолжал Энтузиаст. — Страшенный, на, чёрный, хвостищем шевелит, глазищи, на, в пол-лица. Ну, думаю, п..., допился до чёртиков. Сам, на, шевельнуться не могу, обмер весь... А он всё поднимается, на, наплывает, на, как похмелье. Высовывается из майны... Глаз сымает и говорит: «Мужик, дай докурить!» Тут я, на, грешным делом и... обоссался. Бычок-то ему протянул, не помню как, он затянулся два раза и говорит, на, падла хвостатая: «Мужик, а рыба вся мористее от тебя метров на пятьдесят крутится». И сгинул в майну... Очнулся я потом, из палатки выполз, на, а в сотне метров, на, от меня водолазы машину поднимают...

Терпеливо переждав, пока слушатели вытрут слёзы после смеха навзрыд, рассказчик продолжал так же серьёзно:

— Смех смехом, а руку у меня на полгода, на, парализовало. И, веришь — нет, в майну загляну — он на меня оттель лезет на... Кружку нальют— он, на, опять на меня наплывает... Пришлось завязать, на. Теперь одна радость, на, себя показать, на других посмотреть. Подготовишь их, на, и никакого кина не надо, сутками представление идёт...

— Эй, полячина! — Раздался хамоватый окрик.

— Вот те и спектакля началась, на, — подытожил Энтузиаст.

К ним разболтанной походкой приближался... Застенчивый. Только застенчивость его будто ветром сдуло. Требовательно уставившись на Янека снизу вверх и вызывающе подбоченясь, он то ли прокричал, то ли визгливо пролаял:

— Понос в какую сторону?!

Янек растерянно моргал и заливался краской.

— Во, вражина, не понимает! — Наступал бодливый старичок. — Я русским языком спрашиваю: у тебя понос в какую сторону — к берегу или от берега?

Пунцовый гость пролепетал что-то о нормальном стуле и хорошем самочувствии...

— Стул дам. — Подобрел Застенчивый. — У меня складной, брезентовый. А понос тут мимо, мимо бормаша проносит. Понял?

С большим трудом до Янека дошло, что речь шла о подледном течении и он ещё раз подивился превратностям русского языка...

— Со мной пойдёшь. — Распорядился Застенчивый. — Я тя научу сигов ловить. Я тут главный спеш... специалист. А этих — он смерил презрительным взглядом Гошу и Энтузиаста — этих п...в не слушай. Молчать!.. Миру — мир! Русский с китайцем братья навек!.. — И, вцепившись в рукав шубы, потянул Янека к своим лункам...

— Во, даёт, на! — Восхитился Энтузиаст. — Откуда что берётся, на, в тряпичной душонке!

День потихоньку таял, как сосулька на весеннем солнце. Запасы спиртного и вовсе сошли на нет — судя по затишью на камчатке. Кто уполз в палатку, кто похрапывал прямо на льду, крепко зажав в руке подергушку. Энтузиаст подремывал в своём древнем «газике» — волнующих сцен больше не наблюдалось. Застенчивый пронзительным будильником взламывал временами тишину, раздавая команды, но также внезапно умолкал, затихнув, где придётся. Один только Янек неутомимо, как дятел, долбил пешней большую майну — выполнял распоряжение Застенчивого.

Георгий засобирался домой и попытался оторвать гостя от нудного занятия, но получил неожиданно резкий отпор.

— Отвали, на! — Заявил тот совсем как Энтузиаст. — Не надо меня опекать. Я остаюсь с друзьями. Контракт действует. Завтра меня забирать.

— А спать где? — Попытался урезонить Гоша.

— Спать на льду. Под звёздами. В спальном мешке, на...

«Ну, и ... флаг тебе в руки!» — Чертыхнулся про себя Кузнецов, завёл снегоход и укатил в Енхок. Дальнейшие события разворачивались без него.

Янек всё глубже вгрызался в лёд, и вот, после одного из ударов, пешня не отозвалась твёрдой отдачей в плечах, рыбкой скользнула из перчаток и, тихо булькнув, канула в ледяное крошево... Он забыл наставления Застенчивого и не накинул на руку веревочную петлю, для того и предназначенную, чтобы страховать ускользающую пешню.

А хозяин утопшего орудия был тут как тут, будто последний бульк пешни отозвался предсмертным криком в его сердце. Застенчивый опять требовательно, снизу вверх, буравил его взглядом, прожигал неутоленной яростью.

— Пешнюлечка моя! В масле закаленная! Сам Кузьмич... за три пол-литры ковал! Убью!..

Однако убивать, вопреки сильному желанию, не стал, а метнулся к дремлющим рыбакам за подмогой, где моментально организовал митинг и вошёл во вкус ораторства.

— Мужики! — Вопил Застенчивый. — Братья и сёстры! (Где уж он углядел сестёр — непонятно). Видели, как над нашим братом изгаляются?! Последнюю, кровную пешню изничтожили! По миру пускают жидомасоны, дерьмократы чёртовы! От них погибель земле русской! Сталина на них нету! Я при коммунистах во как жил! Дай Бог кажному!.. Вся власть Советам! Ещё поднимется русский мужик с топором! Даёшь Баркашова!..

– Так Баркашов – фашист вроде. – Встрял кто-то из жиденькой толпы. – А ты за коммунистов был...

– Наш фашист лучше нынешнего коммуниста! – Не отступился Застенчивый. – Коммунисты все дерьмократам продались за привилегии в Думе. Бей демократическую гниду в её гнезде!

И, как гранитный вождь, он простёр руку в сторону одинокой фигуры Янека. Кое-кто из публики воодушевился речью и двинул в указанном направлении. Другая часть сознательно пошла наперерез. Запахло Гражданской войной и порванными шубами...

Тут, сыто ворча, к обжитому месту подкатила большая машина с будкой. Первым из неё пружинисто спрыгнул крепыш в лётной куртке и, белозубо улыбаясь, приветствовал:

– Здорово были, мужики! Что за шум, а драки нету?

Противостояние рассосалось. Выяснилось, что приехали военные лётчики, а такое соседство сулило немало дармовой выпивки.

Застенчивый кинулся на крепыша и повиснул на нём с обьятиями.

– Юрка! Родной! Гагарин!

– Василий я... – Отбивался крепыш.

Застенчивый не слушал.

– Юрка! Космонавт! Богатырь земли русской! На тебе стояла и стоять будет... Старика обижают! Патриота! Демократ этот шведский – пешню утопил и тебя, говорит, замочу со всеми патриотами, в душу мать...

Юрка-космонавт вразвалочку направился к польскому гостю. Рыбаки насупились и опять начали было кучковаться на два лагеря... Но крепыш одной лишь своей ослепительной гагаринской улыбкой разгонял всякую хмурь.

– Потеря, конечно, серьёзная. – Сказал он, оценив обстановку. – Но восполнимая... Значит, помянем безвинно утопшую по христианскому обычаю... Спирта, мужики, не меряно...

И опять началось все сызнова...

– Тебе, как виновнику, высшая мера наказания. – Распорядился Юрка-космонавт и протянул Янеку полную кружку разведённого спирта. Пришлось испивать чашу сию, дабы погасить международный конфликт.

– Воды! Запить! – Коротко бросил белозубый Юрка. Застенчивый тут же подсуетился и поднёс бывшему неприятелю полную кружку, скалясь не без лукавства. Янек жадно хватанул холодную жидкость, надеясь притушить обжигающий пожар - и присел, задохнувшись. Внутри будто напалм полыхнул, из глаз брызнули слёзы, земля пошла из- под ног... Застенчивый, подлая душонка, вместо воды подсунул чистого спирта... Так Янек выбыл из игры благодаря проискам патриотов. Вертикального положения он уже не мог достичь, несмотря на все старания, и только давал невнятные указания Юрке-космонавту, когда тот его запаковывал в спальный мешок...

Но Застенчивый не долго торжествовал победу. Поминки затянулись до самой глубокой ночи, до непросветной тьмы, и в темноте этой кто-то дал зуботычину начинающему фашисту – то ли по ошибке, то ли из идейных соображений. Два передних зуба с золотыми коронками тихо хряснули и покинули место обитания.

Застенчивый ползал по кругу в поисках зубов, громко причитая и насылая проклятия:

– Фражины!.. Шетыре жуба швоих оштавалошь – половины лишили... Вшех жарежу! Вшех порешу!..

Старичка отловили и забросили в тёплую будку от греха подальше. Там он и успокоился до утра.

Последними то ли прибрели, то ли приползли к месту поминок парочка самых стойких и неугомонных.

– Ну, за упокой её души! – раздалось традиционное. И вскрик – Э-э! Да тут нерпа подо мной... Скользкая, шевелится, сука!

Последовал хряский удар...

– Животную бить! – Взревел другой голос. Последовал треск отрываемого рукава, сопение, смачные удары и невнятные вскрики. Янек медленно и тяжело возвращался из небытия. Голова трещала, под глазом нестерпимо саднило. До сознания донеслись слова:

– Я тя научу природу любить!.. Слушай сюда, а то ещё врежу... Слушай сюда – бери её за хвост... и помогай мне... Мы её, голубку, в родную... среду отпустим... Тут майна широкая...

Первобытный ужас накрыл Янека, когда он заскользил вниз головой и через кокон спальника начала пробиваться вода – это он был нерпой! Это его отпускали в родную среду любители природы! Он бы и скользнул нерпой в стылую глубь, если бы не спальник, который держал воздух и выталкивал его на поверхность вроде поплавка. К тому же, придя в себя, полузадохшийся, полузахлебнушийся Янек заорал и задергался из последних сил... Оробевшие любители природы догадались вытянуть кокон из воды и, перепуганные насмерть, трусливо растворились в темноте...

Георгий поутру застал картину мамаева побоища: оторванные рукава, воротники, пустые бутылки устилали лёд. Возле застывшей проруби валялся обледенелый спальник, но явно не пустой. Чертыхаясь и обмирая от самых худших предположений, Гоша, обдирая руки, вскрыл неподатливую застежку-молнию и обнаружил с большим фингалом и заледеневшими волосами – но тёплого! – туриста. Конечно, ни о каких рыбалках больше и речи не могло быть. Полуживого Янека два дня отпаивали настоями и отварами, обкладывали примочками... Ночью он бормотал что-то про нерпу, поминки, космонавта Гагарина и спирт, но Гоша с Людмилой сколько не прислушивались, так ничего и не поняли...

К отъезду он был почти в порядке, только глаза оставались грустными и больными. Турист щедро расплатился, благодарил за гостеприимство и всё повторял:

– Это был грандиозный экстремаль, самый грандиозный экстремаль!..

А грустными глазами он, похоже, обращался к Богу и благодарил Его, что Он хоть и посмеялся над ним, но оставил живым...

Читальня //назв. Стр.//

Игорь Широбоков

ЭКСТРЕМАЛЬ //заг.//

(Окончание. Начало на стр. 7)

Так Баркашов – фашист вроде. – Встрял кто-то из жиденькой толпы. – А ты за коммунистов был...

Наш фашист лучше нынешнего коммуниста! – Не отступился Застенчивый. – Коммунисты все дерьмократам продались за привилегии в Думе. Бей демократическую гниду в её гнезде!

И, как гранитный вождь, он простёр руку в сторону одинокой фигуры Янека. Кое-кто из публики воодушевился речью и двинул в указанном направлении. Другая часть сознательно пошла наперерез. Запахло Гражданской войной и порванными шубами...

Тут, сыто ворча, к обжитому месту подкатила большая машина с будкой. Первым из неё пружинисто спрыгнул крепыш в лётной куртке и, белозубо улыбаясь, приветствовал:

Здорово были, мужики! Что за шум, а драки нету?

Противостояние рассосалось. Выяснилось, что приехали военные лётчики, а такое соседство сулило немало дармовой выпивки.

Застенчивый кинулся на крепыша и повиснул на нём с обьятиями.

Юрка! Родной! Гагарин!

Василий я... – Отбивался крепыш.

Застенчивый не слушал.

Юрка! Космонавт! Богатырь земли русской! На тебе стояла и стоять будет... Старика обижают! Патриота! Демократ этот шведский – пешню утопил и тебя, говорит, замочу со всеми патриотами, в душу мать...

Юрка-космонавт вразвалочку направился к польскому гостю. Рыбаки насупились и опять начали было кучковаться на два лагеря... Но крепыш одной лишь своей ослепительной гагаринской улыбкой разгонял всякую хмурь.

Потеря, конечно, серьёзная. – Сказал он, оценив обстановку. – Но восполнимая... Значит, помянем безвинно утопшую по христианскому обычаю... Спирта, мужики, не меряно...

И опять началось все сызнова...

Тебе, как виновнику, высшая мера наказания. – Распорядился Юрка-космонавт и протянул Янеку полную кружку разведённого спирта. Пришлось испивать чашу сию, дабы погасить международный конфликт.

Воды! Запить! – Коротко бросил белозубый Юрка. Застенчивый тут же подсуетился и поднёс бывшему неприятелю полную кружку, скалясь не без лукавства. Янек жадно хватанул холодную жидкость, надеясь притушить обжигающий пожар - и присел, задохнувшись. Внутри будто напалм полыхнул, из глаз брызнули слёзы, земля пошла из- под ног... Застенчивый, подлая душонка, вместо воды подсунул чистого спирта... Так Янек выбыл из игры благодаря проискам патриотов. Вертикального положения он уже не мог достичь, несмотря на все старания, и только давал невнятные указания Юрке-космонавту, когда тот его запаковывал в спальный мешок...

Но Застенчивый не долго торжествовал победу. Поминки затянулись до самой глубокой ночи, до непросветной тьмы, и в темноте этой кто-то дал зуботычину начинающему фашисту – то ли по ошибке, то ли из идейных соображений. Два передних зуба с золотыми коронками тихо хряснули и покинули место обитания.

Застенчивый ползал по кругу в поисках зубов, громко причитая и насылая проклятия:

Фражины!.. Шетыре жуба швоих оштавалошь – половины лишили... Вшех жарежу! Вшех порешу!..

Старичка отловили и забросили в тёплую будку от греха подальше. Там он и успокоился до утра.

Последними то ли прибрели, то ли приползли к месту поминок парочка самых стойких и неугомонных.

Ну, за упокой её души! – раздалось традиционное. И вскрик – Э-э! Да тут нерпа подо мной... Скользкая, шевелится, сука!

Последовал хряский удар...

Животную бить! – Взревел другой голос. Последовал треск отрываемого рукава, сопение, смачные удары и невнятные вскрики. Янек медленно и тяжело возвращался из небытия. Голова трещала, под глазом нестерпимо саднило. До сознания донеслись слова:

Я тя научу природу любить!.. Слушай сюда, а то ещё врежу... Слушай сюда – бери её за хвост... и помогай мне... Мы её, голубку, в родную... среду отпустим... Тут майна широкая...

Первобытный ужас накрыл Янека, когда он заскользил вниз головой и через кокон спальника начала пробиваться вода – это он был нерпой! Это его отпускали в родную среду любители природы! Он бы и скользнул нерпой в стылую глубь, если бы не спальник, который держал воздух и выталкивал его на поверхность вроде поплавка. К тому же, придя в себя, полузадохшийся, полузахлебнушийся Янек заорал и задергался из последних сил... Оробевшие любители природы догадались вытянуть кокон из воды и, перепуганные насмерть, трусливо растворились в темноте...

Георгий поутру застал картину мамаева побоища: оторванные рукава, воротники, пустые бутылки устилали лёд. Возле застывшей проруби валялся обледенелый спальник, но явно не пустой. Чертыхаясь и обмирая от самых худших предположений, Гоша, обдирая руки, вскрыл неподатливую застежку-молнию и обнаружил с большим фингалом и заледеневшими волосами – но тёплого! – туриста. Конечно, ни о каких рыбалках больше и речи не могло быть. Полуживого Янека два дня отпаивали настоями и отварами, обкладывали примочками... Ночью он бормотал что-то про нерпу, поминки, космонавта Гагарина и спирт, но Гоша с Людмилой сколько не прислушивались, так ничего и не поняли...

К отъезду он был почти в порядке, только глаза оставались грустными и больными. Турист щедро расплатился, благодарил за гостеприимство и всё повторял:

Это был грандиозный экстремаль, самый грандиозный экстремаль!..

А грустными глазами он, похоже, обращался к Богу и благодарил Его, что Он хоть и посмеялся над ним, но оставил живым...

 

Уважаемый читатель МГ! Поставьте, пожалуйста, отметку о своем впечатлении от прочитанного. А если вам есть что сказать более подробно - выскажитесь в комментрии!

  • ПОНРАВИЛОСЬ

( 1 проголосовал )

  • НЕ ПОНРАВИЛОСЬ

( 0 проголосовали )

  • Расскажите об этом своим друзьям!

Тэги: