НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

«Все хорошие вместе не бывают»

09 Октября 2015 г.

djigarhayn armen

Джигарханяну стукнуло 80. В крохотном кабинетике «Театра «Д» на Ломоносовском потихоньку увядает цветник, на столах — телеграммы (многие с красным грифом «правительственная»), адреса в тисненных золотом папках: от президента России, президента Армении, президента Белоруссии... Все-таки народный артист СССР.

Телевидение отметило круглую дату главного российского армянина в своей обычной юбилейной манере — доступно и слащаво. Что Джигарханяну — даже в период до сахарного диабета — было противопоказано. Он демонстрирует доброжелательный оскал, щурит глаза под седыми бровями и уходит из-под взгляда телекамеры таким же закрытым, каким пришел.

armen 11 10

Восемьдесят — много, разумеется, однако это не век, как у Владимира Зельдина, не девяносто — как Вере Васильевой. И все-таки именно в отношении Джигарханяна возникает чувство, будто он пережил свое время. Ему банально стало не с кем поговорить. Поэтому, наверное, редко дает интервью — знает: спросят про развод, про женитьбу на молодой, на этом интеллектуальный запас собеседника иссякнет. А к Джигарханяну очень и очень стоит прислушаться. Настроиться на его волну и попытаться плыть против нее. Проникнуть за слова — которые у него, как у классического великого артиста русской школы, значат немного. Джигарханян — словно живой кроссворд с постоянно добавляющимися вопросами: никогда не надоест разгадывать, никогда не разгадаешь до конца.

культура: Как Вы, Армен Борисович? Самочувствие, настроение?

Джигарханян: Нормально. Тебе как близкой подруге говорю, что, оказывается, это все не придумано, возраст — опасная вещь. Кто-то верно сказал: самое трудное в жизни — расстояние и возраст. Но я хорошо себя чувствую. Наверное, потому что очень люблю театр и получаю здесь удовлетворение. Настоящее, не выдуманное.

культура: У Вас ведь московский театр, городского подчинения. Сменился руководитель департамента культуры...

Джигарханян: Да. Кибовский теперь. Очень мне нравится. Умный. И в меру начальник.

культура: При Капкове труднее было?

Джигарханян: С Капковым я вообще дружил! Он мне каждый раз говорил: поедем в Англию, футбол посмотрим вместе! Потом попал в министры культуры Москвы и оказался просто...

культура: То есть сейчас лучше?

Джигарханян: Даже сравнить нельзя.

культура: Труппа устраивает Вас на данный момент?

Джигарханян: Да, особенно девочки хорошие. Но все равно надо искать — у нас нет, например, такого социального героя, правильного, как это раньше называлось...

культура: Резонер.

Джигарханян: Именно. Вот он нам нужен. Хотя, знаешь, армяне говорят: все хорошие вместе не бывают. Так что нормально. Ищем. Кто-то ушел, кто-то пришел.

культура: Но уже без потрясений? Бывало, Вы разгоняли артистов — только пух и перья летели.

Джигарханян: Будут еще потрясения, не волнуйся. Мы, к сожалению, в страшной стране живем. Любви нет между людьми.

культура: Кто с Вами впервые общается, наверное, вздрагивает: Джигарханян Россию не любит...

Джигарханян: Я живу здесь 60 лет. Более того, я, может быть, самый удачливый, счастливый человек в этой стране. Все, что хочу, имею — даже театр. Иду к разным начальникам — улыбаются, помогают, удовлетворяют...

культура: И тем не менее я понимаю, о чем Вы говорите. Договороспособность в России, действительно, сегодня практически на нуле. Каждый в свою сторону тянет.

Джигарханян: Договориться — это самое трудное. Вот ты сейчас договариваешься с армянским мужчиной, а армянский мужчина — явление страшное.

культура: Ничего подобного! Лично я замужем за армянским мужчиной и считаю это крупной удачей.

Джигарханян: Прекрасно. Молодец. Значит, мы договорились.

Какое-то время назад пришла идея сделать Виталину директором нашего театра. Знаешь, кто больше всего испугался? Я сам. Потому что я живу в той атмосфере, о которой мы говорим. Вроде все тебя любят: «Здравствуете, Армен Борисович!». А за спиной...

культура: У вас, насколько я помню, был директором последний муж Людмилы Гурченко.

Джигарханян: Да. Мы с Люсей дружили давно, потом он появился. И она мне хорошие слова о нем говорила. Когда Люся умерла, я ему сам сказал: иди директором к нам... До сих пор не можем расхлебать, долги отдать... Расстались со страшной силой.

культура: Объясните мне — отложив в сторону коллизии с вашими директорами, — откуда столько плебеев в стране появилось? Ведь воровать — плебейское занятие. Яхтами меряются, часы центнерами собирают, золотые слитки закапывают...

Джигарханян: Я ведь семью вот этого знал, который из Коми...

культура: Гайзера?

Джигарханян: Да. Был у него гостем, когда он в губернаторы шел.

культура: Это называется — участвовать в предвыборной кампании.

Джигарханян: Более того, сын моего близкого друга — там второй человек. Сейчас в тюрьме сидит.

культура: И как Вы трактуете этот сюжет?

Джигарханян: Мое мнение хочешь? Нету вариантов. Все берут. Потому что это просто лежит.

культура: Во-первых, не все. Во-вторых, так можно любые грехи списать: не я жулик, а обстоятельства определенным образом сложились.

Джигарханян: В Америке не спишешь. В Америке закон. Вот это нельзя, говорят они. Этого не делайте, потому что Вас посадят через три дня. А то и выселят отсюда.

культура: Увлечение Америкой не прошло еще? Почему Вы к ней так прикипели?

Джигарханян: Великая страна. Когда они видят, что человек хорошо свое дело делает, они сами найдут, позовут, все для тебя сделают и деньги заплатят. И тебе не надо ходить, просить: поднимите мне зарплату. Они говорят: мы решили поднять вам зарплату, потому что вы хорошо работаете. Это чудо.

культура: Подумаешь, чудо. Я в своей редакции такие чудеса регулярно практикую. И думаю, не только я.

Джигарханян: Ты была в Америке?

культура: Несколько раз. Масса завидных вещей, а в целом — пшик. Как человек, у которого куча разных способностей, но масштаб личности — ничтожный.

Джигарханян: Значит, у тебя вкус дурной. Нет, не имею права тебя обижать...

культура: Вот именно. Не дурной, а другой. Но, кстати, по жизни замечаю: кто существует между двумя странами, родился и вырос в одной, живет и работает в другой, часто прикипает к Америке. Когда, простите, Родины нет.

Джигарханян: Ты сама себе все придумываешь и веришь. Родина — там, где тебе хорошо.

культура: А мне хорошо.

Джигарханян: Значит, это твоя Родина. Только ты очень тяжко добываешь свои два рубля с копейками. Очень тяжко.

культура: Не тяжелее, чем остальные.

Джигарханян: Думай, как хочешь, я не могу тебе мешать. А мне 80 лет. Сколько еще осталось? Ну, скажем, десять. И я хочу их хорошо прожить.

культура: Что такое в Вашем понимании «хорошо»?

Джигарханян: Чтобы мне было удобно, комфортно, чтобы около меня были люди, которых я люблю.

культура: Разве в России Вам некомфортно?

Джигарханян: Ты забываешь, что я армянин и живу среди чужих по менталитету людей.

культура: В чем различия менталитета?

Джигарханян: Во всем. Мужчина — женщина, например. У армян власть сверху всегда. Я приказываю.

культура: Не замечаю ничего подобного у себя дома.

Джигарханян: Ты живешь в какой-то другой семье. Абсолютно не армянской.

культура: Ну, в Америке с такими взглядами точно делать нечего. Сразу сочтут гендерным шовинистом.

Джигарханян: В Америке таких вопросов нет вообще. Там один вопрос: деньги есть?

И, что для меня очень важно, там нет национальностей. Гражданин Соединенных Штатов, а армянин, русский, еврей... — никому не интересно.

культура: Почему Вас это беспокоит?

Джигарханян: Я до сих пор помню, как мне советовали при переезде в Россию фамилию поменять.

культура: На какую?

Джигарханян: Джигяр. По-армянски — печень...

культура: Армен Печенкин?

Джигарханян: Есть второе значение — родной, душевный. Умные люди мне говорили: у тебя сложная фамилия, ее не запомнят. Но моя логика в том, что я не армянин, я — человек. Поэтому оставил «Джигарханян».

культура: И все великолепно запомнили. Более того, такой любовью даже среди природных русских актеров мало кто пользуется.

Джигарханян: Это-то и страшно, что, даже любя, хамят.

культура: Кто?

Джигарханян: Кто угодно. У меня машина, я останавливаюсь по дороге заправиться, и этот хам... нет, этот чудный нежный человек, который вставляет «пистолет» в бак, мне мешает жить. А тебе разве нет?

культура: Нет. Отродясь мне на бензоколонках не хамили.

Джигарханян: Потом покажешь эти бензоколонки.

культура: Может, в Америке Вы просто не чувствуете, кто нахамил, кто нет? Все-таки английский у Вас не настолько свободный...

Джигарханян: Я снимаю вопрос. Больше не хочу с тобой разговаривать.

культура: Не верю. Мы с Вами записали первое интервью 25 лет назад. С тех пор вся Ваша жизнь радикально переменилась. По-моему, сохранилась неизменной только страсть к театру.

Джигарханян: Конечно. Я же, учти, не стесняясь, тебе говорю, один из тех людей, которые умеют что-то рассказать про жизнь. Про любовь. Вот сейчас мы репетируем Булгакова «Жизнь господина де Мольера». Я очень любил Эфроса и горжусь, что играл в его спектакле «Кабала святош», но, думаю, там еще несколько слоев могут проявиться. В этой пьесе есть фрейдистские проблемы, абсолютно. Самая сложная вещь на свете — это самец и самка. Самая непреодолимая трудность.

культура: Которая в итоге всегда преодолевается...

Джигарханян: Не всегда. Я по своей жизни больше неудач видел.

культура: Сами на сцену выйдете?

Джигарханян: Хочу играть Людовика. Причем, чтобы он был похож на Сталина. Пока не знаю, как, — конечно, не акцентом, не френчем, но это должен быть Сталин.

культура: Боюсь спросить о Вашем отношении к Сталину...

Джигарханян: Гений! Абсолютный гений! Я тебе скажу: Толстой, Достоевский, Горький знали русский характер потрясающе...

культура: Но как его знал Сталин...

Джигарханян: Умница ты моя! Причем тончайшие детали он учитывал. Я же играл Сталина в сериале, много читал, много мне показывали... В свое время с Анастасом Ивановичем общался.

культура: Как интересно!

Джигарханян: Ну, не особенно. Гениев там мало было.

культура: Перефразируя армянскую поговорку, все гении вместе не бывают. Для Вас безусловный образчик гениальности кто?

Джигарханян: Ницше.

культура: Несмотря на полное собрание диагнозов?

Джигарханян: Ницше может нравиться, не нравиться, но я время от времени его открываю, просто чтобы поразиться: почему он так сказал? Что его навело на эту мысль?

культура: То есть для Вас открыть Ницше — все равно, что поговорить с умным человеком?

Джигарханян: Абсолютно. Более того, буду груб, как Джамбул Джабаев...

культура: Раньше Вы предпочитали мем «со всей большевистской прямотой»...

Джигарханян: Так тоже можно... Нуждаюсь в этом.

культура: Нуждаетесь в Ницше, потому что на философском уровне теперь мало кто способен общаться? Вам интересных людей вокруг хватает?

Джигарханян: Нет! Особенно в театре, в искусстве — очень мало осталось людей. Вообще, оттуда пошел какой-то запах...

культура: И мы даже знаем, чем пахнет.

Джигарханян: У меня есть друг, академик медицины, мы дружим много лет, я его спросил: «Что такое педерастия?». Он ответил, что это очень серьезная болезнь, очень. И добавил: «Если они возьмут власть, они сделают так, как хотят».

культура: Рискуя нарваться, спрошу: разве не из Америки все это распространяется по миру?

Джигарханян: Там есть выбор! Вот мы с приятелем в Калифорнии видели гей-парад. Это же счастье посмотреть! Это цирк, клоуны!

культура: Клоуны — пока не пришли к власти, как справедливо заметил Ваш друг академик.

Джигарханян: Там не придут.

культура: Для меня очевидно, что Ваша Америка — как для верующих Небесный Иерусалим. Мечта. Мираж. Но хоть что-то в реальной современной России Вам нравится?

Джигарханян: Мне кажется, наш президент — очень неглупый человек. Я снимался в документальном фильме про Назарбаева — как его друг, беседовал с людьми. Мне позвонили и сказали, что в картине примет участие Владимир Владимирович. Я пришел, часа полтора ждал, — нет, я все понимаю, президент, дел много. Но уже когда мы разговаривали, я рискнул сказать: «Мы — крепостная страна». Он: «Почему Вы так думаете?» — «А вот я старый человек, у меня сахарный диабет, не имею права долго не кушать, но полтора часа жду здесь, в Кремле...». Я был потрясен его реакцией. Вот тогда я точно понял, что он хороший человек! Живой! «Хотите мы Вам привезем еду?»

культура: А без задержавшегося президента Вас никто не догадался покормить?

Джигарханян: Ну, не догадались. Мы сидели в Георгиевском зале, все в золоте...

культура: Вам не кажется, что вреднее всего для здоровья — возмущаться?

Джигарханян: Нет, это лучше. Мои врачи говорят — надо высказываться. Не бойся. Главное — не держать в себе.

культура: А еще? Пережив неминуемые болячки, что поняли: как надо отдыхать, как стрессы снимать?

Джигарханян: Вот ты у меня есть — мой друг. Пойдем хаш покушаем, отведем душу, посплетничаем. Про театр поговорим. Я посмотрел «Гамлета» в Театре Наций...

культура: И как?

Джигарханян: Я беззаботное не люблю... Наверное, выше «Гамлета» нет литературы, а там я даже не услышал «быть или не быть», в их спектакле это не было проблемой...

культура: До сих пор в театр часто ходите?

Джигарханян: Очень.

культура: Не представляю, чем Вас можно удивить — все тысячу раз видано-перевидано.

Джигарханян: Нет, все равно интересно. Например, «Братья Карамазовы»...

культура: В МХТ?

Джигарханян: В МХТ... Я очень люблю смотреть КВН, потому что думаю: до какого еще идиотизма можно дойти? Это то же самое... Я впервые ушел, не дождавшись финала! Мне показалось, что это уже не просто издевательство, — сейчас они начнут свои ночные горшки выливать мне на голову. Очень страшно... Особенно страшно, потому что взяли такую гениальную литературу.

культура: Вы сказали об этом Табакову?

Джигарханян: Нет. И не стал бы. Но раз возникла возможность, я об этом говорю. Я не реакционер, ты знаешь, но, на мой взгляд, это очень вредно. Так нельзя. Нам достался Достоевский, чтобы мы время от времени задумывались.

культура: Еще один пример Вашей парадоксальности — трепетное отношение к Достоевскому у неверующего, как Вы утверждаете, человека. На служебном столе, смотрю, стоит хачкар — армянский крест. Что-то изменилось?..

Джигарханян: Нет. Это кто-то мне привез, вот и стоит. Хочу быть свободным. Чтобы я сам выбор сделал. Я это очень люблю — когда сам выбираю, а не мне подсказывают. Кто угодно — даже Господь Бог.

культура: Честно говоря, не знаю, кому адресовать заключительный вопрос — Вам или себе. Что объединяет людей? Взгляды у нас разные, зачастую противоположные, а друг с другом нам интересно, более того — хорошо, и со временем это не меняется.

Джигарханян: Значит, есть какая-то притягательность. Какая-то информация на уровне запаха идет от тебя ко мне, от меня к тебе, и это не вызывает аллергии.

Мысль, на мой взгляд, не сближает. Высокая мысль, наоборот, может унизить человека: ты что, не понимаешь?!

Но я еще буду думать сегодня-завтра над твоим вопросом.

По инф. portal-kultura.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!