НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Как Василий Жужгов за Байкалом жил-5

27 Декабря 2013 г.

alt

(Окончание. Начало в № 49)

Ждём открытия навигации. "Предыдущие публикации - по ссылке"

 

Наступила весна 1902 года. Открылась навигация. Прибыл к нам Л. М. Соловьёв с женой и прислугой. И переселенцы пошли партия за партией. Увеличилась и суета. Настала настоящая стражницкая служба, но благодаря моему здоровому организму я терпеливо выносил всякую усталость, а подчас за неимением времени и голод.

Около 10 мая началась постройка ещё одного огромного здания – больницы. Дела мне прибавилось: то переселенцы, то надсмотр над подёнными рабочими, то приёмка с пароходов строительных материалов, то, наконец, сдача и получение казённой и частной корреспонденции на почту, которая была в 2-х верстах.

Быт переселенцев на пункте

altКогда партия переселенцев прибывает на пункт, стражник немедленно размещает её в более свободные бараки, отбирает у них увольнительные документы и передаёт их в контору. Затем письмоводитель составляет общий список, отмечает, у кого сколько детей до 5 лет, затем от 5 до 10 и сколько взрослых. У тех переселенцев, которые едут по собственному желанию, записывает детей только до 10 лет. Взрослые пользуются дешевизной провизии при складе пункта. Обед готовят сами. Им дозволяют брать казённые дрова и готовую воду. Для чая вода кипятится в кухне в двух кубах, вместимостью по 30 вёдер каждый. Во время большого наплыва переселенцев к кубам приставляют особого водогрея. Кашеваров бывает по два человека, а хлебопёков до пяти. На кухне звонком оповещают, что можно получать готовую пищу. Сначала все подходят к барышне, которая заведует хозяйством. Она же раздаёт порции: по 1 фунту белого хлеба и около двух стаканов переваренного молока на каждого ребёнка до пяти лет. От пяти до 10 лет дети получают по фунту чёрного хлеба и ковш супа из котла. На некоторых слабых и больных выдаётся ещё по одному яйцу.

Соберутся, бывало, переселенцы вокруг своей «благодетельницы-барышни», в особенности женщины с малютками на руках, и припрашивают прибавки порций – кто молока, кто яичко и т. д. Более взрослые дети получают свои порции сами, приходят кто с чайником, кто с бутылкою или чашкой, а барышня смотрит по списку, кому сколько полагается. Хлеб развешивает и раздаёт стражник. Затем вся эта масса во главе со стражником в полном порядке движется к кипящим котлам, где вновь перекликаются и по тому же списку получают горячую пищу.

После обеда переселенцы находятся в основном в бараках. Редко увидишь сидящих под тенью и играющих в карты хохлов да несколько любопытствующих около них земляков. Но когда наступает вечер, тогда уж на площадь вываливают все, как на базар. Говорят о переселении на реке Зее. Что в Зейской волости есть прекрасные участки, ещё свободные для поселения и т. д. В другом месте можно услышать совсем противоположное – толпа молодых, здоровых девчат заливается пискливыми, малороссийскими песнями, что уши сквозь! Где-то несколько молодых парубков пошли в прогулку по двору пункта, стараясь заглушить песни девок своими.

Чем позднее, тем всё более находится охотников на песни. Смотришь, всё слилось и смешалось в каком-то хаосе так, что не знаешь, кого и слушать! И это продолжается иногда до 11 часов ночи. В это время ночной сторож немедленно прекращает всю эту «музыку» и приказывает всем хохлам вернуться в бараки. И половина ночи проходит уже тихо и безмолвно, а утром повторяется то же.

Не так живи, как хочется, а так живи, как Бог велит!

Писал я почти весёлое, в общем, радостно-успокаивающее душу, но теперь приходится написать о печальном.

Под конец мая 1902 года, т. e. в начале второго года моего пребывания на службе в переселенческом ведомстве Богу угодно было явить нам ЕГО Святое испытание. Моя любимая супруга, Мария Григорьевна, заболела и очень серьёзно. А когда приехал из Томского университета студент медик на практику, он подлечил её. И недели через две Маня начала поправляться и встала на ноги, но в апреле 1903 года повторилось то же самое.

Доктор предложил мне отправить жену к старшему врачу в Сретенск для тщательного осмотра. После осмотра ей будто стало получше, и она приехала в Покровку (в первой половине октября путь от Покровки до Стретенска прекращается, кроме вьючного – через скалы и пропасти. И только с 1 декабря устанавливается по Шилке зимняя дорога, по которой езда нам не под силу – очень дорого стоит. Остались мы на произвол Божий, без всякой медицинской помощи).

altНаступил 1904 год, а мы всё живём на одном месте как самостоятельные хозяева. Много раз надумывали уволиться со службы, но нас с женой (не одного меня) начальство всё упрашивало служить и служить. И один раз (в конце июня 1903 года) мне удалось всё-таки выпросить временный, трёхмесячный отпуск, но Господь судил иначе (не суждено было нам в то лето побывать на родине). В самый Петров мы радостно выехали из Покровки на почтовой барже «Диана», которую тащил на буксире мелкосидящий пароход «Николай». Водомерный пост показывал некоторые перекаты ниже двух футов! И что же? В течение пяти суток мы могли проехать всего 138 вёрст. Просидели ещё сутки на месте, видим, что дело плохое. Купили лодку и марш на своё место служения. Эту поездку вполне можно отнести к печальным случаям, так как она стоила мне значительной растраты денег (за лодку было заплачено 30 руб. и при отъезде много было продано нужных вещей за дешёвку).

Дожили мы до 28 января. А тут объявили мобилизацию. Встревожились мы с женой так, что подобной тревоги в жизни не было. Я боялся не войны с японцем. Нет! Это мне даже думать так грех! Я для того и на свет родился, но мне жаль было оставлять на чужой стороне беззащитными жену и сына. Были бы они дома – не беда, а здесь в отдалённости, что можно ожидать? Куда они должны преклонить свои сиротские головы? Кто у них тут родной, кто знакомый? Вот горе-то!

Мобилизация

И вот 28 января 1904 года в Покровке появилось на всех углах и перекрёстках объявление.

«По ВЫСОЧАЙШЕМУ повелению все нижние чины запаса призываются на действительную службу, а потому немедленно должны явиться в Городскую управу или назначенный Сборный пункт. Все места и лица как частные, так и правительственные, у которых состоят нижние чины запаса, немедленно должны покончить с ними все расчёты и уволить от службы».

Во исполнение этого объявления, то есть параграфа второго, я немедленно явился к местному поселковому атаману и заявил ему, что я лицо должностное, а начальство моё живёт в Сретенске, что мне сделать и как поступить? Атаман ответил: «Немедленно телеграфируй начальнику, какое-нибудь распоряжение должны дать».

Тотчас же мною была подана телеграмма такого рода: «Сретенск. Переселенческий Тыжнову. Требуют на сборный пункт мобилизация. Жужгов».

30 января подают ответ: «Покровка. Жужгову. Телеграфировал губернатору и Данилевскому. Тыжнов».

Это известие меня несколько подвеселило, а также обнадёжило немного и мою плачущую жену, но ещё не совсем. Надо было ждать, каким путём пойдут ходатайства моего начальства. Покровские казаки в количестве 20 человек немедленно отправились в Игнашину (Станичное управление) и далее в Благовещенск. Отовсюду с пpиисков как с казенных, так и частных, начали партиями являться запасные и немедленно отправлялись атаманом на сборный пункт пешим порядком при составленном им списке и назначенном из них старшем. Под вещи давались подводы. И это повторялось ежедневно. А я должен был ждать вторичного распоряжения со стороны своего начальства. Я не мог сдать своего пункта и казённого имущества без особого распоряжения. На телеграф ходил по три раза в день. Не было ничего. Утром 3 февраля получил ответ: «Если вас взяли, сдайте пункт на хранение Гарюнову. Тыжнов».

С этой телеграммой я пошёл к атаману и попросил его поместить меня в список отправляемой в тот день партии запасных.

Атаман согласился, но добавил: «Мне помнится, что в Станичном управлении об вас есть какая-то переписка и вы, вероятно, останетесь». Это меня несколько обнадёжило, но всё-таки я собрался и приготовился к отправке с партией.

Пункт был немедленно сдан. Походная сумка моя была уже давно готова. Благословив сына иконой Святого Александра Невского, попрощался со сторожами, собрался и поехал к атаману. Провожали, разумеется, жена, сын и сторож. Обождали атамана, когда он разберётся в бумагах и сформирует партию, но разбирая бумаги, нашёл он Приказ по области от 28 января 1904 года за № 18, которым я и многие служащие в других ведомствах освобождались от мобилизации.

Этот случай освобождения я приписываю к особенной Божией милости ко мне.

Опять разлука

altПо вскрытии Шилки я решил отправить домой жену и сына. Жена долго не соглашалась на столь дальнее путешествие. Много плакала, много слёз пролила, но не хотела поступить против моей воли и, наконец, согласилась и с большим прискорбием собралась ехать домой.

10 мая усадил я их на почтовый пароход «Графъ Путятинъ», напутствуя словами: «Быть осторожными во всём и памятовать всегда о Боге». Поцеловал их обоих прощальными поцелуями. Пароход отвалил от берега и медленно потащился против течения реки, увозя от меня дорогих сердцу моему любимую жену и милейшего сына. Я с затаённым в груди волнением и обращённой к Господу молитвой о благополучном их пути поехал на пункт.

22 мая получил письмо: «17 мая сего 1904 года. Здравствуйте, многоуважаемый супруг Василий Трофимович! Я нахожусь в Сретенске. Здесь нашёлся доктор, посланный из Санкт-Петербурга Государыней Императрицей Mapией Фёдоровной, который может сделать операцию. А после операции ещё придётся полежать неделю или две, если всё пройдёт благополучно, вернусь обратно…» Я в тот же момент раскаялся, что отправил их домой.

Письмо за письмом получал я от жены в течение июня. Они меня то радовали, то печалили. И вот 30 июня около полдня я получил телеграмму: «Еду почтовым 30. Жужгова». Ну, слава Богу! Это меня обрадовало, и я совершенно успокоился и повеселел. Незаметно подкатило 1 июля. В 10 утра я поехал на пристань ожидать почтовый пароход. Сердце у меня от ожидаемой радости таяло. Вот скоро-скоро я увижу дорогих своих!

Пароход пристал, и чуть ли не первыми сходили с парохода моя жена и сын. Встреча была, разумеется, радостнее, чем разлука!

Уведомили письмом своих родных.

«… Чтобы придать вам спокойствия о нас, пишем, что, слава Богу, живы и здоровы. Вы почти в каждом письме пишете, чтобы мы приезжали домой, но разве вам неизвестно, что я не могу этого сделать. Надо ведь уволиться со службы. Да и война держит. Но уступая вашим просьбам, я решил отправить домой своё дорогое семейство с первым же отходящим пароходом, но, видно, опять было Богом не суждено.

Уведомляем вас, что нынешнее лето не будем дома, а если Господь пошлёт замирение войны, то уж на будущий год ожидайте. Остаёмся живы и здоровы дети ваши: Василий, Mapия и Александр. 21 июля».

В. Жужгов

P. S. Этим письмом закончил свой рассказ о жизни в Восточной Сибири Василий Жужгов. В 1905 г. вместе с женой, сыном и дочкой Марией, родившейся в этом же году, он вернулся в родную деревню Талый ключ. Здесь в семье появились на свет ещё четверо детей: Николай, Михаил, Елизавета, Анна.

* * *

Оригинал рукописи подготовлен с помощью неоценимых советов внуков В. Т. Жужгова – Николая и Германа Флаассов.

  • Расскажите об этом своим друзьям!