НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Владимир первой степени

13 Апреля 2015 г.

balet m

18 апреля Владимиру Васильеву исполняется 75 лет. В честь артиста-легенды Большой театр принимает на исторической сцене премьеру Васильева-хореографа — спектакль Татарского театра оперы и балета имени Мусы Джалиля «Dona nobis pacem» («Даруй нам мир») по Мессе си-минор Баха.

Повсеместно открываются выставки, посвященные Владимиру Васильеву и, конечно, Екатерине Максимовой, — их дуэт не имеет аналогов в мировой балетной истории. Готовятся юбилейные издания — буклет-фотоальбом, большой каталог живописи Васильева, книга стихов, вышел даже диск с песнями на слова Владимира Викторовича. Выставок будет несколько: первая — в Казанском кремле, в Москве только в Большом театре — две, готовят экспозиции Бахрушинский музей, Музей Гоголя и Центральный музей современной истории России, в Санкт-Петербурге поклонников Васильева ждет экспозиция в салоне имени Карла Буллы, в Италии — в Центре русской культуры. Все они — разные: с фотографиями, костюмами, архивными материалами, и, конечно, живописью. «Культура» расспросила юбиляра о жизни и о балете.

культура: Ваше отношение к дням рождения — скептическое. 75-летие отметите?

Васильев: Могу сказать, чего точно не будет: поздравлений и гала со знаменитостями. Свои юбилеи отмечал дважды: 30 и 60. В дни рождения всегда старался танцевать сам или что-то ставить. Для меня гораздо приятнее давать и дарить, чем брать и получать.

культура: Вот Вы и поставили спектакль в Казани.

Васильев: С юбилеем премьера просто совпала. Директор Татарской Оперы Рауфаль Мухаметзянов предложил поставить спектакль, и я рассказал о том, что задумано давным-давно, влечет и мучает меня более трех десятилетий. Высокая месса Баха. Для меня — самое яркое и самое волнующее произведение.

культура: Та постановка, которую Вы хотели осуществить в Ватикане?

Васильев: Да, еще в 1980‑х. Планировался международный проект с телевидением, с артистами из разных стран — о единении людей, о том, что между нами не должно быть никаких преград.

культура: Месса ведь кульминация литургической службы в католической церкви. И вдруг — театральная постановка.

Васильев: Для меня эта музыка не имеет отношения к определенной религии. Главная мысль: все мы — частица божественного начала. Никто до сегодняшнего дня даже не думал воплотить Мессу на сцене, ведь в этом произведении практически нет развития. Только постоянная благодарность Творцу. «Макбет», «Анюта» — за ними история, развитие характеров, драматургия. А здесь вроде бы нет живого рассказа. Но чувство, заложенное в каждой из частей, несет в себе и необыкновенный заряд того, что происходит со всеми нами на протяжении жизни. Самое поразительное: когда я уже все поставил, вдруг проснулся ночью и понял, что сделал спектакль о себе. О том, что прошли Володя Васильев и Катя Максимова. То же переживает каждый человек в этом мире. Рождение, детские годы, юность, зрелость, радостные всплески эмоций, утраты, разочарования.

культура: Главные герои будут?

Васильев: Мужчина и женщина. На сцене двести человек: оркестр, хор, балет.

культура: Вы же давно стремитесь к синтезу слова, музыки, пластики. Так было в спектакле «О, Моцарт, Моцарт», поставленном Вами в Новой опере?

Васильев: Месса, скорее, в родстве с «Ромео и Джульеттой» (спектакль Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко. — «Культура»), где разговор шел от лица дирижера, и не только артисты балета, но и музыканты заполняли сцену. В Мессе тоже дирижер «взрывает» Вселенную. Наверху — хор, под ним амфитеатром — оркестр, а впереди — балет. Мне очень нравится, что оркестр как связующее звено объединяет вокал и движение...

Важной отправной точкой для начала работы стали работы художницы Светланы Богатырь, сотканные из цифр и нот. Меня потрясло полное совпадение наших с ней взглядов на мир. Образы человека и Вселенной стали основой дизайна в компьютерной графике 3D.

культура: Чья идея — показать спектакль на исторической сцене Большого театра?

Васильев: Я благодарен руководству Большого за то, что меня спросили, как я хочу отметить юбилей. Ответил, что предпочел бы показать в Москве свою казанскую премьеру.

культура: После такого напряжения — заслуженный отдых?

Васильев: Отдохнуть до августа не получится. После вечера в Большом театре улетаю в Сургут на фестиваль Кати Мечетиной «Зеленый шум», где запланирован «Вечер балета с Владимиром Васильевым». 1 мая в Москву приезжает Государственный ансамбль песни и танца «Алтай», в Концертном зале Музея Великой Отечественной войны на Поклонной горе он представит мой спектакль «Дом у дороги» (балет на военную тему по поэме Александра Твардовского). Надо с алтайцами еще успеть порепетировать. Они подвижники поразительные, ездят по маленьким городам и деревням своего края. Люди старшего поколения плачут от счастья — я видел записи выступлений. Потом улетаю в Токио, где на огромном международном фестивале «Токио-балет» покажет моего «Дон Кихота». У японцев есть странная идея ввести меня в спектакль. Пока не знаю, в какой роли и как это будет.

культура: После ухода Кати Вы начали работать еще больше...

Васильев: В этом мое спасение. Для каждого человека работа — единственный выход из ситуации, когда кажется, что все позади... Работа — продление жизни. Пример у нас с Вами яркий — Владимир Михайлович Зельдин. Человек остается молодым до тех пор, пока ему кажется, что он еще ничего не успел сделать и только завтра начнется новый виток.

культура: Вы лукавите. Нельзя же искренне думать, что Вы ничего не сделали.

Васильев: Мне так всю жизнь казалось. Не было работы, о которой я бы мог сказать, что она получилась, что наконец-то я сделал, как мечтал. Некоторые роли и спектакли приближались к задуманному, но не равнялись тому, к чему я стремился.

культура: Неужели и про свой популярный балет-долгожитель «Анюта», идущий в семи российских театрах, так скажете?

Васильев: Да, ставя «Анюту» вновь и вновь, я все время что-то добавляю. Сейчас вот вижу несколько мест, которые кажутся мне пустоватыми и затягивают действие. Но пока не знаю, как их разнообразить.

культура: На Вашем выпускном экзамене, почти шесть десятилетий назад, один из педагогов воскликнул: «Мы присутствуем при рождении гения!» Вы его голос тогда услышали?
Васильев: Узнал об этом много лет спустя. Сказала эти слова Тамара Степановна Ткаченко — невероятно эмоциональная танцовщица, преподававшая в нашем классе характерный танец. Ее я обожал, каждый раз шел к ней на урок как на праздник — знал, что схватываю быстрее всех и могу сделать лучше, чем другие. В классике такой уверенности не было. Да и вообще не думал, что стану классическим танцовщиком.

культура: Разве не каждый ученик балетной школы мечтает стать Принцем?

Васильев: Я не соответствовал существовавшему в наше время представлению о классическом герое. Длящиеся линии, тонкие кисти, длинные ноги с идеальными стопами и подъемом. У меня этого не было. Кисть — рабоче-крестьянская, мышцы — не такие, как нужны для идеального Принца, да и лицо курносое. Все-таки у меня было типичное лицо русского Иванушки.

культура: Лопухов первым отметил Вашу «руссковость», и все подхватили — не найти статьи, где бы о ней не упоминалось...

Васильев: Лопухов написал после «Конька-Горбунка» и «Каменного цветка», тогда меня считали этаким русаком, идеальным героем русского эпоса. Что — правильно. Иванушка и Данила для меня естественны. Наверное, я бы еще долго не танцевал классику, если бы не был женат на Кате, а она бы не работала с Улановой.

культура: Но Вы ведь уже станцевали «Шопениану» с Галиной Сергеевной — она сама выбрала Вас в партнеры...

Васильев: Но я ни в коем случае не считал это своей удачей. Думал, что после того дебюта мне классики не видать.

культура: Вы много раз рассказывали, как похожа Катя на Уланову. А с кем Вы бы могли сравнить себя?

Васильев: Меня об этом никогда не спрашивали, я не задумывался... Могу показаться нескромным, но у меня никогда не было кумиров. У каждого из великих видел какие-то недостатки. Даже от Вахтанга Чабукиани, а он мне очень нравился, хотел взять только что-то определенное, не все. Первый раз сейчас пытаюсь понять, к кому я ближе? Наверное, к Майе Плисецкой. Она поражала меня феноменальной широтой танца, выразительными линиями, великолепными руками, стремлением к полету.

культура: Все отмечают, что Васильев совершил революцию в танце. В чем она заключалась?

Васильев: В том, что партнер перестал быть только кавалером, поддержкой даме, а стал вровень с балериной. Превратился в героя. Возникла взаимосвязь, и они оказались на равных. Новая эстетика в классическом танце связана и с широтой, эмоциональностью. Я встал на высокие полупальцы, что отнюдь не я придумал — как бы мне ни хотелось сейчас так сказать. Но в Большом театре первым это сделал я. А до меня — Рудик Нуреев в Кировском. Когда я его увидел, то понял, что на низких полупальцах утонченности и элегантности не добиться. У нас-то считалось, что высокие полупальцы — нечто зазорное, женственное. Переломным моментом стал «Дон Кихот» — для нас с Катей не было мелочей даже в мизансценах, мы выстроили отношения Китри и Базиля в мельчайших деталях. Потом в «Жизели» я начал искать другие краски. В самом деле, нельзя же весь спектакль оставаться обманщиком и негодяем. Конечно, мой герой совершает подлость, но не потому, что таков от природы или разработал план. Он искренне любит Жизель... В ролях я открывал черты, противоположные основным. В отрицательном Иване Грозном — положительное. В здоровом и сильном Спартаке искал слабые стороны.

культура: Откуда такая пытливость у молодого танцовщика?

Васильев: Наверное, все началось с чтения. Я всегда очень много читал.

культура: История знает не так много постоянных балетных пар. «Володю и Катю» чаще всего сравнивают с Нуреевым и Фонтейн. По-моему, это неверно.

Васильев: Для Марго Фонтейн Нуреев стал спасителем. Она с ним начала новую творческую жизнь. И Вы правы — это другое. Мы же с Катей вместе с первого класса — и на всю жизнь — на сцене и за кулисами.

культура: Помню, как Вы уговаривали Екатерину Сергеевну станцевать заглавную партию в Вашей «Золушке» — как ребенка: то кнутом, то пряником...

Васильев: Кате уже было много лет. Последнее десятилетие сценической жизни я ее постоянно толкал, убеждал, заставлял. Она не замыкалась только на балете, уже начала преподавать и ушла бы со сцены гораздо раньше. Ее надо было все время убеждать, что все получится замечательно. И хвалить, конечно.

культура: Щелыково, что под Кинешмой, для Вашей семьи стало любимым местом на земле. Рядом, в Рыжевке, Вы давно построили дом, где Екатерина Сергеевна занималась совсем не балетными делами — чистила и солила грибы, варила похлебки и уху. Сейчас в местах Берендея бываете?

Васильев: Конечно, там — настоящее, исконное. Там я рисую. Трудно содержать дом, и все равно, если придется продавать то, что имею, с Рыжевкой расстанусь в последнюю очередь. Кате костромская природа всегда казалась сказкой. Она же меня и привезла в Щелыково.

А грибы Катя солила потрясающе, как никто другой. В домашнем хозяйстве ее умения были поразительны. Она прекрасно шила, постоянно что-то штопала — и не только балетные туфли, но и гениально расправлялась с дырками на моей одежде. В ее семье это было само собой разумеющимся. Когда Катиного дедушку арестовали (Густав Шпет — русский философ. — «Культура»), надо было как-то выживать. Татьяну Густавовну как дочь врага народа не брали на работу. Они продавали вещи, обшивали себя сами. Тяжело жили...

культура: Екатерина Сергеевна частенько отказывалась от творческих предложений. А Вы?

Васильев: Не хотел участвовать в «Травиате» у Дзеффирелли, считал, что там нечего делать, каких-то несколько минут танца. Настояла Катя: «Да ты что, поработать с таким режиссером!» Несколько минут танца оказались началом совместного творчества с Мастером.

культура: Дзеффирелли видел Вас на сцене?

Васильев: Ему порекомендовала нас леди Мэри Сент-Джаст, урожденная княгиня Оболенская. Мы познакомились за границей, она была нашей поклонницей, потом долгие годы дружили, останавливались в ее лондонском поместье. Мэри сказала нам: «Вам будет звонить Франко. Представляешь, он меня попросил найти лучшую танцевальную пару для «Травиаты». Я ему ответила, что он дурак, если не знает, что лучшие — Катя и Володя». В свое время Дзеффирелли, Оболенская, Беппе Менегатти — муж Карлы Фраччи, составляли молодую команду помощников Лукино Висконти. Работа с мэтром сформировала у них общее качество — все были заряжены на красоту. Ее они никогда не предавали, не пытались гнаться за модой. Все были красивы, как герои в фильмах Франко.

Был у Мэри большой друг — Теннесси Уильямс, он оставил ей права на ряд своих сочинений. Она уговаривала меня: «Володя, поставь «Трамвай «Желание», я тебе отдам права». Я отказался. Бывали и у меня вот такие идиотские решения.

культура: Балетоманы благодарны Вам за Новую сцену Большого театра. Стройка начиналась во время Вашего руководства?

Васильев: И начиналась, и заканчивалась. Когда я возглавил Большой, то всерьез говорили о том, что надо распускать труппу и ставить театр на ремонт. Тогда я настоял, чтобы до того, как построят Новую сцену, театр не закрывали. Я обсуждал и принимал проект, заложил первый камень в фундамент, ходил по стройке с рабочими, проверял. Все радовались, когда работы закончились, но начать его эксплуатацию мне было не суждено.

культура: Годы руководства Большим — для Вас напрасно потраченное время?

Васильев: Безусловно, нет. Это дало мне очень многое в понимании жизни. Я-то ведь пришел туда с верой, что все зависит от тебя. Думал, каков руководитель, такой и будет труппа. Был уверен, что всех сделаю единомышленниками. Теперь-то я отлично понимаю, что единомышленников в таком большом коллективе, чтобы вы ни предпринимали, много быть не может. Потому что, когда вы делаете добро одному, то тут же обижаете другого. Именно в те трудные годы у меня начали рождаться стихи: «Я думал, на мою любовь / Ответить ненависть не сможет, / И совесть недруга загложет, / И не испортит он мне кровь. / Да, так я думал... / А на деле / Любовь и ненависть слились, / И с упоеньем принялись / Терзать и душу мне и тело». Тут не просто слова. Они мукой прошли через меня. Стихи стали моим иммунитетом. Написал — и вроде бы ответил злопыхателям. Сейчас у меня нет никакой горечи, обиды. Это была хорошая школа для человека думающего.

культура: В те же годы Вы открыли балетную школу-спутник Большого театра в Бразилии. Как в ней идут дела?

Васильев: Школой в Бразилии могу гордиться. Ей уже 15 лет. Я каждый год туда приезжаю. Там потрясающе, роскошные залы, отличные педагоги. В репертуаре воспитанников — большие спектакли, что отличает школу от других. Выпускники рассеяны по всему миру. Они — востребованы. Трое — в труппе Большого театра, одна девочка — в Казани.

культура: Вы неисправимый оптимист, а живописные работы у Вас по-чеховски грустные...

Васильев: Чехов тоже был оптимистом. Своим соединением трагического с комическим он мне очень близок. Сейчас я загорелся «Драмой на охоте». Для хорошей балетной артистки лучшей психологической роли не подыскать. Красивая, необычная, естественная, стремящаяся стать благородной героиня вдруг превращается в тщеславную гадину. Каким образом решить этот детектив на сцене — надо думать.

культура: Когда-то Вы обещали цикл экранных воспоминаний о тех, с кем довелось танцевать.

Васильев: Необходимо успеть рассказать о тех людях, с которыми встречался на своем жизненном и творческом пути. О коллегах-артистах. Огромный труд, надеюсь его осуществить. Не знаю, сколько будет серий, но пока есть силы, готов рассказывать о героях моего времени.

По инф. portal-kultura.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!