- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Разведчик Борис Кравцов – о военном прошлом, артиллеристах и переписи истории |
| Елена Головань, argumenti.ru |
| 04 Марта 2022 г. |
|
Борису Васильевичу Кравцову в конце прошлого года исполнилось 99 лет. В детстве грезил о кораблях и океанах. Но судьба решила по-своему – прямо со школьной скамьи, после выпускного вечера он отправился учиться навыкам артиллериста. Не думал о наградах, но стал Героем Советского Союза. А после войны ещё долго служил родному Отечеству, но уже в качестве министра юстиции и впоследствии главного прокурора РСФСР.
– В сорок первом вы как раз окончили школу и узнали о том, что началась война. Помните, как это произошло? – Конечно, помню! 21 июня был выпускной вечер – с музыкой и танцами, а наутро 22-го объявили о войне. Мы и раньше понимали, предчувствовали, что она будет, вопрос был в том, когда... Я тогда параллельно с обычной десятилеткой учился в военно-морской школе. Кстати, уроки военной подготовки у нас вёл настоящий моряк. – То есть вы грезили о море? – Да. О кораблях и океанах. Эти мечты разделял и мой друг Глеб, который жил неподалёку, в Леонтьевском переулке. Накануне выпускного вечера мы прошли комиссию на призывном пункте. И врачи нас признали годными. Мы были на седьмом небе от счастья – скоро мечта должна была осуществиться. 22 июня мы как раз пришли на построение возле озера, чтобы получить специальные билеты, свидетельствующие об окончании военно-морской школы. И когда были на построении, заработало радио: передавали речь Вячеслава Михайловича Молотова. Так мы узнали о том, что началась война. С одной стороны было возмущение нападением Германии, с другой – наша мечта начинала, как нам казалось, сбываться. – Вот только родители ваши, наверное, не слишком радовались, отпуская вас на войну... – Ну конечно. На Белорусском вокзале, куда нам было приказано явиться, меня провожала только мама. Больше некому было. Отца, служившего в Совнаркоме, призвали в армию ещё месяц назад. Младший брат, не доучившись в школе, отправился работать на военный завод... На вокзале я встретил своих товарищей. Мы считали, что нас отправят прямиком на фронт – ну куда ещё могут отправить с Белорусского вокзала?! Объявили, что наша группа должна явиться к такому-то месту и занять вагон в товарном поезде. Вагоны немного переоборудовали, чтобы можно было везти в них людей – установили доски для сна. Вот там нас и разместили. «Обычно артиллеристов учили три года, а нам пришлось пройти курс меньше чем за год».– И куда вас отправили? – Когда поезд тронулся, мы всё ещё считали, что едем на Запад воевать с немцами, но через некоторое время заметили, что звук разрывающихся снарядов слышен не впереди, а позади нас. И тогда мы поняли, что нас везут на Восток. Ехали долго. А привезли нас на Урал. Разместили на пару недель в землянках. Потом была комиссия, по итогам прохождения которой нам объявляли, кто куда направится. Меня, как получившего среднее образование, направили в Одесское артиллерийское училище, которое в самом начале войны было эвакуировано на Урал. Курсантов повезли тогда поездом, но эшелон разбомбили немцы, и никого в живых не осталось. Так что набирали новых, в числе которых оказался и я. – Сколько вы там проучились? – Довольно долго. Около десяти месяцев. Преподаватели все – военные из Одессы. Солидное обучение у нас было. – Но всё равно ускоренное из-за начавшейся войны? – Да, конечно. Обычно артиллеристов учили три года, а нам пришлось пройти курс меньше чем за год – этого требовали сложившиеся обстоятельства. – И вы стали младшим лейтенантом? – Нет, не младшим, «настоящим». Хотя некоторым да, присвоили звание младшего – тем, кто не очень добросовестно учился. Они получили один кубик, знаете, что это такое? – Нет. Хотя папа и военный, но про кубики я ничего от него не слышала... – Это когда на петлицах прикрепляется знак в виде кубика. – А, ну да! Тогда же погоны ещё не ввели, и знаки отличия были на отворотах воротника... – Верно. Вот мне дали два кубика, что соответствовало званию лейтенанта. – А три кубика – это старший лейтенант? – Да. Но это звание давали, когда уже некоторое время прослужил. «Артиллерийская разведка – это, в первую очередь, работа с приборами, инструментами».– Куда вас отправили после обучения? – Я получил направление явиться под Харьков, где размещались артиллерийские части. Меня определили в 300-ю стрелковую дивизию начальником разведки. – Но ведь в разведку-то не просто было попасть. Там же, наверное, серьёзный отбор был? Всё-таки разведчик, как мне кажется, должен какими-то определёнными качествами обладать. – Так нас же в училище и обучали тому, как быть разведчиком. Но это не просто ходить по кустам и высматривать, где немцы. Была серьёзная подготовка – техническая, инженерная... Это же не та классическая разведка, которую вы наверное имеете в виду. Артиллерийская разведка – это, в первую очередь, работа с приборами, инструментами. К примеру, нужно было уметь хорошо обращаться с теодолитом – это такой геодезический инструмент, который применяется при измерении горизонтальных и вертикальных углов. То есть разведчик в артиллерии, образно говоря, должен был ползать с этими приборами, рассматривать, разглядывать, где находятся немецкие подразделения. Чтобы засечь, скажем, артиллерийскую батарею или танки противника. Всё это мы должны были определить, рассчитать топографически и нанести на карту. Вот этим мы и занимались. Инженерная, по сути, работа. Частенько нас отправляли в разведку с отрядами пехотинцев. – Но ведь в боях вы тоже участвовали? – Участвовал, конечно. Нас же посылали разведывать не только передний край противника – иногда нужно было перейти ту полосу, которая разделяла позиции и оказаться на территории врага. – Первый свой бой помните? – Первый бой для меня был в августе 1942 года. Там же, под Харьковом. Командир артиллерийского дивизиона приказал выдвинуться вперёд пехоты, занять там окопы, наблюдать и подавать команды для огня по противнику. Я взял с собой двух сержантов, мы вооружились теодолитами и винтовками и отправились на передовую поближе к противнику. Там мы отмечали соответствующие координаты, передавали их на батарею, и пушки стреляли, пользуясь этими разведданными. – Передавали по квадратам? – Нет, ну квадрат это слишком просто, а мы точные координаты цели давали. – То есть когда квадрат обстреливают – это наобум? – Конечно, наобум. А наши данные позволяли вести прицельный огонь. «Ненависть просыпалась, она, наверное, должна быть у воина, но не слепая, не безумная...»– Когда вы осознали, что война это не игра в стрелялки, что всё серьёзно – каждую минуту вы можете погибнуть? Или вы сразу это понимали? – Вы знаете, ещё когда мы в августе 1941 года ехали на Урал, мы встречали на той же железной дороге эшелоны с ранеными, которые ехали с фронта. Иногда подолгу стояли на переездах, и была возможность пообщаться. Так что осознание, что это война, пришло ещё даже до того, как попал на фронт. – А как вы относились к фашистам? Может, недоумение: ведь вот они такие же люди – два глаза, два уха, нос, руки-ноги – зачем им это надо, чего дома не сидится-то? Или была ненависть? – В наших рядах были люди, настроенные очень агрессивно, мечтавшие во что бы то ни стало уничтожать врага. Но в большинстве своём солдаты и офицеры спокойно относились. Если взяли в плен немца, это не значит, что его надо убивать. Помню, мы как-то захватили в плен русского, но он бы в немецкой форме. И вот когда его вели, этого предателя, некоторые просто кипели от ненависти. Но это неправильно. – И даже не возникало ненависти, когда видели, к примеру, сожжённые деревни, убитых стариков, женщин и детей? – Это вы хороший вопрос задали. Да, конечно, мы видели и сожжённые села, и то, что делают с мирным населением фашисты. Когда видели, это вызывало возмущение, да. Ненависть просыпалась, она, наверное, должна быть у воина, но не слепая, не безумная... Понимаете, о чём я? – Понимаю... А всё-таки, каким, по-вашему, должен быть разведчик? Каким характером обладать? – Во-первых, он должен быть технически грамотным. Голова должна быть подготовлена к тому, чтобы соображать, чтобы использовать военную технику и правильно владеть оружием. Ну а характер... Стойкий должен быть. Организаторские способности нужны, чувство ответственности опять же... «Я дал команду открыть огонь, сообщив координаты нашего блиндажа».– Расскажите, за какой подвиг вам присвоили звание Героя Советского Союза? – Это было, когда мы форсировали Днепр. Город Запорожье расположен и на правом, и на левом берегах реки. А посередине огромный остров Хортица, длиной около десяти километров. Его занимали немцы – там было сосредоточено большое количество техники, две или три дивизии. В течение дня мы наблюдали за позициями немецкой армии. Потом поступил приказ – мы должны были переправиться на остров и не только высадиться там, но и занять плацдарм. Ну а поскольку я был командиром разведки, мне это задание и поручили. Со мной было пять человек, включая радиста. Погрузились в понтон вместе с пехотинцами – всего человек двадцать – и отправились на Хортицу. Плыли несколько таких понтонов, через определённый промежуток времени. Удалось незаметно доплыть до самого острова, кстати, не только нам, другие понтоны тоже тихо шли. В общем, удачно переправились. Но всё равно, как говорят, нас разоблачили – увидели с помощью осветительной ракеты – что-то движется по реке. Нас спасло то, что мы были буквально в нескольких метрах от берега и быстро добежали до суши. Залегли. Я послал разведчиков – одного направо, другого налево – узнать, где наши высаживаются. Немцы поначалу оставили свои окопы, отбежали. – Испугались вас? – Ну да, испугались. А мы-то времени не теряли – заняли их окопы. Но вскоре враги очухались и начали возвращаться. Их-то там две или три дивизии было, а нас всего лишь горстка высадилась. Начался бой. Я связался с командиром дивизиона, доложил, что мы уже на острове вместе с пехотой, и немцы начинают нас атаковать. Неравные, конечно, силы были. В течение ночи я корректировал огонь нашего подразделения. Давал немного подойти немцам к нам, чтобы наш дивизион мог провести точечную артиллерийскую атаку. Через некоторое время наш наблюдательный пункт окружили, и я дал команду открыть огонь, сообщив координаты нашего блиндажа. – То есть вызвали огонь своей же артиллерии на себя? – Да. – Но как вы выжили? – Когда начали стрелять, наш наблюдательный пункт был разрушен. Нас здорово подзавалило балками и глиной. Два человека погибли. Осталось вместе со мной четверо. Потихоньку мы пришли в себя. Как, впрочем, и немцы. Но их мало осталось. Мы срочно связались с пехотой, которая была значительно левее нас... В общем, через некоторое время мы сумели выполнить приказ – заняли плацдарм на острове. «Артиллеристы – они все как родные».– Часто вам было страшно? – Ну, вы знаете, на войне вообще страшно, откровенно говоря. Всё время угроза быть убитым. – Но страх, он же в какой-то мере и выжить помогает? Позволяет более трезво оценить ситуацию и не рисковать понапрасну... – Я вам сейчас расскажу один случай. Когда мы уже перебрались к пехотинцам – там же, на Хортице, – я сидел в окопе вместе с пулемётчиком. Он пытался вставить ленту, а она никак не поддавалась. Я ему говорю: «Ты хоть пригнись, тебя же немцы видят!» А он как-то наплевательски отнесся к этому, и буквально через секунду-другую получил пулю в лоб. Свалился рядом со мной прямо... Или вот ещё ситуация: часть молодых пехотинцев, которых мы набрали тут же, в Запорожье, в какой-то момент выскочила из окопов и прямиком к берегу. Понимаете, немцы наступают, а они убегают. Мы тогда ещё с одним офицером побежали за ними с пистолетами и остановили их у берега: «Обалдели? Вы что делаете? Себе на погибель бежите – вас же тут расстреляют!» Вернули... Так что страх – он разным бывает. Выводы делайте сами. – Борис Васильевич, ранения были? – 31 декабря 1943 года. Я тогда в одном селе наблюдал в бинокль за противником. Немцы стреляли. Снаряд разорвался совсем рядом, и осколок попал в бедро. Пять месяцев меня лечили, даже хотели отнять ногу, но её удалось спасти – врачи хорошие были. С тех пор у меня правая нога короче левой на сантиметр. Тогда меня демобилизовали. – Обидно было, что теперь воевать не сможете? Наверное, рвались обратно в строй, дойти до Берлина вместе со всеми хотелось? – Конечно, обидно. Артиллеристы – они все как родные, понимаете? Семья. Сколько километров фронтовых дорог вместе прошли... «В прокуратуре в общей сложности я проработал 25 лет».– С чем был связан ваш последующий выбор профессии? – После демобилизации возник закономерный вопрос – куда пойти учиться и где потом работать? Сначала я поступил в автодорожный институт. Но вскоре понял, что со своей больной ногой и хромотой я не смогу работать инженером. Пошёл в райком посоветоваться – куда идти дальше. Мне порекомендовали Московскую юридическую школу. Туда не всех принимали, очень строгий отбор был. Меня взяли. Проучился я там два года, и меня отправили работать судьёй. Через пару лет, уже как опытного юриста, направили в министерство юстиции. Потом работа в Центральном Комитете. Ну а оттуда – в прокуратуру. Сначала заместителем, а потом и главным прокурором РСФСР. В прокуратуре в общей сложности я проработал 25 лет. Да я и сейчас с прокуратурой связан. – Вы и сейчас работаете? – Работаю – это слишком сильно сказано. Но в некотором роде да, так и есть. Меня там считают своим. Я советник. – 2 февраля Владимир Путин вручил вам орден «За заслуги перед Отечеством» I степени. Приятно было получить от президента эту награду? – Приятно, конечно. Он мне и руку пожимал. А потом корреспонденты окружили. Наверное, потому, что я по сравнению с другими как-то бойко высказывался (улыб. – прим.авт.). – Ну, голос у вас и по сей день командирский. – Командирский, это да... – Насколько я знаю, вы действительный член Военной академии наук. Как вы относитесь к проекту, который ведёт ваш коллега Александр Ужанов? Я имею в виду марафон-эстафету «Родина подвига – Родине Героя», в рамках которого уже несколько лет на основании подвигов Героев Советского Союза братаются города и села? – Конечно, это правильно. Хорошая идея! Я вообще за такие проекты, которые приносят пользу! «Наверное, кому-то выгодно переписать историю».– Борис Васильевич, в окопах вы не спрашивали кто ты – русский, чеченец, армянин или латыш. Сегодня мы разобщены. Чья в этом вина? – Вопрос интересный. Вы правильно сказали, что на фронте никакого разобщения не было. Вот у меня разведчики в основном украинцы были, татары... Мы даже не думали о том, кто какой национальности. Воевали все вместе. А насчёт того, чья вина в том, что сегодня мы разобщены... Ну, наверное, кому-то выгодно переписать историю. Очень обидно за то, что сейчас происходит в наших отношениях с Украиной... На нашем сайте читайте также:
|
