Cквозь шрифт газетный проступает время

Под занавес года большой книжный магазин в центре города свернулся, опустился в цоколь и смешался там с лавкой сувениров. Оказалось, что и Антеям такой путь, увы, не заказан. Маркетологи сетуют на упавшую проходимость в книжных рядах, на то, что иркутяне стали меньше читать, падает интерес даже к подарочным, парадным изданиям. В то же время в Иркутске не так давно открылся уютнейший книжный магазин для детей и их родителей. Его владельцы, две обыкновенные иркутские семьи, с удовольствием им занимаются, видя в нём не столько источник дохода, сколько интересное и полезное дело. Да и книги в Иркутске выходят с завидною регулярностью - как на средства авторов, так и на средства их друзей и родственников. А Валентине Рекуновой, автору «Иркутских историй», передал свои сбережения её постоянный читатель, пожелавший остаться неизвестным. То есть, он захотел получить эту книгу и получил её - по цене всего тиража.

– Вас это не удивило? – спрашиваю я Валентину.

– Сначала удивило. Но теперь, когда книжка вышла из печати и многими прочитана, я понимаю, что этот жест благотворительности не случаен. Растёт интерес к краеведческой литературе, причём несколько иного толка.

Сейчас труды учёных-историков и исследования краеведов равноправно выходят на книжный рынок. Не всегда различишь их по дизайну и тиражу. Но читаешь – и с первых же страниц чувствуешь разницу. Историкам интересны факты, их сложное взаимодействие. Они выявляют тенденции. Краеведы же тяготеют к обыкновенной жизни обыкновенных людей и поэтому лучше схватывают атмосферу, быт. В сущности, они дополняют, расцвечивают тот остов прошлого, что собирают историки-профессионалы. Не очень уверена, что у нас этот труд краеведов по достоинству оценивается – просто в силу стереотипа восприятия. Но, к примеру, в английской историографии (куда более старшей, чем российская) краеведческий, камерный подход не только утвердил своё право на существование, но и соединился с собственно историческим. Об этом можно судить по книгам Питера Акройда, которые, кстати, можно купить и в нашем городе. Особенно впечатляет солиднейший том «Биографии Лондона». Эта книга отвечает всем научным канонам, но при этом настолько одушевлена, что выходит из устоявшихся рамок, и история Лондона предстаёт уже как его биография. Написана она лёгким пером, но на такой подкладке, что чтение каждой главы растягивается на несколько вечеров. А по прочтении книги чувствуешь, как углубилось и утончилось твоё мироощущение.

– Российская историография не так многоопытна как западно-европейская…

– Но развивается (как и всё в двадцать первом веке) в ускоренном темпе. Краеведение, как движение снизу, вольно или невольно подталкивает официальную науку, что, конечно, хорошо. Ещё недавно оно сдерживалось неприступностью госархивов, теснотой их читальных залов, но ряд библиотек проделал колоссальную и благородную работу - оцифровку дореволюционной периодики. И это в корне изменило всю систему: первоисточники, бывшие за семью печатями, оказались в свободном доступе. Иркутская областная библиотека ещё несколько лет назад оцифровала и выставила в интернете все имевшиеся издания. В этот электронный читальный зал может обращаться каждый, в любое время суток. И хотя вы не слышите шороха переворачиваемых страниц, всё равно ощущаете прелесть работы с первоисточниками. Они, в отличие от переработанных материалов, уже принявших форму статей, диссертаций, книг, имеют удивительную способность увеличиваться в объёме при одном лишь прикосновении к ним. Кажется, невидимая пружина растягивается, и тонкий газетный лист обнаруживает такую многослойность, что каждому открывается что-то своё. Одним словом, сколько бы читателей ни появилось в электронной библиотеке, каждому обеспечена своя ниша, и никто другой её не займёт, потому что у него иной опыт, иное мироощущение. Так что мне кажется странным, когда исследователи (как любители, так и профессионалы) стремятся спрятать «нарытый» материал, пока их труд не растиражирован типографской машиной. В сущности, можно скрыть только голые факты, но ведь настоящую ценность представляет их интерпретация.

– В вашей книге газетная хроника времён русско-японской войны явно интерпретирована: вместе с реальными персонажами свободно действуют вымышленные герои, и даже обилие справочного материала (о банях, садах, балах, ценах на продукты и прочее) не может скрыть крена в сторону беллетристики.

– Крен пока небольшой: в книге ни сквозных персонажей, ни движения сюжета от завязки к развязке – каждая из историй имеет своего героя и свой финал. Каждая из историй выпекается как отдельный слой большого пирога, от которого читатели будут отламывать нечто аппетитное и полезное. Представителей власти, наверное, заинтересуют механизмы управления, которые использовали их предшественники, а любителей беллетристики – характеры героев. Студентов и школьников ждёт обширный справочный материал и возможность использовать книгу как своеобразную хрестоматию к учебному циклу по истории Иркутска времён русско-японской войны и первой русской революции. Не случайно и то, что события видятся то глазами военного и предпринимателя, то извозчика и беспризорника, или начальника края и городского головы. Большинство героев – реально жившие в Иркутске люди, чьи фамилии сохранились и сейчас, поэтому среди постоянных читателей – потомки иркутского пивовара Сошникова, купцов Второвых, Рафильзонов, присяжного поверенного Фатеева, генерал-губернатора Синельникова. Кто-то живёт в Израиле, а кто-то – в Америке, Новосибирске, Иркутске.

– Статус рассказчицы иркутских историй наверняка предполагает особые отношения с этим городом. Появляется и своя интонация, свои пристрастия к героям.

– Шесть лет ежедневного погружения в материал сделали этот процесс естественным, необходимым, но совершенно рассеяли романтический флёр, который, конечно же, был. Ведь начинала-то я с газетных подшивок восьмидесятых годов девятнадцатого столетия, когда Иркутск жил размеренной жизнью богатого, едва ли не самого богатого из сибирских городов. И в то же время оставался компактным, так что если газета «Сибирь» писала «у заплота Голубевой», то ни у кого не возникало вопросов, где этот забор находится. В этом городе и воздух был, как свидетельствовали корреспонденты, «благорастворен». И купечество благорасположено, так что и язык газетного объявления склонялся к почтительному письму: «Желая более соответствовать условиям требований и вкусу потребителей, я решился лично съездить за закупом сапожного товара в Москву, Санкт-Петербург и Варшаву, как города более известные у нас доброкачественностью выделки кож. А также при этом сделать выбор обуви готовой всех сортов и для различных возрастов обоего пола. Одним словом, цель моей поездки есть улучшение производства заведения моего. Извещая о сем почтеннейшую публику, надеюсь, что не только вполне оправдаю приобретенное мною до сего времени мнение, но и заслужу одобрение». Это – строчки из послания покупателям коммерсанта Иодловского.

В то неспешное время не брали, а вкушали – и от древа познания, и от сладких земных плодов. За неспешно приготовленными обедами так же вкусно-неспешно выговаривались слова: «салютация», «гигiэна». А чего стоит запись в буфетной книге девятнадцатого столетия: «20 копеек – за самовар; 30 копеек – за самовар со сливками».

Документальные источники свидетельствуют, что в середине девятнадцатого столетия Иркутску посчастливилось пережить пору удивительных отношений, кажется, так и не повторившуюся уже, когда власть Благодати ощущалась так сильно, что преградой ей не был уже ни мундир, ни капиталы. Соборность, сформированная вокруг кафедрального собора Богоявления, долго ощущалась еще в поколениях иркутских предпринимателей, общественных, государственных деятелей. От собора Богоявления расходились такие токи, которых хватило до окончания века. Далее всё пошло спокойнее, деловитее, суше и холодней, слово купца утратило полновесность и требовало уже документального подтверждения. Иркутск резко уплотнился за счёт приезжих, и сам характер его начал меняться. Но именно это время отмечено газетным бумом. От иркутских изданий начала двадцатого века сохранилось не так уж много, но и это позволило составить первую книжку «Иркутских историй».

– Продолжение не за горами?

– Сейчас дорабатывается вторая часть, которая охватывает период с 1907 по 1910 год. И если в первой части главным движителем сюжета была русско-японская война, то в мирное время в центре внимания оказывается семья, обычный человек с его заботами и радостями. На обложке второй книги будут две фотографии из архива Аристарха Фердинандовича Онгирского, правнука иркутского губернатора Грана. Они попали ко мне чудесным образом, через вдруг зародившуюся переписку в интернете, и я восприняла это как исключительно добрый знак. Что до третьей части «Иркутских историй», то при благоприятных обстоятельствах она будет готова к началу 2014 года и расскажет о событиях года 1914-го. Дальше загадывать не берусь, но те, кто прочитал первый том, уже связываются со мной по электронной почте и заказывают истории вплоть до 30-х годов двадцатого века, включая и пору репрессий. Кажется, в таких случаях говорят, что читатель всегда прав.

Галина Маркина

Уважаемый читатель МГ! Поставьте, пожалуйста, отметку о своем впечатлении от прочитанного. А если вам есть что сказать более подробно - выскажитесь в комментрии!

• ПОНРАВИЛОСЬ

• НЕ ПОНРАВИЛОСЬ

• Расскажите об этом своим друзьям!