ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Неслучайная случайность, или Тайны старой картины

Сергей КОРБУТ   
19 Июня 2021 г.
Изменить размер шрифта

Известно, что открытия нередко происходят случайно, конечно, при условии, что их делает человек чем-то увлечённый, погружённый в определённую тему и имеющий немалый багаж знаний и навыков. Так произошло и с Владимиром Тарасовым – художником и историком. А связано это со старинной картиной «Перенесение мощей святителя Иннокентия», репродукцию которой Владимир Иванович увидел в 2007 году в журнале «Земля Иркутская» за 2005 год.

картина «Перенесение мощей святителя Иннокентия»

– Мой интерес к картине в журнале возник из одной детали, – рассказывает В. И. Тарасов. – В левой верхней части работы хорошо просматривались фигуры в казачьей униформе, которую я уже много лет изучаю. Первооткрыватель картины – известный иркутский искусствовед и исследователь истории Русской церкви и церковного искусства Сибири Т. А. Крючкова – в небольшом сопроводительном материале к репродукции давала документально подтверждённую дату события – 9 февраля 1805 года, между тем как авторитетное «Историческое описание одежды и вооружения Российских войск», изданное ещё в 1902 году, определяло время появления иркутского казачьего мундира с 1813 года. А в иркутской истории первый мундир упоминался в 1814 году во времена губернатора Трескина. Это уже 11-12 лет разницы!

Для изучения картины в более высоком качестве и с увеличением, с разрешения Сергия Кульпинова, настоятеля Крестовоздвиженской церкви, где хранилась картина, потребовалось ещё несколько раз производить фотосъёмку полотна. В результате обнаружилась не только масса мелких подробностей и деталей в одежде и казаков, и других персонажей, но и прописанные с явной портретной характеристикой лица и фигуры участников исторического события. Иркутский живописец, написавший эту работу более двухсот лет назад, создал в ней целую галерею миниатюрных изображений. В портретах он отобразил весь спектр современного ему иркутского общества – от знати до нищих. Стало ясно, что картина является не только свидетельством торжественного события и участия в нём отдельных личностей, но и своеобразным «портретом» иркутского городского общества 1805 года. В этом плане полотно просто уникально, поскольку аналоги пока неизвестны; ценно оно и как изобразительно-документальный источник, сохранивший неизвестные ранее факты из истории Иркутска и его жителей.

Человек с характером исследователя просто не мог не попытаться определить персонажей этого «портрета». Владимира Тарасова я знаю ещё со школы. Уже тогда его отличали целеустремлённость, вдумчивость, настойчивость и готовность добиваться своего. Эти качества с годами только развивались. Можно сказать, уникальная картина нашла, возможно, единственного человека, готового взяться за сей титанический труд – идентификацию миниатюрных изображений.

А может, зря я говорил о случайности? Ведь картина была обнаружена во время описи при постановке на учёт произведений искусства в Крестовоздвиженской церкви ещё в 1988 году, а её репродукция опубликована лишь в 2005-м, именно в тот период, когда у Владимира Тарасова был накоплен уже достаточный исследовательский опыт, чтобы взяться за её изучение. И только у него нашлась насущная потребность приглядеться к ней более внимательно. Недаром говорят, что в любой случайности есть доля закономерности, а тем и другим управляет провидение. В общем-то, чудом можно считать даже тот факт, что полотно уцелело, при условии, что до ХХI века никто не видел в нём особой ценности. Более 100 лет картина находилась в монашеской келье, ещё 70 – в церковном подвале, куда в 30-х годах ХХ века свозились предметы культа для организации Антирелигиозного музея. Музей так и не был открыт. Подвал – не лучшее место для хранения живописи. Но картина хорошо сохранилась, и ещё двадцать лет находилась в ризнице, где условия явно лучше, а потом десять лет висела в притворе Крестовоздвиженской церкви.

Взявшись за исследование, Владимир Тарасов с головой погрузился в летописи, воспоминания горожан и архивные документы, причём последние добывал из хранилищ Иркутска, соседних регионов, вплоть до столичных. Было бы, конечно, отлично, если бы Владимир Иванович нашёл время подробно описать весь процесс работы – для этого он не лишён журналистского дара. Получилась бы весьма занимательная полудетективная история. Но, пока ему не до того, воспользуемся доступными материалами: докладом на краеведческой конференции в 2017 году и монографией В. И. Тарасова «Картина «Перенесение мощей святителя Иннокентия», изданной к презентации картины в Музее истории города Иркутска имени А. М. Сибирякова в декабре 2020 года.

Начнём с названия и авторства.

Название картине было дано по единственному упоминанию о ней в «Описи зданиям Иркутского Вознесенского первоклассного монастыря и Монастырскому имуществу», составленной в 1840 году: «Изображение перенесения мощей Святителя Иннокентия» – запись без порядкового номера каким-то образом оказалась среди пронумерованного перечисления икон.

А вот с авторством было сложнее. Понадобилось сравнение уже опознанных персонажей изображения с их портретами, имеющимися в Иркутском областном художественном музее, чтобы по живописной манере и творческим особенностям определить круг «претендентов». «Портрет епископа Вениамина», датированный 1807 годом, предварительно показал на художника М. А. Васильева. В той же манере был выполнен и портрет генерал-лейтенанта, «командующего всех войск в губернии размещённых 1804–1806 гг.» Н. П. Лебедева, автор которого в ИОХМ был обозначен как неизвестный художник. Опуская множество деталей, выделим три, подмеченных Тарасовым: 1) композиционные построения и живописные приёмы близки к иконописи; 2) стилистическая близость, ясно выраженная в особенной быстроте и точности портретных зарисовок; 3) подходы к выбору цветовой гаммы и явно заметные колористические предпочтения, отражающие приоритеты иркутской иконописной традиции.

А в архивах, в расходной книге Вознесенского монастыря нашлись записи 1805 и 1806 годов о выполненных Михаилом Андреевичем Васильевым «двух святых образов Святителя Иннокентия» и о выдаче иконописцу Васильеву тридцати рублей за «портрет Его Высокопреосвященства митрополита Амвросия». Поскольку других иконописцев и портретистов Васильевых в это время в Иркутске не было отмечено, по информации авторство можно было считать установленным.

В монографии В. И. Тарасова весьма интересно и доказательно описано, как устанавливались личности персонажей, изображённых на картине «Перенесение мощей Святителя Иннокентия». Представим здесь лишь небольшую часть этого описания.

Следуя за авторским композиционным делением картины на три части, исследователь выделил для опознания три основные группы. Слева, где все фигуры хорошо прописаны, находится губернская военная и статская элита, включая жён и дочерей. На переднем плане в центре – целая галерея полнофигурных портретов иркутских священнослужителей, на втором плане – «шестеро первенствующих граждан» (цитата из «Церемониала выноса мощей Святителя Иннокентия, первого епископа Иркутского, из усыпальницы его в соборную церковь Вознесенского монастыря 9 февраля 1805 г.»), а на дальнем, решённом эскизно, индивидуальные черты выявлены только в отдельных фигурах и лицах.

На первом и среднем плане правой части картины – группа женщин, среди которых две монахини, и иркутское купечество («двадцать лучших граждан»). Фигуры дальнего плана здесь решены общей массой.

Естественно, что начинать атрибуцию было логичнее с «первенствующих» и «лучших». Кое-какие подсказки исследователю дал упомянутый выше «Церемониал…», хотя конкретно там названы лишь некоторые участники события. Однако без знания истории Иркутска, иерархических отношений того периода и, что оказалось очень важным, особенностей одеяния, в частности, мундиров, знаков отличия, наград и т. п., в чём В. И. Тарасов уже основательно поднаторел, вряд ли удалось бы сделать так много.

Приведу несколько цитат из монографии.

«Атрибуция портретных изображений иркутских священнослужителей стала возможна благодаря документальной точности художника, запечатлевшего не только индивидуальные черты персонажей, но и детали одежды, и аксессуары. Так, среди большого количества одетых в яркие, долгополые и просторные одежды священников и служителей только восемь – в головных уборах. Пять из них – в чёрных клобуках, двое – в богато украшенных митрах, отличающихся по форме, и один – в наградном головном уборе священников – камилавке. Эти детали, соотнесённые с архивными источниками, позволяют определить должности и личности священнослужителей.

Митры являются важной деталью облачения епископов и архимандритов. В период с 1802 по 1806 год в Иркутске было только два духовных лица такого ранга. Это епископ Иркутский и Нерчинский Вениамин Багрянский и архимандрит Иркутского Вознесенского монастыря Иакинф Бичурин…»

Вторая цитата касается купечества. «Атрибуция портретов этой группы началась с определения персоналий фигуры человека в синем сюртуке фрачного покроя… На то, что этот человек является немаловажной персоной, указывает и место его расположения (стоит в одном ряду с военным губернатором и рядом с иконой Казанской Божьей Матери), и горделивая поза, и присутствие рядом с ним женских фигур в дорогих шубах. Первоначально было предположение, что это – генерал-губернатор Селифонтов. Но при внимательном изучении явно портретного изображения обнаружилась деталь, несовместимая с таким определением. На шее этой важной персоны хорошо прочитывалась медаль с большим ушком и на голубой ленте. Такими медалями награждались представители купеческого сословия. Голубая Андреевская лента означала самую высокую ступень. В этом случае медаль «За полезное» изготавливалась из золота и украшалась бриллиантовой и алмазной крошкой. Иркутский городской голова коммерции советник Дмитрий Николаевич Мыльников мог получить такую награду, если не раньше, то одновременно с получением почётного звания. Такая версия косвенно подкреплялась наличием рядом с ним женских персонажей в богатых, но мало похожих на дворянские, зимних одеждах. То, что эти фигуры выделены в единую группу, позволяет утверждать, что это семейный портрет. Рядом с Д. Н. Мыльниковым в богатой шубе его жена Анна Дмитриевна, дочь Наталья...»

Третья цитата показывает, как В. И. Тарасов соотносит некоторые особенности композиции с общественными отношениями в Иркутске того времени. «Рассказывая об иркутском купечестве, представленном на картине, необходимо отметить, что в данном случае не только зафиксировано их участие в торжестве, но и визуально сохранена уникальная атмосфера очень короткого временного периода истории губернского Иркутска, когда иркутское купечество показывало себя на равных, и даже превосходящее по силе и значимости губернскую чиновничью и военную элиту, являясь, по сути, их противовесом в губернской политике.

Ситуация конфликта городских и губернских властей в реалиях церковного праздника представлена очень корректно. И явно читаемых свидетельств динамики противостояния на картине нет. Но сила и значимость иркутского купечества продемонстрированы весьма зримо. Сложная композиция картины содержит в себе три развёрнутые группы фигур, размещённых горизонтально в три слоя: на дальнем плане, на среднем и на первом. И во всех композиционно господствующих группах, представляющих военную, губернскую и церковную элиту Иркутска, присутствуют представители купечества».

Есть в исследовании исторический аспект и другого рода, отразившийся не на композиции, а на судьбе картины, которая осталась незавершённой и забытой. В. И. Тарасов объясняет это так: «Связано это с тем, что в рассматриваемый период за короткое время Иркутск покинули все, кто мог иметь отношение к замыслу и планам по экспонированию картины». В монографии указано, что такими лицами, вероятнее всего, были: губернатор Селифонтов (уехал 21.12.1805 г.), архимандрит Иркутского Вознесенского монастыря Иакинф Бичурин (12.05.1806 г.), «командующий всех войск в губернии размещённых» Н. П. Лебедев (15.12.1807 г.). Ну а для новой губернской и военной элиты, как и для нового архимандрита, не принимавших участия в религиозном празднике, проект предшественников интереса не имел.

А ныне полотно ценно не только возможностью опознать персоны, на ней присутствующие. Для исследователей старины важно и то, что на нём изображены в цвете многие утраченные церковные реликвии: утварь, одежды, а главное – чудотворный образ Божией Матери Казанской, представление о котором давали ранее только чёрно-белые фотографии конца XIX века. Немалую ценность представляет и самое раннее изображение Вознесенского монастыря. Всего через четыре года его вид претерпит существенные изменения, а в середине XIX века Вознесенский собор будет выстроен заново в другом архитектурном стиле.

Я рассказал лишь о части открытий, сделанных на основе одной небольшой картины, размером всего-то 98х42 см. При этом она содержит более 120 миниатюрных портретов, которые занимают менее трети площади. То есть на каждую фигуру в рост отведено в среднем около десяти квадратных сантиметров, а то и того меньше. Сколько остаётся на каждое лицо и прочие детали? Эта простая арифметика показывает не только то, как сложно было Владимиру Ивановичу заниматься опознанием персонажей, но и талант художника, умудрявшегося буквально несколькими мазками передавать портретное сходство, узнаваемо изображать атрибуты торжественного события.

Если кого-то заинтересовала эта история, есть смысл посетить Музей истории города Иркутска, где можно узнать и увидеть намного больше, а заодно и приобрести монографию заслуженного работника культуры и искусства Иркутской области В. И. Тарасова «Картина «Перенесение мощей святителя Иннокентия».

  • Расскажите об этом своим друзьям!