Как Василий Жужгов за Байкалом жил-4 |
23 Декабря 2013 г. |
(Продолжение. Начало в № 49)
Покровский переселенческий пункт. "Предыдущие публикации - по ссылке" Вечером 31 июля мы со сторожем Макаром прибыли на Покровский переселенческий пункт. Здесь было выстроено пять деревянных зданий: контора, пекарня, кухня, амбар и барак. Леонид Михайлович очень был рад, когда узнал из письма, что я приехал его заместителем. Первого августа я привёл в порядок кое-что привезенное из Сретенска. Вода в Амуре повышалась с каждым часом. Ночевали ночь. А 2 августа вышли со сторожем на берег спасать от наводнения лежавшие там брёвна. Только взялись за работу, как вдруг явился незнакомый человек и спрашивает: «Ваша фамилия Жужгов»? Я очень удивился, потому что всего второй день, как приехал сюда. Он сказал: «Ваша жена приехала. Вечером поздно подошла к окну и спрашивает, где тут находится Жужгов? Я выглянул и вижу, что женщина с малюткой на руках ищет кого-то. Но такой фамилии я не слыхал, но позвал её, чтобы зашла в избу и переночевала. Утром я пообещал поискать этого человека. Вот и пришёл сюда, а моя жена заставила её постирать бельё». Я на минуту стал, было, в тупик и не поверил, но услышав слово «с малюткой», понял, что это верно. Не вообразить, с какою радостью и волнением сердца я подходил к маленькой невзрачной избушечке, в которой имела пребывание моя неоценимая семья. В момент открытия дверей в избушку я увидал первою лицом к лицу свою cупругу Mapию Григорьевну, стиравшую хозяйское бельё, а около неё рядом на полу сидел наш маленький сынок Саня. При появлении меня в дверях жена вспыхнула каким-то затаённым гневом, казалось, хотела осыпать меня всевозможными бранными словами, но язык ей не повиновался, но в то же время её кроткие глаза наполнились слезами радости. Она только и могла выговорить: «Ах, как ты обманул меня! Я не хотела и ехать, да уж так». Я поздоровался с женой, а потом с невообразимой радостью схватил своего малютку на руки и любовался им, забывая себя и всё на свете. С женой в подробныя распросы я не вступал, надеясь, что для этого будет ещё время. Хозяин приказал своей жене накрыть на стол, что немедленно было исполнено. Пообедали, напились чаю, поблагодарив хозяина, пошли на пункт, где я прожил всего лишь сутки с небольшим! Во время двухвёрстного пути от посёлка до пункта уже безо всякого постороннего стеснения я расспросил о всех бедствиях, случившихся им в дороге. Так началась моя служба на Покровском пункте, очень счастливая во всех отношениях – и служебных, и экономических. Наш агент, Л. М. °Соловьёв, уехал в Ачинск, передав мне все дела как хозяйственно-рабочие, так и служебную переписку. Чёрной работы осталось совсем пустяки: только и было, что щепу со двора убрать, да от подвала отвезти и разровнять землю. Всё это покончили недели в две с небольшим, а потом занялись своим делом – ловили рыбу, носили из ближайшего березняка грибы, которых в то лето было благодать Божья. 12 сентября получили мы свой багаж и съестные припасы, присланные из Сретенского продовольственного склада в счёт моего августовского жалованья: гречневой крупы один куль, сахару три пуда, мыла пуд. Кроме того, посуду – тарелки, чашки, кастрюли и т. д. На самом пункте я принял просяной крупы 16 пуд., крупчатки 1 сорта 40 пуд., ржаной муки 58 пуд., мяса солёного 109 пуд., которым пользовались сами, а излишки я продавал по назначенной цене. По вскрытии багажа нашли письмо (жена даже не знала, как оно попало в сундук). Это письмо с родины было первое за всё время моего отъезда, поэтому желательно мне поместить здесь его целиком, так как оно во многом подтверждает мой рассказ. Письмо от брата Игнатия «5-го июля, 1901 года, поч. Талый. Спешу выясниться порядком, что и как у нас происходит. По отбытии вашем дней через пять пошли поговорки, что в Пермском уезде сбор запасным нижним чинам, тогда у нас ахнули. Мамаша, а также твой тесть и тёща давай порядком тужить о том, что напрасно Василий Трофимович уехал, только безголовья нажил себе. Миновала эта гроза, и некоторые солдатики Оханскаго уезда вернулись домой, а от тебя никакого известия нет. Начали кидаться туда-сюда, нигде не могут добиться ясного доказательства. Сказывают, что одного запасного кавалериста убила лошадь – положили, что непременно попал ты. Хотели писать сообщение, но Никита Фёдорович сказал, что с ним говорили лично вы, что не будете жить здесь. И тогда Григорий Лазаревич и Лукояновна начали свою судьбу клясть, что погубили только девку. Тогда и жена ваша, Mapия Григорьевна, надумала было переправлять кое-что тишком, в том числе и хомут отправила. Потом увидали соседи и сказали – что-то ваша Mapия проводила к отцу. А мне никакого касательного дела нет до этого. Что мне до ихняго хомута? Купил новый, а этот пусть, куда хочет, девает, только то жалко, хорошая штука дёшево уйдёт чужому. Спрашивали: – «Куда девала, кому продала?» – молчит. Я поехал в Константинов день в Соснову. Купил там гужи, узду, шлею и чересседельник – всё за 4 р. 90 к. А впоследствии получили открытое письмо и узнали, что пробираетесь в Благовещенск. Тогда успокоились сердца их. Весну сеял. Пахал сам, боронил Ванюшка Митин за 2 р. Всего засеял 13 переезд, только урожай плохой, но как Бог поможет снять? Жеребёнка в поле не отпускаем, кормим – порядочный конёк уже. Овсы немного стали поправляться. Благодаря Бога, перепадались дождики около Петрова дня. По окончании весны пошёл работать, сделал 4 молотилки. А ваша жена кидается туда-сюда, ездила на Поповку за получением долга, да уехала ни с чем. А с меня было за пшеницу 5 р. 50 к., она из них купила ботинки за два рубля, а остальные должны быть целы. А за головку и шлею, по уговорному слову, 3 р. 50 к. уплатил, а больше не могу, потому что работать некому. Хлеб растёт плохой. Денег понадобится много за казну и делянку, потом уборка хлеба, а отец, известный вам, в самый сенокос на Белую Гору ушёл. (Из записок известно, что отец Игнатия и Василия, Трофим Алексеевич, очень богомольным был. Всю жизнь ходил пешком, странствовал по святым местам. Бывал на Афонской Горе (Кавказ) и даже в Иерусалиме). … За нынешний год по приходно-расходной тетрадке видно, что приходу поступило от продажи яиц, масла, земли и проч. 85 р., а расходу сделал 200 р. Стало быть, недостающие были заработаны. А ты, братец, не думай ничего о худности, я рано или поздно опять буду с вами. Мне надежды больше нет ни на кого. Буду править один, а вы живите и приглядывайтесь. Затем до приятнаго свидания! брат ваш Игн. Тр. Жужгов» Письмо Марии Григорьевны к родителям Интересно поместить и первое письмо моей жены Марии Григорьевны, которым она уведомляла своих родителей о путешествии, прибытии в Сретенск и, наконец, о встрече со мною. «Здравствуйте, дорогие мои родители, тятя и мама! Уведомляю вас о своём дальнем путешествии и благополучном прибытии к своему мужу Василию Трофимовичу. Пишу вам, как я рассталась, тятя, с тобою в Перми. Я ехала по переселенческому тарифу в 4-м классе, а вещи мои занесли в 3-й кл., где поместился дядя Пётр. Поехали, было, хорошо, но на первом же от Перми перегоне при проверке билетов у меня оказался билет 4 класса, и меня немедленно начали выдворять. Дядя заступился за меня перед кондукторами, упрашивал, чтобы проехать мне в 3 классе. Тут же ехал Нижегородский богатый старичок, который также потянул на мою сторону, даже сказал: «Видите, у неё ребенок, а там в 4 классе холодно, тесно, курят табак» и т. п. Но кондуктора не соглашались и гнали меня. Я отдала им 60 к. и проехала до Челябинска беспрепятственно в 3 кл. В Челябинске сели на почтовый поезд, также в 3 кл. Но на первой же от Челябинска станции нас с Саней высадили с поезда без всяких разговоров, а дядя должен был ехать дальше на том же поезде. А мы остались бы одни. Вот где горе-то моё! Я начала со слезами просить его, чтобы не оставлял нас в такой незнакомой местности. Он слез с почтового поезда и ждал с нами целые сутки переселенческий. Благодарю дядю и молюсь за него Богу, что он не подорожил своим удобством, а из-за нас с Саней дожидался 4 класса. Мы переночевали на этой станции (забыла какая эта станция). Утром пришёл дешёвый поезд, я первым долгом обратилась к начальнику станции с просьбою дать нам тёплый вагон. Начальник сделал распоряжение, и нам отвели вагон просторный и тёплый, где все мы поместились и ехали вместе до самаго Иркутска. Всю дорогу дядя на станциях ходил за кипятком, хлебом, молоком и всем, что было необходимо. Помогал мне, как отец родной. В Иркутске я с ним ходила к Переселенческому начальнику с предъявлением проездного билета и дубликата. Спрашивала и про багаж, но его ещё не было. Я начала у него просить проходное свидетельство, чтобы как можно поскорее ехать в Сретенск, но он сказал, что надо идти в барак и ждать свой багаж. Я сказала ему, что у меня прокармливаться не на что, денег всего одна полтина и в бараках жить не буду, а отправляйте меня, как знаете. Я с ребёнком. Он обещался и ребёнка кормить, но я требовала своё. На другой день дали мне дешёвый билет, и опять с дядей и тёткой отправились вперёд. Через Байкал переправлялись на ледоколе «Ангара», очень сильно качало. 30 июля в 5 часов вечера прибыли мы в Сретенск и прямо перетащились на пункт. Но когда я спросила у начальника, здесь ли Василий Жужгов служитъ? – я его жена. И, к моему горю, он сказал: «Я твоего Василия отправил далее за четыреста верст, в Покровку». Ах, как я перепугалась! И немедленно начала требовать, чтобы сейчас же доставал моего Василия телеграммой, потому что я не могу далее ехать – денег нет. Он всё слушал меня и потом говорит: «Послушай, Жужгова, твой муж Василий служит стражником, получает 40 р. в месяц, и его тревожить не следует, а что у тебя денег нет, так дам тебе хоть 20 р. и немедленно отправлю тебя к нему на любом пароходе». И на другой день уехала я в Покровку на пароходе «Кяхта». В ночь на 2 августа пароход пристал к первой амурской пристани, и мне сказали, что это Покровка. Я сразу почувствовала что-то близкое родное, как бы домой приехала! С радостию схватила Саню на руки и побежала с парохода. Один из матросов пособил мне вынести вещи. Вышли на берег, а тут попался нам фонарьщик. Он взял мою постель и пошел по тёмному и узкому проулку, а я с Саней потащилась за ним. Подошли мы к маленькой избушке, постучались и нас впустили. Я опять спрашиваю, где мой Василий находится? Хозяин тоже не знал и сказал: «Ложись и спи, утро вечера мудренее, может быть, разыщем». Было время часов 12 ночи. Я переспала до утра, а утром он заставил меня бельё постирать, так как жена его была не совсем здорова, а сам пошёл на переселенческий пункт. Через час приходит и ведёт за собой моего Василья Трофимовича. Вот где было наше радостное свидание! Десятник угостил нас обоих хорошим господским обедом, напоил чаем и даёт мне за работу 50 к., но Василий деньги брать не велел. Пошли на пункт. Постройка на пункте вся новая, крытая цинком. Дом, который мы занимаем, выстроен в четыре комнаты, всё устроено хорошо: кладовки, печки, столы, стулья, словом, всякое удобство. Самовар у Василья есть свой; живём двое, Саня третий, да есть ещё сторож, который караулит по ночам. О ценах на продукту Василий писал вам; адрес известный. Затем остаёмся живы, здоровы и счастливы. Дочь ваша Mapия и Александр». (Окончание следует)
Тэги: |
|