Петр Столыпин предвидел свою насильственную смерть |
Валерий Шамбаров, portal-kultura.ru |
19 Сентября 2021 г. |
110 лет назад, 1 сентября 1911 года (ст. ст.), в киевском городском театре прозвучали два выстрела, смертельно ранившие председателя Совета министров Петра Столыпина. Тайна преступления не раскрыта до сих пор. Какие силы за ним стояли? Известен исполнитель — молодой человек из богатой киевской семьи Дмитрий Богров, который увлекся революцией, примкнул было к анархистам, но разочаровался в них и добровольно предложил свои услуги Охранному отделению. Сдавал своих сообщников, отправил за решетку 112 человек, получал за это большие деньги — 150 рублей в месяц (корова стоила 5 рублей). Во время массовых арестов от Богрова подозрение отвели: взяли под стражу, а потом освободили. Он перебрался в Санкт-Петербург, где тоже служил секретным осведомителем, однако важных сведений добыть уже не смог. Или не захотел. Поехал отдохнуть в Ниццу — вполне мог себе это позволить. В 1911 году вернулся в Киев. В конце лета в этот город прибыл государь со всем двором и министрами. Готовилось открытие памятника Александру II в честь 50-летия отмены крепостного права. 26 августа Богров явился к своему давнему шефу, начальнику Киевского охранного отделения Кулябко и сообщил, что у него в квартире прячется террорист «Николай Яковлевич», готовящий покушение на кого-то из членов правительства. Для обеспечения безопасности монарха в Киев прибыли товарищ министра внутренних дел Курлов, начальник дворцовой охраны Спиридович и вице-директор департамента полиции Веригин. 27 августа тот же доклад Богров повторил для Спиридовича и Веригина, уточнив, что «Николай Яковлевич» приказал ему зафиксировать точные приметы Столыпина и министра народного просвещения Кассо. В последующих рассказах добавилась еще «Нина Александровна» с бомбой, которая скрывалась где-то в другом месте. С подачи Богрова решили: пусть тот выполняет задание, «собирает приметы», а когда придет к террористам, тут-то и настанет время взять всех с поличным. 31 августа провокатор по его просьбе получил билет на закрытый прием в Купеческом саду и пронес туда оружие, хотя приблизиться к высокопоставленным особам не смог. Затем попросил на 1 сентября билет в театр, где для царя и сопровождавших лиц давали «Сказку о царе Салтане». Ради безопасности государя в Киев собрали больше 400 филеров, в зрительном зале негласно находились 30 сотрудников Кулябко. Россказни Богрова никто не проверил, хотя в них было множество нестыковок (неужто революционерам требовались приметы Столыпина?!).
В театр его пропустили, даже не обыскав, и никого к нему не приставили. В антракте Курлов велел ему сбегать домой, посмотреть, на месте ли «Николай Яковлевич» (не могли квартиру под наблюдение взять?!). Во втором антракте тот же Курлов опять отправил Богрова домой (присматривать за вымышленным террористом), но из фойе тот пошел к оркестровой яме, где Петр Аркадьевич разговаривал с другими министрами. Убийца быстро выхватил браунинг... Столыпин успел перекрестить Николая II и произнести, теряя сознание: «Счастлив умереть за царя». Можно ли поверить в то, что теракт осуществил неврастеник-одиночка, которому в жизни все опостылело настолько, что он выбрал максимально эффектный способ самоубийства? В данной версии, мягко говоря, не все логично. Во-первых, подобный псих с комплексом Герострата, скорее, стал бы стрелять в императора, и слава получилась бы куда более громкой. Во-вторых, сам он на следствии не представлялся одиночкой, говорил, что 15 августа к нему явился бывший товарищ-анархист, который известил: Богров изобличен как провокатор, и ему дается срок до 5 сентября совершить какой-нибудь громкий теракт, в противном случае в отношении него будет приведен в исполнение смертный приговор. Экстремистам Петр Столыпин действительно насолил круто: жестко подавил революцию 1905–1907 годов, разогнал радикальную, по сути готовившую переворот II Государственную думу... Покушения на него начались еще в бытность Петра Аркадьевича саратовским губернатором, а когда он стал министром внутренних дел и премьером, устроили настоящую охоту: взорвали казенную дачу на Аптекарском острове (27 человек погибли на месте, 33 серьезно пострадали и многие из них в дальнейшем умерли). Всего в отношении Столыпина были осуществлены или готовились 11 покушений. Однако никаких якобы приходивших к Богрову «товарищей» так и не нашли. Ультиматумы провокаторам (мол, соверши теракт или убьем) в то время экстремистами не практиковались. Да и сама версия о заказчиках-революционерах повисает в воздухе. Ведь любая революционная партия не преминула бы похвастаться подобным успехом: убийство главного врага — это ли не лучшая реклама... Но ни одна из радикальных группировок не объявила о причастности к теракту. Имелась в этом деле еще одна странность. Революционный след, по идее, властям следовало бы изучить гораздо более основательно, но Богрова осудили на смерть удивительно поспешно. Ходатайство вдовы Петра Аркадьевича, просившей отложить казнь до расследования всех обстоятельств, не учли. Убийцу повесили через 11 дней после выстрелов в театре. Из-за всех этих странных обстоятельств возникло впоследствии другое предположение: Столыпина устранило руководство Охранного отделения. У заместителя Петра Аркадьевича по министерству внутренних дел Курлова отношения с шефом были весьма натянутые. Вместе с Кулябко, Веригиным и Спиридовичем этот чиновник попал под следствие, которое выявило грубейшие нарушения правил и инструкций (а у Кулябко еще и растрату казенных денег). Сторонники такой версии оперируют якобы сказанными незадолго до смерти словами Столыпина: «Меня убьют, и убьют члены охраны». Однако данная цитата была введена в оборот лишь в 1936 году газетой Милюкова «Последние новости». Скорее всего, это выдумка, которую эксплуатировали в основном либералы, силясь по любому поводу очернить ненавистную им «охранку». Жандармские начальники, отвечавшие за безопасность царя и его свиты в Киеве, не могли не понимать, что убийство премьера во время такого визита станет неизбежным концом их карьеры (что и случилось с Курловым, Кулябко, Веригиным). К тому же отношения царя со Столыпиным к августу 1911-го стараниями недоброжелателей уже были порядком испорчены. В правящей верхушке все знали: премьер-министр на грани отставки. Для политических и карьерных соперников его убийство не имело смысла, да и Богров едва ли стал бы молчать на суде о покровителях в верхах. Как бы то ни было, следствие выявило лишь грубую халатность, и в 1913 году царь приказал закрыть дело. Спиридович даже сохранил пост начальника дворцовой охраны. На другую должность его перевели только в августе 1916-го, перед подготовкой февральского переворота. А после расследование возобновили, но доказательств злого умысла так и не нашли. Стоит обратить внимание на дела Столыпина, которые остаются чаще всего за рамками исследований. Петр Аркадьевич не только усмирял революционные бунты и проводил аграрную реформу. Для внутреннего укрепления России он подготовил законы о местных — сельских, волостных, уездных — властях. Выборному самоуправлению предоставлялись большие права и даже передавалась часть полицейских функций. Опорой монархии становились не поголовно зараженные западными вирусами дворяне и чиновники, а народные массы! Но эти абсолютно демократичные законы Дума, непрестанно кричавшая о «демократии», не приняла. Более того, понимая, какую роль в информационных войнах и революционной агитации играет «еврейский вопрос», Петр Столыпин еще в 1907 году подготовил законопроект об отмене черты оседлости. Уж такой-то закон российский парламент отвергнуть, казалось бы, никак не мог! Но он будто и не замечал его вовсе: II, III и IV Думы не стали данный проект даже рассматривать. Тот так и пролежал «под сукном» до революции, хотя либералы, атакуя царское правительство, без конца спекулировали на «еврейском вопросе». Премьер также подготовил проект закона о запрете масонских организаций, которые после Манифеста от 17 октября 1905-го действовали в России широко и беспрепятственно. Кабинет Столыпина сумел нормализовать отношения с Японией, оказавшейся после войны по уши в долгах — в основном у американцев. Последние надеялись прибрать железные дороги в Китае, однако Россия предложила Токио разделить сферы влияния: нашей стране — северные китайские области и Монголия, японцам — южные плюс Корея. Соглашение превращало воевавшие прежде державы из врагов в партнеров, началось плодотворное сотрудничество. Американская политика «открытых дверей» (читай: экономической экспансии) провалилась, русские и японцы договорились не пускать третьи страны в зоны своих интересов, что вызвало в США негодование и, как водится, волну русофобской пропаганды. Петр Столыпин надеялся наладить отношения и с Америкой, намечал поездку за океан, чтобы встретиться с членами конгресса, общественностью, деловыми кругами. Личные контакты и выступления действительно могли развеять недоверие к России, открыть путь к взаимопониманию, но пули Богрова нарушили эти планы. А самое важное заключалось в том, что русский премьер предотвратил войну с Германией. Фатальное столкновение могло произойти еще в 1908 году. Входившие в состав Османской империи Босния и Герцеговина числились под мандатным управлением Австро-Венгрии, и, пользуясь смутой в Турции, Вена их присоединила. На те же области давно претендовала Сербия, власти которой закономерно возмутились и объявили мобилизацию. Австрийцы тоже принялись сосредоточивать войска, а германский кайзер вдруг предъявил нашему царю ультиматум, требуя не только согласиться на аннексию, но и надавить на Сербию. В противном случае грозил выступить «во всеоружии». Подобный тон обращения многие русские министры и депутаты Думы сочли оскорбительным, призвали поддержать сербов. Очень активно подталкивали к такому шагу Франция и Англия. Но Столыпин настоял на своем: требованиям Берлина и Вены призвал безоговорочно уступить. Руководству Сербии пришлось смириться. Война не началась, а 4 июня 1909 года в финских шхерах состоялась встреча русского и германского монархов. Петр Столыпин доказал кайзеру, что допустить войну между нашими державами ни в коем случае нельзя: она неминуемо завершится падением обеих империй. На Вильгельма II Петр Аркадьевич произвел очень сильное впечатление. Кайзер говорил: если бы у меня был такой министр, Германия поднялась бы на невиданную высоту. На следующей встрече императоров в Потсдаме (1910) удалось сгладить многие противоречия, согласиться на взаимные уступки. Россия обещала не участвовать в английских интригах против немцев, признавала их интересы в Турции, а взамен просила не поддерживать австрийцев на Балканах и признать Северный Иран сферой влияния русских. Стороны должны были принять обязательства не участвовать во враждебных друг другу союзах... Столыпин взял курс на разрядку и добился на этом пути серьезных успехов. Он мечтал: «Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России». Тем временем могущественные круги финансово-политической «закулисы» и в Европе, и в Америке готовили мировую бойню, усиленно втягивая Россию в антигерманский альянс. Партия войны, увы, была сильна и в нашей стране, в союзе с французами и англичанами рвалась сокрушить немцев, чтобы использовать схватку в собственных политических интересах. Для этих кругов Столыпин был бы препятствием даже в случае отставки с поста премьера. На любой должности в кризисной ситуации он подал бы свой авторитетный голос — с весомыми шансами на то, что царь его услышит. В таком контексте, возможно, находит объяснение и самоубийственная игра Богрова (шантажировать его, в сущности, было нетрудно), и просчеты «охранки» (как показал 1917-й, в этом ведомстве у заговорщиков имелись «свои люди»). Следующую попытку втянуть Россию в большую войну, в 1912-м, предотвратил Григорий Распутин, которого два года спустя в критической ситуации тоже вывели из строя: на него покушалась мещанка Хиония Гусева. Петр Аркадьевич предвидел свою насильственную смерть. Его завещание начиналось словами: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Похоронили Столыпина в Киево-Печерской лавре, где несколькими днями ранее он побывал вместе с царем. Тут же посыпались предложения установить ему памятник. То, как его уважали в российском обществе, показал красноречивый факт: всего за три дня деньги на мемориал собрали в одном Киеве. Через год после смерти премьера ему открыли сразу два памятника (в Киеве и Саратове). На постаменте первого из них высекли слова: «Вам нужны великие потрясения — нам нужна Великая Россия». Сразу после Февральской революции оба монумента снесли, поскольку победили сторонники великих потрясений и открыто в этом расписались. Еще в связи с поднятой темой читайте также: История России и СССР, исторические деятели, секреты истории - на нашем сайте. |
|