«У мужчины есть только одно время - настоящее» |
14 Января 2016 г. |
Монологи режиссера о границах произвола и агрессии в кино. Эти монологи начались во Франции, а продолжились в Австрии. Пишет "Российская Газета". Где Александр Сокуров, представив свой фильм "Франкофония" на Днях российского кино Госфильмофонда, рассказывал, почему он склонен считать кинематограф главным врагом литературы, - что к финалу российского Года литературы и к началу Года кино весьма символично закольцовывало два культурных года друг с другом. Размышлял, что делать человеку, когда на него обрушивается слишком много любви, и предостерегал, как это опасно и даже более трагично, чем когда любви не хватает. Раскрывал главные недостатки и пороки кинематографа и объяснял, почему литературу и живопись он считает искусством, а кино - нет, - всего лишь видом культуры, причем очень близким к медицине. Был абсолютно искренен, когда говорил о профессии и деньгах, и откровенен, когда сравнивал особенности психологии мужчин и женщин. Вот вы, например, знаете, почему женщина живет во многих временах одновременно - в прошлом, сегодняшнем и в будущем, а у мужчины есть только одно время - настоящее?.. Фрагменты этих зарубежных бесед приводятся ниже. О Северном Кавказе и студентах - В моей жизни был первый и единственный набор студентов - на Северном Кавказе, где никогда не было высшего кинематографического образования. (В Нальчике, в Кабардино-Балкарском государственном университете была открыта режиссерская мастерская Сокурова. - Прим. ред.) Больше я этого не делал. Мои друзья попросили меня помочь, и я решил, что надо попробовать. Россия страна огромная, великая. Россия - моя родина, везде в России у меня родина, и считайте, что Кавказ - тоже моя родина. Я хотел своим трудом помочь моим молодым согражданам получить профессию. Когда они поступали ко мне, они не видели ни одной из моих работ. И никто из них никогда не был на симфоническом концерте и в опере, а для меня эти вещи базовые... На первом же занятии я их предупредил, что кино - это светская культура, я даю им светское образование, и в процессе обучения не будет никакой религии. Это было мое первое принципиальное условие. Второе - я им сказал, что пока они учатся у меня на курсе, они не будут снимать фильмы про насилие и про противодействие одного человека другому. Все учебные и дипломные работы будут только про то, как один человек любит другого человека, как люди любят друг друга. Это было моим волевым наставлением будущим режиссерам. И еще я сразу им сказал, что они будут снимать фильмы не на русском, а только на своих родных языках - на кабардинском, на чеченском, на осетинском. Вот с этого началось обучение. А летом этого года мои молодые коллеги уже получили дипломы и сняли хорошие дипломные фильмы. Я очень за них рад. Может быть, даже счастлив. О родителях Мои родители, как, наверное, и большинство родителей, хотели, чтобы я был врачом. Желательно, домашним. И чтобы я лечил их от всех болезней. Но врач из меня бы не получился; я всегда был уверен, что мертвый человек - это не мертвый человек, он еще продолжает жить, и понимал, что ни о каких анатомических театрах в моей жизни и речи быть не может. О том, что я поступил на режиссерский факультет, мои родители узнали не сразу. К тому моменту я уже закончил исторический факультет, завершил обучение в университете. И моя мама мне сказала: куда ты идешь? Чтобы заниматься искусством, надо иметь богатую семью с культурными традициями, надо, чтобы в эту семью приходили писатели, композиторы, желательно, известные и знаменитые. А в нашу семью никогда не приходили ни писатели, ни композиторы, и вообще никого из известных людей не было, потому что мы ездили по разным городам - там, где служил мой отец, там мы и жили. Это были маленькие города, иногда просто военные базы, где ничего, кроме нескольких домиков для размещения солдат, не было. Единственной связью с жизнью для меня было радиовещание. Для моего поколения в Советском Союзе радио было базовой культурой - по радио тогда передавали все самые крупные театральные постановки, постоянно шли трансляции из концертных залов. К большому раздражению многих слушателей, потому что большая часть публики, конечно, не хотела слушать ни Прокофьева, ни Шостаковича. Это было за пределами интересов этих людей. Но государство внедряло эту культуру. И я формировался под влиянием того, что мне давала какая-то маленькая провинциальная школа и то грандиозное образование и самообразование через эфир. Тот душевный опыт из меня вытравить невозможно. О родных и чужих душах Разочарование родителей в избранной мною профессии, мне кажется, было. И только один раз, когда мой небольшой документальный фильм они случайно увидели по телевизору, они вдруг почувствовали, что что-то с этим мальчиком происходит... Но я никогда не сообщал родителям о деталях своей жизни. Я уехал из дома сразу после выпускного вечера, на следующий день после школы. И с тех пор никогда не возвращался к родителям на большой срок. Уже сейчас отца моего нет в живых. Но так получается, что я по-прежнему приезжаю домой не более, чем на полторы недели... Это парадокс, что мы на таком большом расстоянии по внутреннему пространству живем... Я иногда задаю себе вопрос: почему так жестокосердно ведут себя близкие родственники? Ведь самые тяжелые проблемы - у самых родных людей. Они наносят самые тяжелые раны друг другу. Никто не может так унизить и сделать таким несчастным сына, как его собственный отец или брат. К счастью, это не относится к нашей семье... Но все же, почему чужеродность так распространена? Наверное, потому что мы в основе своей друг другу чужие. И если у кого-то есть дочь или сын, это еще не означает, что это их душевное дитя. Физически это их дитя, конечно. Но души разные. В миллионах семей в одной квартире живут отец, мать, сын и дочь. А все они чужие друг другу. Потому что по душам своим не имеют друг к другу никакого отношения. На эту тему не решается кинематограф никаких произведений создавать, и нет ответа у наших религиозных деятелей. Что это за страшный порок может быть заложен в создании человеческого существа, и почему мы часто оказываемся в таком катастрофическом неведении о душах друг друга. Я думаю, у каждого есть опыт подобного печального расставания. Вроде все вместе, и в то же время совсем не родные люди... О женщинах и мужчинах Мы в искусстве обычно говорим о любви, и все время говорим о женщинах. Женщины, женщины, женщины... Везде женщины, ну или девушки - прекрасные и красивые. Как будто нет другой жизни, и нет другого человека, которого называют мужчиной. А мужчины-то кто? Трава под ногами? Эта часть моих размышлений касается места мужчины в жизни общества. Зачем нужен мужчина в структуре общества? Я сделал несколько фильмов, которые пытаются так или иначе понять ситуацию изнутри, посмотреть, как он живет, мужчина. Ну, например, молодой. Мужчина вообще не понимает, что у него впереди. У девушки есть четкое представление о том, что ее ждет. Но никто из молодых людей никогда вам не скажет, что он знает, что его ждет в будущем. Обычно жизнь мужчины - это терра инкогнита. Совершенно непонятно, как ему жить, с чем ему жить, для чего. Это еще одна проблема, которую по нескольким причинам очень боится современная европейская культура, и в том числе кинематография и литература. Я не боюсь. Наверное, потому что мне поздно бояться. Наверное, потому что я знаю, сколько моих соотечественников-мужчин в советской России погибло в сталинских лагерях. И я понимаю, против кого всякий тоталитарный режим в первую очередь направляет свои стрелы и мечи - против мужской части населения. Кто страдает, когда политики начинают затевать войны? Молодые люди. Они берут на себя груз всей ответственности. Но их к этой ответственности морально не готовят, как никого не готовят к смерти, - всех готовят карьере. Ведь правда?.. Я не документалист. Я не снимаю документальное кино. И я не верю, когда мне говорят, что мне покажут документальный фильм и расскажут всю правду. Я бывал в разных ситуациях. На первой чеченской войне, на второй чеченской войне, я был на границе с Афганистаном в тот период, когда афгано-таджикскую границу охраняли пограничные войска России. Я проходил все эти сложные политические обстоятельства, когда были путчи в России. Я был под следствием КГБ, и я был на допросах по нескольку лет. Я все видел сам. И через себя пропустил. И я знаю относительную цену кинематографической правды. Запомните, что я сейчас скажу: никогда не верьте документальному кино. Там нет истины, есть только частное сегментное зрение автора. Большая часть содержания и эмоций все время остается за пределами кадра. И самое главное иногда происходит именно за пределами кадра. Я же стараюсь создать некое художественное произведение на основании реальной жизни для того, чтобы дать зрителю что-то почувствовать, в первую очередь - сострадание. Мне всех жалко. Я видел, как умирают смертельно раненые ребята, которым по 18-19 лет, как благородно они умирают в страшных мучениях. Я не видел ни одной слезы у этих солдат, которые израненные, с оторванными конечностями погибали. Никто не плакал. Это были молодые люди из разных регионов России, из малых городов, с Севера России. Я видел мужество, поразительную стойкость. Я это хотел показать. Для меня солдат - это часть моей жизни. Это мой соотечественник. Мой собрат. По долгу службы они обязаны делать то, что они делают. И никто, никогда и нигде - ни за границей, ни в России, ни в советской России - не ответил за смерть солдата. Никто и никогда. Как после этого должен жить мужчина, солдат, офицер? Какое у него будущее? А ведь это только часть мужского населения - а остальные? Так что женщина живет во многих временах одновременно - и в прошлом, и сегодняшнем, и в будущем. А у мужчины есть только одно время - Present Continuous Tense. Мужчина живет только в настоящем. О войне и кино Я долго снимал войну, прошло всего несколько месяцев, и я опять захотел туда. Раньше я слышал от некоторых военных, что они считают военные годы самыми лучшими в их жизни, но мне казалось это странным. А потом я и сам оказался на театре военных действий. Уцелел, остался жив, и всего через три месяца я опять поехал туда же, где все могло повториться заново. Я искал ответ: почему меня тянуло туда, где мне было очень плохо, где я испытывал отвращение, потому что окопная жизнь - это отвращение. В войне ведь нет никакой эстетики. Когда американцы, или европейцы, или русские показывают войну в игровом кино, и вы видите красивые взрывы, - так не верьте. Когда горит танк или бронетранспортер с экипажем, это выглядит отвратительно. Люди, когда в них попадает пуля, слова говорят ужасные. Запахи горящих людей ужасны. И в окопах стоит ужасный смрад. Прекратите героизировать, эстетизировать войну. Война унижает человеческое достоинство. Когда я думал, как рассказывать про войну, я пошел по пути самого простого - некоего дневника, который ведет человек, находящийся в конкретных обстоятельствах. Бывали моменты, когда нас могли уничтожить, и я свои записи заворачивал в полиэтиленовый пакет, рыл в краю окопа ниши, забрасывал блокноты туда, засыпал землей и ставил меточки, чтобы не забыть, где это лежит. 10 раз я это делал. Из них 8 раз я доставал потом пакеты, а два раза не нашел. Почему я прятал? Не хотел, чтобы люди, которые перестреляют нас, еще и читали, что я там пишу. А у меня это был диалог с самим собой. Впрочем, это вторично, все уже было в литературе. Я так постепенно приходил к мысли, что кинематографа как самостоятельного вида искусства не существует. Куда ни копни - везде торчат "рожки" литературы, фотографии, музыки. Симфонизм, который иногда достигается в кинематографе, это тоже воровство, - кинематограф мастерски подворовывает у других жанров. Очень близок кинематограф к медицине и к архитектуре. Правда, как мне кажется, ни высот медицины, ни высот архитектуры он так и не достиг. О ранах и самообманах Кино опасный инструмент. Оно может создать впечатление простоты, в которой заинтересованы многие кинематографисты. Почему? Потому что простота превращает зрительный зал в стадо. Режиссер для вас найдет актеров, придумает сюжет, оденет прекрасных дам в роскошные костюмы, поработает с композитором, а затем с помощью монтажа будет манипулировать вашим сознанием. А зритель-то что? Обречен? И где границы произвола, волюнтаризма и агрессии режиссера? Почему современный кинематограф получил такую гигантскую власть над человечеством? Я бы даже сказал - преступную власть. Ведь 90 процентов того, что сдается в мире, не должно быть показано людям. Это опасно: внутренние и душевные раны, которые наносит визуальное произведение сознанию человека, не заживают. Так называемое коммерческое кино - визуальный товар, к большому сожалению, видоизменяет тип человека. Какая же должна быть колоссальная ответственность у людей, которые создают кинематограф, его показывают и восхваляют. Это очень важная цивилизационная проблема. Потому что именно кинематограф может разрушить всю систему моральных ценностей. И в первую очередь - через устранение из пространства духовной жизни человека литературы. Опаснейший враг литературы - это кинематограф. И главный враг душевного развития человека - это современный кинематограф. Мне кажется, пришло время прямо заявить, что существует визуальный товар, и существует кинематографическое искусство. И это несопоставимы явления. Большая часть учреждений, которые называются кинотеатрами - процентов 98 в мире, - таковыми не являются. Это просто рынки по продаже визуальных товаров. Наша задача - попытаться помочь зрителям понять, что они приходят в видеомаркеты, где имеют дело не с искусством кино, а просто с товаром. Коммерческое производство не несет никакой ответственности ни перед обществом, ни перед прошлым, ни перед будущим. Оно несет ответственность только перед банками. И каждый, приходящий в такой киномаркет, перед просмотром должен увидеть титр: авторы этого визуального товара не имеют ничего общего с утверждением вашего человеческого достоинства и с развитием вашего уровня культуры. Они не отвечают за то, что показывают. Когда человек курит сигарету, его же предупреждают, что это опасно. Коммерческий визуальный товар не менее опасен для здоровья человека. Я хочу, чтобы зрители понимали, что нельзя соучаствовать в этом преступлении - посещать фильмы, где есть насилие, где есть унижение человека, где есть разнообразные сцены издевательства над телом человека. Потому что человек начинает терять страх перед смертью. Тело человеческое перестает быть сакральным. У меня однажды был разговор с очень хорошим русским хирургом, который оперирует на сердце. После операции, которая длилась много часов, он вспоминал: "Я отошел от больного, еще открыто, разверзнуто все тело, его готовятся зашивать, а я стою и думаю: Боже, кто придумал это чудо? Кто заложил эту логику, это поразительное искусство сцепления органов? А кто придумал слезы человеческие? Я только что резал, у меня по локоть были руки в крови, и я не испытывал никаких сочувствий - надо было выполнить задачу. А сейчас стою перед этим телом, и плакать хочется..." О литературе и живописи Для меня всегда значимее любого кинематографа была живопись и литература. Я это никогда не скрывал, и в кино я существую только потому, что так сложилась моя жизнь. Это стало моей профессией, но кино я не люблю в той степени, как его любят многие. Я люблю литературу и живопись, а кино не является моей страстью на самом деле. Я просто профессионально работаю в этой области. Но мой восторг и мое коленопреклоненное состояние перед Рембрандтом, перед Эль Греко, которые меня сделали человеком, я хотел как-то претворить в жизнь. Кино занимает весьма скромное место в системе современной культуры, оно просто агрессивно, не деликатно и все время отвоевывает себе какие-то особые позиции, не заслуживая того. Оно просто пользуется тем, что литература, музыка, архитектура мудрые, и они не будут бороться и биться с ним за какие-то там места. И вот оно разошлось безгранично! Как подросток, которому кажется, что он царствует. Но все не так самом деле... О деньгах и о своем будущем фильме Деньги дорого даются. Нет дешевых денег. Мы должны работать изо всех сил, какие только у нас есть. Кто-то с большим трудом эти деньги зарабатывает, например государство дает их нам, а мы должны все свои силы использовать, чтобы добиваться качества. Большие серьезные проекты возможны только при помощи государственных систем, к сожалению. В моей профессиональной практике не было срывов сроков производства, которые привели бы к перерасходованию средств. Все просто: на съемочной площадке, по крайней мере, в моей практике, мы не фильм снимаем, а материал для фильма. Это позволяет сделать работу наиболее экономичной. Снимается материал в разных версиях - разные дубли, разные состояния. А окончательные узлы создаются только на монтажном столе. Большое значение имеет музыкальный контекст. Не какой-то там темпоритмический хаос, который часто существует в фильмах, а музыкальная душа картины. Изображение - это мои ноги, а звук - это моя душа, я бы так сказал. Особенно это было важно в фильме "Отец и сын". Ткань этой картины очень тонкая, вся состоит из тактильных взаимоотношений отца и сына. А такой традиции у нас не существует. И там, где я не могу сказать, может быть, не умею, или еще не умел тогда, или не решаюсь, я включаю музыку. "Отец и сын" - это фильм из трилогии: "Мать и сын" уже тоже сняли, и, если Бог даст, я хотел бы снять фильм "Два брата и сестра". Трилогию о том, что делать человеку, когда любви слишком много. Мы знаем, что происходит, когда ее не хватает. Но как опасно и как трагично, когда ее слишком много. Это большое несчастье для человека. Не дай Бог кому-нибудь с этим столкнуться... Когда проснулась эта дикость, когда мы запрещаем людям быть бесконечно теплыми, чувственными? Почему мы так не ценим тактильную культуру? Почему нам кажется это запредельным - когда отец берет на руки сына своего, обнимает и целует?.. Я русский человек, и любовь для меня, как для русского человека, - ценность не только субъективная, но и объективная. Она объективна, она существует поверх моего желания. Я испытываю теплые чувства ко многим людям, со многими людьми хочу быть вместе. Ведь человеку нужен только человек, больше ничего не надо. И мне нужны только люди. О кино, музыке и литературе Когда я говорю о связях кинематографа с архитектурой и медициной и о том, что кино не является, на мой взгляд, искусством - это лишь вид культуры, я считаю, что кинематограф должен заниматься всем, что происходит в человеке. Так же, как всем, что происходит в человеке, должны заниматься литература и музыка. Но сегодня это исчезает из поля зрения, современная музыка ушла от общения с человеком. Она перестала ставить серьезные критерии перед обществом. Я имею в виду академическую, большую симфоническую музыку. Со смертью Шостаковича, Бриттена остался один Пендерецкий в Польше и Слонимский в России. Все. На весь Старый Свет. Я говорю о больших, мощных композиторах. Куда же они все делись? Все те, кто берет на себя ответственность и ставит серьезные вопросы?.. А со смертью Солженицына, а до того была смерть Манна, мы остались без крупных писателей, без большой романной формы. А нам большая литература абсолютно необходима. Потому что большой писатель может пойти вперед - много вперед, - побыть там, и вернуться к нам обратно. И при этом быть нашим современником. Так в свое время сделал Толстой, написав "Войну и мир". И Достоевский, написав "Преступление и наказание". Толстой сходил в войну и во власть. А Достоевский сходил внутрь человека, побыл там, посмотрел и вернулся назад при жизни. И сказал нам, что это такое. Но, к сожалению, современники не смогли задать ему правильных вопросов. Достоевского никто не успел спросить: а что же еще ты там увидел, внутри этого человека?.. А как же нам не хватает Чехова...
Тэги: |
|