Высоцкий, Никулин, Райкин… Тоже грешили, как Ефремов. Но «обходилось»! |
11 Августа 2020 г. |
После аварии с Михаилом Ефремовым все стали вспоминать, кто из знаменитостей садился за руль пьяным. Ну хотя бы раз. И оказалось, что таких было много. Особенно в советское время. Можно даже сказать, что это такая звездно-советская традиция – показывать удаль, славу и почитание гаишников. Понты, одним словом. Случилась такая история и с Юрием Никулиным. Вообще-то Юрий Владимирович почти не пил. «Лучше я съем чего-нибудь», – полагал он, будучи на фронте, и менял спирт на сало. Уже после войны (а он прошел и финскую, и Великую Отечественную) выпить Никулин мог, конечно, но лихачить под градусом – это было для него скорее исключение. Чего не скажешь о Высоцком, который тоже был героем этой истории. Оба – и Никулин, и Высоцкий – были страстными автомобилистами. Хотя близкими друзьями не были. И Никулин, к слову, впоследствии очень жалел, что им не довелось общаться чаще и ближе. Но Никулин несколько раз приходил на спектакли и на концерты Высоцкого. Он любил его песни – военные, само собой, но и «блатные» тоже. А Высоцкий обожал цирк. Вот такие совпадения. Да и в общих компаниях они периодически оказывались. «Ты что – опупел?!»Как рассказывал журналист-международник Мэлор Стуруа, однажды он оказался в гостях у Александра Митты и встретил там Юрия Никулина и Владимира Высоцкого. Высоцкий был в плохом настроении из-за очередной ссоры с Мариной Влади. Своего раздражения он не скрывал, и хозяин дома, как и гости, понимали, что упрашивать его спеть под гитару бесполезно и не нужно. «Зато Никулин был в ударе, сыпал анекдотами», – рассказывает Стуруа. И вот, пытаясь разрядить обстановку и как-то расшевелить Высоцкого, Стуруа его спрашивает: «А кто из вас, интересно, популярнее – ты или Никулин?» Вопрос попал в цель, самолюбие Высоцкого было задето. К тому моменту он уже успел основательно выпить. Но Никулин вдруг поддержал тему и тоже стал подзадоривать Высоцкого. Чтобы ввести Владимира Семеновича в раж, много усилий никогда не требовалось. До утра гости и хозяин и спорили, и смеялись, и доказывали крутизну. Разошлись уже под утро. Все были довольно пьяны, и развозить компанию по домам взялся Никулин, хотя был точно в таком же подпитии. Когда все загрузились в никулинскую «Волгу», спор о популярности как-то сам собой возобновился. Перед ними ехала машина ГАИ. И Никулин, который был за рулем, спросил сидевшего сзади Высоцкого: «А вот ты на такое способен?» И догнав гаишников, стал подталкивать бампером своей «Волги» их машину. «От такой наглости хмель сошел с нас, – рассказывает Стуруа. – «"Ты что – опупел?!" – вскрикнул я». Ну а дальше происходит вот что: офицер ГАИ, просигналив, чтобы Никулин остановился, в бешенстве и недоумении выходит из машины и подходит к «Волге», чтобы поинтересоваться, кто этот сумасшедший за рулем. «Сумасшедший» высовывает лицо навстречу офицеру и выдыхает водочный перегар. Офицер только-только набрал в легкие воздуха, чтобы показать негодяю, где раки зимуют, как лицо его вытягивается и он торжественно берет под козырек: «Ой! Товарищ Никулин! Это вы?!» И мгновенно расплывается в счастливой улыбке. «Товарищ Никулин, товарищ Никулин! – не может остановиться от восторга парень (после фильма «Ко мне, Мухтар!» Никулин стал кумиром всех милиционеров СССР) и, продолжая сиять, протягивает штрафную квитанцию и просит дать ему автограф. Никулин, с лицом победителя, великодушно соглашается, ставит подпись, а потом показывает счастливому офицеру на заднее сиденье и небрежно замечает: «Вот, везу пьяного Высоцкого домой». У гаишника, вспоминает Стуруа, «аж глаза на лоб полезли. Никогда в жизни ему не доводилось видеть этих двух своих идолов так близко, да еще вдвоем!» В полуобморочном состоянии парень просовывает голову поглубже в салон «Волги» и блаженно шепчет: «Товарищ Высоцкий, товарищ Высоцкий...» И дальше всю оставшуюся дорогу пьяная компания проехала по еще пустынной рассветной Москве с полнейшим почетом – «почти что как члены Политбюро. Перед никулинской "Волгой" шел автомобиль ГАИ. Сверкала мигалка, ревела сирена. Никулин уверенно крутил баранку, Высоцкий столь же уверенно спал...» – описывает Стуруа «ничью» этого актерского соревнования за популярность. Райкин на спор пересекал две сплошные на глазах у милицииЗнаменитый фотограф Валерий Плотников, знакомый, кажется, со всеми самыми известными людьми Советского Союза, тоже рассказывает, что актерская популярность и слава были чем-то вроде твердой валюты и безотказного пропуска. – Многие тогда бравировали своей популярностью, – рассказал нам Плотников. – Например, Аркадий Исаакович, слава которого действительно была огромной, на спор пересекал две сплошные линии на улице Горького, которая теперь Тверская. К его машине, естественно, бежал и свистел товарищ в фуражке. Аркадий Исаакович приоткрывал окно и ласково смотрел на милиционера, который от восторга, конечно, тут же проглатывал свой свисток. Гаишники тогда, помню, на Горького были такие красавцы – в красных фуражках и белых крагах с раструбами. «Ой, поставьте автограф, пожалуйста, а то никто же не поверит, что я вас видел», – в обожании лепетал гаишник Райкину. Магия кино в те времена была такова, что на местах киносъемок собирались толпы людей, а к артистам относились как, извините за штамп, к небожителям. И популярность Никулина и Володи Высоцкого тоже была, конечно, о-го-го какая. «Пошел отсюда!»У Никулина был свой фанатский круг, и, конечно, он стал невероятно знаменит прежде всего благодаря Гайдаю, создавшему тройку Трус, Балбес и Бывалый. Это были, что называется, социально близкие персонажи, и Балбес – Никулин был прямо-таки обречен на стопроцентную узнаваемость. Ну а потом у Никулина пошли серьезные драматические роли, которые к обожанию добавили преклонение. – Володя стал популярен все-таки позже Никулина, – вспоминает Плотников, – и сначала Высоцкого узнавали только по голосу. Далеко не каждый мог узнать его по внешности – полная узнаваемость пришла к нему уже ближе к финалу его жизни. – Был ли склонен Высоцкий пользоваться своей популярностью для того, чтобы ему прощали нарушения на дорогах, мог он поднажать на гаишника, чтобы избежать штрафа? – Я не был свидетелем таких случаев, но на вопрос, чего бы вы хотели больше всего в жизни, он ответил: «Чтобы помнили и чтобы везде пускали». Это было примерно в 1968–1969 году. Тогда это было для него актуально. Например, на мою выставку в Доме кино его пытались не пустить. Потому что он не был членом каких-то союзов, а тогда в любые статусные места пускали только по членским билетам. Или по блату. Так что артистическая слава в те времена была еще большей социальной привилегией, чем сегодня, – вспоминает Плотников. Интересно, насколько была живучей народная иллюзия, что Высоцкий – это свой кореш, такой же, как все. Именно его песни, так трогавшие души людей, давали это ощущение родства. На самом деле Высоцкому это не только не давало повсеместного «пропуска», но и имело оборотную сторону. Все, каждый встречный пытался похлопать его по плечу: ой, Володька, давай выпьем. – Но ему не нравилось такое амикошонство, он терпеть не мог фамильярность и всегда очень резко обрывал такие попытки, – говорит Плотников. – Высоцкий сам ведь никогда не чувствовал себя такой уж частью, плоть от плоти, народа. Он был очень начитанный интеллигентный человек, достаточно непростой и держался на дистанции. Хотя и был намного демократичнее того же Райкина, но не до такой степени, чтобы ему нравились похлопывания по плечу. К тому же была в его жизни одна история, которая раз и навсегда внушила Высоцкому отвращение к «простоте обращения». Это было в Монреале, где Высоцкий увидел на общем гостиничном балконе курящего Бронсона, актерским талантом которого Высоцкий восхищался. Высоцкий тут же к нему подошел и сказал: «Мистер Бронсон...» Хотел было объяснить, как он его любит и что сам он русский поэт и певец. Но Бронсон грубо отрезал: «Пошел отсюда!» Высоцкий запомнил это на всю жизнь.
|
|