- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Экс-главред «Эха Москвы»: Россия трансформируется в военно-феодальное государство |
| Анна Балуева, sobesednik.ru |
| 30 Октября 2022 г. |
|
Интервью с Алексеем Венедиктовым* — журналистом, которые многое знает, видит и чувствует. Естественно, доверять его оценкам на 100% никого из наших читателей не заставишь (он же еще и «иностранный агент»!), но знать его оценки полезно, как минимум.
– Алексей Алексеевич, как вы охарактеризуете эпоху, в которую мы вступили? – Трансформация страны идёт уже давно. И сейчас мы входим в эпоху военного государства Российская Федерация. Я, собственно говоря, знаю мало людей, которых это удивило. Так или иначе, с учётом интенсивности боёв и истории последних восьми месяцев, было понятно, что российская власть, безусловно, будет вынуждена мобилизовать ресурсы. А ресурсы – это не только люди, это и экономика, и время. Словом, мобилизация может принимать различные формы. Это касается и военного положения территорий, и управления. Губернаторы получают больше власти, и Россия, как ни странно это звучит, становится федерацией, потому что управлять из Москвы каждым городом, каждой деревней, в условиях военных действий невозможно. История с ковидом, а затем с мобилизацией показала, что централистское государство неэффективно. И если вы не можете дотянуться до Брянска или до Владивостока, до Благовещенска, значит, надо передавать рычаги на места. Собственно, так и формировалась Российская Федерация, а раньше Российская империя. Осознание этого пришло в Кремль, когда начались сначала чума, потом, Это. В общем, Россия трансформируется в военно-феодальное государство, которое мне хорошо известно по учебникам истории средних веков. – Что в этом указе от 21 октября вы считаете важнее всего по сути? – Самое важное там – слово «ограничения». В условиях военных действий и разных степеней военного положения это могут быть обыски, задержания, выселения из квартир, реквизиции транспорта. То есть это удар по свободам, и для меня это гораздо важнее, потому что в этом случае государство перестаёт функционировать в нормальном виде – и даже в том урезанном, в каком оно функционировало до 24 февраля. Это история реальной отмены возможностей гражданского человека. Он становится полностью подконтрольным государству. Но это не это всё. Главное было в комитете по бюджету. Туда пришёл Владимир Мау, друг Гайдара и ректор РАНХиГС при президенте. И сказал: пора переходить к мобилизационной экономике. Вот оно! Это не какой-нибудь там Пётр Толстой, который вообще в этом ничего не понимает. Это сказал Мау, один из пяти-шести экономистов, которых слушает Кириенко, Вайно и Путин. Вот это был для меня сигнал ого-го. Это говорит о том, что можно мобилизовывать гражданские предприятия, транспорт и связь. Вот что на самом деле произошло на прошлой неделе. А то, что у нас всё частичное – частичная заморозка вкладов, частичная мобилизация, частичное военное положение – это даёт возможность манипулировать каждым решением. Вся эта «частичность» как бы размывает правила. Но, я бы сказал, что это бег по кругу, а не какая-то маневренность, как можно подумать. Берём другие папочки!– О реальной власти губернаторов разные версии ходят, но не получится ли так, что у нас вдруг появится много разнокалиберных Кадыровых? – Быть Кадыровым не каждому дано и не у каждого получится. И потом, наделение полномочиями – это же сложный процесс. Права правами, но с вас и спрос, если что. Путину нужно, чтобы элита его всячески поддерживала, но при этом была вовлечена в ответственность. Собственно, история с мобилизацией то же самое – Путину хочется, чтобы народ его поддерживал, но на первом этапе народ не был вовлечён в происходящее на Украине. Ну какая-то спецоперация и спецвойска – это где-то там воюют. Но когда пошла мобилизация это стало общей историей – как хочет Путин. Это тоже политический вопрос вовлечения и региональной элиты, и народа, – чтобы поделить ответственность на всех. Ну очевидно же. – Как сказал Глеб Павловский, «ни один населенец теперь не сможет думать, что он в стороне». – Но это же и было целью. Это вполне рассчитанная, хладнокровная, с сознанием последствий цель. Если я правильно понимаю президента Путина, он считал, как говорит наш друг Берлускони, что управится за 3 недели. Не получилось. Ну хорошо. Значит отодвигаем эти папочки, берём другие папочки, смотрим – и можем превратить спецоперацию в войну, но войну не агрессивную, а освободительную, народную, отечественную и так далее. – А какую реальную позицию сегодня занимает Шойгу? – Сергея Кужугетовича я тоже знаю давно, но мы последний год не встречались, и это понятно. Шойгу – чиновник. Сначала он создавал МЧС, потом, если кто забыл, он был губернатором Московской области, и тогда, помню, он за месяц превратился в абсолютного фаната Подмосковья, он грызся с Собяниным, грызся с тогдашним главой АП Сергеем Ивановым. Потом его перевели в армию, и он стал заниматься ей, как умеет. Шойгу никуда не делся, потому что Путин очень терпим к лояльным людям. Знаете, есть фраза, приписанная Николаю I – «нам не надобны умные, нам надобны верные». И как-то мы выпивали с одним из моих друзей и собутыльников, имеющих отношение к принятию решений, я со смехом ему это напомнил. Так он вдруг так вздрогнул и сказал: «Да, назначают верных, а спрашивают как с умных». Поэтому Шойгу делает все по мере своего умения. Но всё-таки кажется, что главным в армии сейчас является генерал Герасимов, начальник Генштаба. Плюс теперь у нас есть командующий объединённой группировкой на территории Украины Суровикин. И у каждого своя роль. Как они эти роли там делят между собой? Наверное, слегка грызутся, допущу я, по поводу решений и ответственности. А может быть, и не слегка. Какие преемники? Вы что!– А Путин? Вы его давно видели? – Давно. Последний раз мы с ним встречались полтора года назад. Это был март 21-го. – Есть хоть какой-то шанс, что Путин сам назовёт своего преемника? – Сейчас никаких преемников нет... Он вообще после Крыма считает, что у него есть историческая миссия, что эта миссия ещё не завершена, и уйти сейчас – это дезертировать. Он, конечно, присматривается, кому он своё историческое наследие доверит, – но на самом деле никому. Потому что, как он когда-то говорил, «вас без меня всех, как котят, передушат». Поэтому какие преемники, вы что, смеётесь что ли? Он свою историческую ответственность, как он её понимает, – объединение Русского мира, поднятие с колен и глаза в глаза с Америкой и Китаем – он собирается довести до конца. Насколько я понимаю. Семидесятилетнему человеку менять свои взгляды довольно тяжеловато. Я сам близок к этому возрасту и это понимаю. – Вы не раз говорили, что хорошо его знаете. А какой Путин страшнее – расслабленный, каким он был, когда объявлял военное положение, или Путин с желваками? – Ну я вообще с желваками его видел редко. Он человек, который себя контролирует, – это важно понимать. Когда кто-то считает, что «он сорвался», «он сошёл с ума», «у него нервы сдали с Украиной», – думаю, это неверная оптика. Он очень холодный, очень расчётливый, чрезвычайно убеждённый в украинском вопросе. Разговаривая с некоторыми его коллегами, я для себя вывел формулу: вы думали, что он тут Макиавелли, и пытались его перемакиавеллить. А он Савонарола Джироламо. Он фанатично и искренно верит, а вы разговариваете с ним, как с человеком, которого можно обдурить. Нельзя. Когда на его встречах с главными редакторами заходил разговор про Украину, он без отклонений и вариаций вёл свою линию. Сначала это было на закрытых встречах, и мы думали, что он нас троллит, честно говоря. А потом он начал говорить это открыто, и 21 июля 21-го года он написал ту самую статью о единстве русских и украинцев. Один народ, один язык, одна территория. А если кто не понимает, говорил он так это потому, что они зашоренные и замороченные. Я же говорю – хладнокровный Савонарола. И его вера не нуждается в доказательствах. И кстати уж, я спросил у бывшего посла ЕС в Москве Маркуса Эдерера, который только-только закончил свою работу, когда в первый раз он написал в ЕС, что будет война. И он сказал: «В тот же день, как только прочитал вот эту статью 21 июля 21-го года». Он был прав, а многие этот финальный аккорд пропустили. Есть вещи, которые удивляют в Путине, и есть те, что не удивляют. А его решение по Украине было закономерно. Как закономерно и то, что он продолжает делать сейчас. Так что никаких желваков здесь нет. И может, было бы лучше, если бы они были. Знаете, когда человек нервный, его можно успокоить или обдурить, а тут – абсолютное верование в то, что он всё делает правильно и это исторически оправдано. Тут возражай не возражай – а всё, не-не-не, глобус делают на соседней улице, а Земля на самом деле плоская. Всё. Поэтому – к сожалению! – всё это будет продолжаться.
– Видимо, да. И если вернуться к вашим словам о холодном Савонароле, то это сильно повышает шансы мира получить бомбу. Она будет? – Ну кто же это знает? Если вы меня спросите, может ли нажать кнопку? Да, может. Может. Нажмёт ли он? Не обязательно. Это же ещё огромная и довольно тяжёлая международная игра. Потому что, насколько я знаю, китайцы предупредили российскую власть – не знаю, кого конкретно, – что они бы этого не хотели, скажем мягко. Потому что это распечатывает возможность применения для любой страны... Пока что все страны договорились, что ядерное оружие – это оружие сдерживания. И у Индии оно есть, и у Пакистана есть, они друг другу угрожают, но не применяют. Как только одна, любая, страна применит даже маленький тактический заряд – это значит можно всем. В любом следующем конфликте, в любой точке мира. Вот именно это больше всего беспокоит китайцев, у которых впереди Тайвань и американцы, стоящие на его защите. И если можно России, можно Америке, ну значит и всем можно. Поэтому я думаю, что применение ЯО маловероятно, но на сегодняшний день я бы эту опцию не исключал. Мы все ошиблись– Алексей Алексеевич, как менялась ваша жизнь с 24 февраля? Когда у вас отобрали «Эхо Москвы», испытывали ли вы гнев по отношению к Путину, о котором вы говорите с лояльностью и какой-то даже теплотой. – Я лоялен, и из-за этого он меня уволил?! Ну-ну. 24 февраля в семь утра я уже точно знал, что «Эху» не быть. И потом мне люди подтвердили, что решение о закрытии «Эха» принималось до 24-го. То есть мы могли там хоть музыку начать качать, но всё равно «Эхо» должно было быть закрыто, потому что оно – репутационное радио, которое влияет и смущает людей, принимающих решения. Это опасное радио. «Новая газета»*, «Дождь»*, и «Эхо» закрыты были по разным причинам, но решение принималось до 24-го. Это не догадки, это я знаю абсолютно точно. Поэтому в этом отношении никакого гнева. Ну слушайте, у меня, слава тебе господи, все журналисты живы и здоровы. Никто не пострадал, не погиб, ничего такого. Поэтому сравнивать произошедшее с нами и то, что происходит в Украине, я считаю для себя невозможным. Я испытывал не гнев, а чудовищную усталость. Я понимал, где мы все ошиблись. Мы все считали главным пороком этого режима коррупцию. А коррупционер – это такой человек, который лежит на яхте в окружении девушек в бриллиантах, строит дворцы, пьёт дорогое вино и не до войны ему. Не до войны. И проглядели! Проглядели, что за этой коррупцией в элите и в населении рос милитаризм и реваншизм. И грохот сапог мы за хлопаньем парусов яхт не услышали. И когда это всё случилось, я тяжело сказал себе: ну вот, я же думал об этом. Так что ярость моя относится к гибели людей и к тому, что происходит, извините, не столь с Украиной, сколь с моей страной. С Россией. Мы – вторая пострадавшая страна. Мы уже получили всё в обратку. То есть ни флаг над Киевом, ни поражение уже ничего не изменят – мы уже получили изоляцию, экономический удар и негативную репутацию людей бесчестных, которые нанесли удар, что называется, без объявления войны. И это всё продолжает ухлубляться, как говорил Михаил Сергеевич. Мне звонили люди и говорили: «Ну что, Лёш, всё сначала?» – «Да, говорю, всё сначала, только когда это всё остановится». Всё сначала. Нужно будет восстанавливать экономику, пробивать изоляцию, поднимать репутацию, и это на уйдут десятилетия. А нам не по 30 лет уже! И некоторые, включая меня, до этого не доживут. И вот поэтому ярость и гнев. – Да, конечно, в Москве – а где же ещё? – И вы же уже пытаетесь восстанавливать «Эхо»? – Нет, я не пытаюсь восстанавливать «Эхо» – я поддерживаю попытки моих коллег, которые находятся за рубежом, восстанавливать «Эхо». Это правда. Но я в этом проекте могу только предоставить свои интервью и свои передачи на YouTube-канале «Живой гвоздь», потому что «Эхо» как структура, которую я возглавлял, убито. Но «Эхо» – это действительно Вселенная, как Вселенная Марвел, и для меня это школа журналистики и её будущее. И если мы нужны нашим слушателям, значит, мы к ним приходим, и не важно, как мы называемся. В новых условиях то, прежнее «Эхо» восстановить, конечно, нельзя, но создание Вселенной «Эхо» я всячески поддерживаю. * Признан властями РФ иноагентом На нашем сайте читайте также:
|
