Аристократ советского кино |
28 Апреля 2018 г. |
В Советском Союзе насчитывалась двадцать одна киностудия. Государственный академический театр имени Евг. Вахтангова называли двадцать второй киностудией СССР. И не случайно. Ни один столичный театр, не говоря уже о периферийных, не мог похвастаться таким изобилием актёров, снимающихся в отечественных фильмах. И при этом лидерство среди коллег-вахтанговцев всегда держал народный артист Советского Союза, лауреат Государственной премии СССР Юрий Васильевич Яковлев. На его счету 72 кинокартины. И какие! «Первые радости», «Необыкновенное лето», «Идиот», «Гусарская баллада», «Лёгкая жизнь», «Анна Каренина», «Иван Васильевич меняет профессию», «Ирония судьбы, или С лёгким паром!», «Кин-дза-дза». А вот (опять же лишь некоторые) фильмы, где за кадром звучит голос Яковлева: «Баллада о солдате», «Чужой бумажник», «Большая дорога», «Пропало лето», «Берегись автомобиля», «Как вас теперь называть?», «Лесная симфония», «Гимнастёрка и фрак», «Старики-разбойники», «Страховой агент», «Избранник судьбы», «Давай без фокусов», «Корабль двойников»... О чудном и неповторимом голосе Юрия Васильевича, вообще о нём, как о творце, лучше его закадычного друга Михаила Александровича Ульянова и не скажешь: «Вот кто родился для театра — и по таланту, и по внешним данным, и по характеру. Красивый, высокий, с гвардейской статью и в то же время интеллигентной утонченности человек. А руки! Среди его предков,несомненно, были аристократы: таких длинных пальцев у работяг не бывает. И, конечно же, голос: неповторимого тембра, бархатный, свободно льющийся, с глубокими низами, он действует на всех неотразимо, завораживающе.
Он человек, что называется, с хорошим детским, я бы сказал — с рабоче-аристократическим воспитанием. У него были все данные, чтобы достичь успеха в любом деле. Но то, что он стал артистом, судьбой было угадано точно: артистизм заложен в нем на генном уровне. Редко кому так много даровано от природы, и заслуга Юрия Яковлева в том, что он умно распорядился этими дарами». Обогнал Юрий Васильевич всех своих сотоварищей и по числу телевизионных работ. Их у него сорок две. А ещё Яковлев озвучил две полнометражные картины и двадцать мультипликационных фильмов, записал две радиопостановки, выпустил пять пластинок и снялся камео (сыграл сам себя) в двух клипах. Другими словами, по совокупности всех своих видео- и аудиоработ актёр превзошёл даже самого титулованного вахтанговца, о котором уже упоминалось, – Михаила Ульянова. Меж тем в детстве и отрочестве никто даже представить себе не мог, что он в будущем станет великим актёром. Юрист Василий Васильевич Яковлев и его избранница медсестра Ольга Михайловна Иванова из-за постоянной занятости в кино-то ходили нечасто, а в театр – и того реже. Лишь накануне войны молодые супруги перебрались в столицу из Воронежа – родины главы семьи. Отец Василия Васильевича до революции держал в этом городе обувную фабрику. Четыре срока избирался гласным городской Думы, владел многими магазинами и вообще слыл крупным промышленником и торговцем России. Поэтому внука своего единственного видел как минимум дипломатом. Родители целиком и полностью разделяли его мнение. Грянула война. Отец ушёл на фронт, а Юра с матерью эвакуировались в Уфу. Три года он обитал при военном госпитале, выполняя обязанности санитара. А в 1943 году мать и сын вернулись в голодную и холодную Москву. Чтобы не быть обузой семье, юноша перевёлся в вечернюю школу и устроился заправщиком автомобилей при посольстве США. Кроме всего прочего, ещё и с прицелом хорошо выучить английский. Ведь и сам Юра в то время серьёзно подумывал об учёбе в МГИМО и о дальнейшей карьере дипломата. Трудился на совесть. Янки его усердие оценили. Определили на самостоятельную работу, снабдив новеньким «Виллисом» в безраздельное пользование. По вечерам он беззаботно катал школьных приятелей по ночной Москве, испытывая ни с чем несравнимое удовольствие от красавицы-столицы, от лучших друзей, от собственной юности. Однако приспело время серьёзно определяться с жизненным выбором. И тут Юра, что называется, наповал сразил родных, близких, друзей и знакомых.
И, конечно, с блеском проваливает первый вступительный экзамен. Казалось бы, – налицо все основания для того, чтобы обстоятельно взвесить все «за» и «против» актёрского поприща. Но Юрий, ни на миг не задумываясь, несёт документы в Театральное училище имени Б. Щукина и просто чудом каким-то попадает. После окончания первого курса встал вопрос об отчислении Яковлева, как бесперспективного по всем статьям. К тому же получившего «двойку» по профилирующему предмету «актёрское мастерство». И опять-таки происходит невероятное: «бесперспективного» вопреки всему оставляют среди студентов-щукинцев. Пройдут годы. Юрий Васильевич станет одними из самых популярных советских артистов театра и кино. Каждая его новая работа на сцене, на экране или на телевидении будет подробно и заинтересованно препарироваться высоколобыми критиками, анализироваться восторженными представителями СМИ. При этом все журналисты, не исключая и автора этих строк, будут интересоваться у Яковлева, каким образом и почему он избрал в молодости именно актёрскую стезю, что явилось тому побудительным мотивом? Ни разу и никому на сей счёт Юрий Васильевич не сказал хоть что-нибудь конкретное. Обычно отвечал: «Да так, как-то оно само получилось – спонтанно, абсолютно непредсказуемо». Примечательно, что артист не жеманничал и не рисовался – на самом деле не знал, почему и каким ветром его сначала отвернуло от МГИМО, а потом капризно задуло в «Щуку», минуя заносчивый ВГИК, где его сочли «некиногеничным» (!). А я вот сейчас, грешным делом, рискну назвать истинную причину того, почему Яковлев стал не просто актёром, а великим лицедеем кино и сцены.
Конкретно после первого курса, когда педагогический синклит Щуки единодушно поставил крест на Яковлеве, Судьба явилась к юноше не самой симпатичной ипостасью Цецилии Львовны Мансуровой, сказавшей наперекор всем: «А я его переведу на второй курс и буду с ним персонально заниматься. Мне он интересен. Посмотрите, какие у него глаза». Благодаря всё той же «Цилюше» молодого актёра по выпуску оставили в Театре Вахтангова. И уже буквально через сезон столичная экзальтированная околотеатральная тусовка взахлёб обсуждала «дивного душку Яковлева». Он и в самом деле выкладывался всегда на сцене так, как будто играл в последний раз. Даже в сказке С.Я. Маршака «Горя бояться – счастья не видать» Юрий Васильевич создал сказочный образ королевича с таким внутренним искромётным вдохновением, что главный режиссёр театра Рубен Николаевич Симонов произнёс рассудительно: «Слушайте, друзья, а ведь мы вытащили с Яковлевым счастливый билет для театра». И стал поручать молодому актёру самые разнообразные роли. В спектакле «Пьеса без названия» Юрию Васильевичу случилось сыграть Трилецкого. Его артист вылепил красиво, тонко, с неподражаемой, воистину чеховской иронией. Но куда важнее другое. После своего Трилецкого Яковлев перечитал всего Чехова вдоль и поперек. Этот писатель стал его путеводной звездой. Под занавес собственной жизни Юрий Васильевич однажды с грустью признался: «Лишь врождённая моя лень-матушка не позволила мне написать книгу об Антоне Павловиче, его терзаниях и думах. Получилось бы такое прикладное пособие для актера, который когда-нибудь пожелает играть в чеховских пьесах или его самого». Яковлев играл чеховских героев многократно и в театре, и в кино, и на телевидении. А самого русского классика неподражаемо, с блеском и глубиной сыграл в спектакле Александры Ремизовой «Насмешливое мое счастье». Вне всякого сомнения, и в глазах его князя Мышкина светились одновременно чеховская интеллигентная мудрость и его всегдашняя ироничная грусть.
И потому Рубен Симонов действительно «грузил» молодого актёра, что называется, по полной программе. В 1952 году у Юрия Васильевича сразу четыре премьеры. В следующем году – опять четыре, не считая вводов в уже идущие спектакли. Потом последовал небольшой перерыв, связанный с киносьёмками. Ну а в дальнейшем ежегодные одна-две премьеры у Яковлева следовали с завидной регулярностью. Так продолжалось до начала восьмидесятых. А потом случился томительный и нудный застой. Сам актёр вспоминал: «Для меня наступили не совсем удачные времена, связанные с разными театральными обстоятельствами. Но я тогда никуда не исчез, как думали многие. Просто доигрывал свои старые спектакли, потому что ничего нового не наблюдалось. Даже встал вопрос: а надо ли вообще меня такого держать в театре? И тут, к моей радости, с разных сторон посыпались многие предложения. Олег Ефремов позвонил: „Слушай, старик, переходи к нам! Весь репертуар чеховский – твой“. Михаил Иванович Царев пригласил меня на беседу: „На выбор три спектакля – вводитесь. Что нового потом будете репетировать – вас не обидим“. Мне было чрезвычайно лестно и заманчиво, но явсем отвечал: нет, не могу, ничего не могу с собой поделать. Остаюсь вахтанговцем». Свою первую большую кинороль Юрий Васильевич сыграл в «Идиоте». Он идеально подошел на роль князя Мышкина, глаза у которого были «большие, голубые и пристальные; во взгляде их было что-то тихое, но тяжелое, что-то полное того странного выражения, по которому некоторые угадывают с первого взгляда в субъекте падучую болезнь».
А когда встретил Яковлева, немедленно принялся за работу. Для властного, жесткого, в некотором смысле, даже слегка сумасбродного Пырьева князь Мышкин, впрочем, как и для самого Достоевского, воплощал собой идеал человеческой личности. «И в этом человеческом смысле – актёр, играющий Мышкина, должен быть таким же. В данном случае это относилось ко мне,– вспоминал Яковлев.– Пырьев на съемках так бережно ко мне обращался, словно я был действительно нездоров – он на меня боялся дышать. Иван Александрович всем всё и всегда говорил напрямую, не стесняясь в выражениях, не стыдясь даже при женщинах материться. Если ему что-то не нравилось, орал на съёмочной площадке так, что стены сотрясались. А все актёры и обслуживающий персонал по щелям прятались. Единственным, на кого он ни разу не повысил голос, был я. Точнее, мой князь Мышкин.Так что вы совершенно правы: благодаря именно Пырьеву я и состоялся как киноактёр. В подтверждение сказанного, я вам приведу такой пример. Где-то в начале шестидесятых Эльдар Рязанов предложил мне сняться в его картине «Человек ниоткуда». Я почитал сценарий и наотрез отказался. Мне показалось даже неэтичном после «Идиота» играть в глупой, по существу, картине. К тому же и в театре я интенсивно репетировал Каренина в «Живом трупе» по Толстому. И вдруг на репетицию прибегает секретарша Симонова: «Юра, тебя ждёт генеральный директор „Мосфильма“. Его машина уже у подъезда театра!». Приехал я, поднялся на второй этаж, впервые в жизни зашёл в пырьевский кабинет, огромный, как холл. Где-то далеко в углу увидел маленькую фигурку, сидящую за столом. К нему вела красная ковровая дорожка. И только я на неё ступил, как Иван Александрович бухнулся на колени и пополз по дорожке ко мне со словами: «Умоляю, снимайся у Рязанова!». Ну, как вы полагаете, мог я отказать такому человеку, а в моём случае ещё и провидцу? Потому как лучшее, что я сделал на экране связано всё-таки с Рязановым». Это выдержка из моего старого журналистского блокнота. И тут никак не обойтись без личных воспоминаний. Всё дело в том, что Юрий Яковлев стал первым, известным всей стране актёром, с которым мне посчастливилось познакомиться ещё во время учёбы во Львовском высшем военно-политическом училище. Правда, в те далёкие годы (начало семидесятых прошлого столетия!) Юрий Васильевич ещё не был ни народным, ни лауреатом. Но в его творческом активе уже числились: Стива Облонский из фильма «Анна Каренина», князь Мышкин в «Идиоте» и, конечно же, поручик Ржевский из «Гусарской баллады». Яковлев приехал тогда во Львов с весьма, как бы это сказать, не тривиальной миссией: сыграть в двух спектаклях подряд роль Антонио Террачини по пьесе Александра Корнейчука «Память сердца». Причем, приехал далеко не случайно. Во время Великой Отечественной войны Львовский театр имени М. Заньковецкой эвакуировали в город Тару Омской области. Артисты организовали там детскую театральную студию, и в ней занимался мальчик Миша Ульянов. Ставший со временем величайшим советским актёром, Михаил Александрович вспоминал: «Попав в студию, я как-то постепенно, потихоньку, помаленьку увлёкся театром. Если честно, то во многом потому, что не было в Таре во время войны ничего другого. Руководитель студии Евгений Просветов что-то такое рассмотрел во мне. Посоветовал ехать в Омск и поступать в студию при областном театре. Даже написал письмо руководителю Омского театра Лине Самборской. Вот так львовяне и определили мою судьбу». Всю жизнь затем работая в Театре Вахтангова, Михаил Ульянов делал всё возможное и даже невозможное, чтобы поддерживались самые активные творческие контакты с заньковчанами. Это по его просьбе его самый близкий и закадычный друг Юра Яковлев согласился два вечера кряду исполнить главную роль в уже упомянутом спектакле. Который, кстати говоря, шёл одновременно и в вахтанговском театре. Надо ли говорить, какой даже не аншлаг, а фурор произвёл приезд столичной знаменитости! В его честь был дан торжественный ужин с участием львовского театрального бомонда и партийной областной верхушки. Во время того застолья мои хорошие приятели режиссёр театра Владимир Данченко и главный художник Мирон Киприян представили меня Яковлеву. Для меня, курсанта, то стало событием экстраординарным: как же, пообщался с ТАКИМ актёром! И ведь я не просто пообщался, а пригодился ему в одной щекотливой ситуации, о которой, конечно же, распространяться не стану. Однако Юрий Васильевич даже не то чтобы забыл меня вскорости – не запомнил вовсе! В этом я с великой досадой убедился, когда много лет спустя стал членом бюро Всероссийского театрального общества и продолжительное время занимался Театром Вахтангова. Тогда главным режиссёром там был Евгений Рубенович Симонов. С ним, с актёрами М. Ульяновым, В .Этушем, В. Лановым, А. Граве, В. Шалевичем, Е. Карельских, А. Кайдановским, И. Купченко и ещё со многими другими у меня наладились очень хорошие отношения. С некоторыми мы устраивали творческие вечера в ещё старом Доме актёра на улице Горького. А вот Яковлев отказывался от каких бы то ни было контактов. Не то чтобы интервью взять – поговорить с ним как следует не мог. Юрий Васильевич терпеть не мог общественной работы, избегал любых театральных тусовок. Да что там говорить, – отказывался от преподавания в театральном институте – вотчине вахтанговцев. А ведь в «Щуке» всегда преподавали чуть ли не рабочие сцены Театра Вахтангова. Потом случился 60-летний юбилей Михаила Ульянова, который очень по-доброму ко мне относился. Мы с Яковлевым оказались в одной компании, посвящённой этой замечательной дате. Не мудрствуя лукаво, я рассказал Юрию Васильевичу, как мы уже делили с ним застолье. Про наш «секрет» намекнул. Он так ничего и не вспомнил! Оно и не удивительно, два десятилетия прошелестело! Однако сразу как-то ко мне подобрел и даже, как мне показалось, разоткровенничался. Так я из первых уст узнал то, с чем читатель уже познакомился. И ещё кое-что, чрезвычайно для меня интересное.
Стива Облонский, к примеру, в фильме «Анна Каренина». По природе своей Яковлев был жутко стеснительным, робким до чрезвычайности. Публичность просто ненавидел. Да, признаться, и в отношениях с женщинами всегда робел, хотя у него за спиной было три официальных брака. Но в каждом инициатива принадлежала представительнице прекрасного пола. В молодости, да и в зрелости отбоя от этого «пола» не знал. Вообще-то, он типичный «подкаблучник». «Что можно с собой поделать, если жизнь поворачивает нас, как ей хочется, а сопротивляться нет сил?»... Из разговоров с Юрием Яковлевым «На сцене, да и перед кино- и телекамерами я, как тот радиоприёмник: крутанули чуть его колёсико, и вместо классической музыки – футбольный репортаж. Так и я умею настраиваться на любую игру без элементарного напряжения. Моими поступками по жизни, но более всего, моей деятельностью в театре и кино руководит не разум, не сердце, а именно интуиция. Я доверяю только ей – и в жизни, и в работе над ролями, и она меня ни разу пока не подвела. Мне почти всё приходило во сне – решение спектаклей, ролей... Я интуитивно понимал: надо иначе идти. Другой дорогой. Сейчас направо, а потом сразу за угол. Это, конечно же, примитивное объяснение, но лучше не объясню. Не умею». *** «Это вы верно заметили насчёт моей профессиональной памяти. Она меня практически никогда не подводила ни на сцене, ни в кино, ни в быту. Когда я впервые попал в Америку в 1960-м, с фильмом "Идиот", то общался на английском свободно, не зная ни грамматики, ни правил. Поездка в Америку тогда считалась событием чрезвычайным – за океан попадали только артисты Большого балета и моисеевцы. Нас с Иваном Пырьевым и Юлией Борисовой пригласила кинокомпания "XX век Фокс". Побывали мы в Лос-Анджелесе, Вашингтоне и Нью-Йорке. Не только в той поездке, но и на любых гастролях за границей я легко переходил на английский. Всё, заложенное в детстве, в юности – остается. Мне хватило для понимания языка тех общений, что проходили в гараже посольства США. Жаль, что через леность свою не стал заниматься английским серьёзно». *** «Знаете, Тютчев был абсолютно прав: нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся. Никак нельзя предугадать и как на твою роль откликнется зритель. Возьмите, например, Ипполита. Ведь я в эту историю абсолютно случайно влип. И, как оказалось, на всю жизнь. Ипполита должен был играть Олег Басилашвили. Но, по ряду причин, он не смог сниматься, и Эльдар судорожно, в пожарном порядке предложил сниматься мне. И я как-то очень неожиданно влез в этот образ, как в ванну под душ, таким же макаром. Я совершенно не предполагал, что эпизодическая роль будет иметь такой невероятный успех. Меня от этого фильма уже подташнивает. Но он будет жить долго. И поручик Ржевский уже стал как бы реальным лицом. Ему даже памятник поставили. Неисповедимы дела твои, Господи...». *** «Конечно, меня всюду узнают. После князя Мышкина говорили: “Смотри, идиот пошёл”. Из других фильмов в народ пошло: “Я требую продолжения банкета!”, “Танцуют все!”, “Оставь меня, старушка, я в печали”, “Какая гадость эта ваша заливная рыба!”. Издержки профессии, с этим мириться надо». *** «Мне долго не давали звания народного артиста СССР. А всё через письмо, которое пришло в райком партии. В нём говорилось, что Яковлев недостоин высокого звания: выпивает, аполитичен и всё такое прочее. Потом я узнал тех, кто анонимно подписал навет – вахтанговцы. С ними я долгие годы работал бок о бок. Они все хорошо ко мне относятся, даже изредка выпивают со мной. Я, конечно, грешный человек, но никогда бы себе подобного не позволил». *** «Нет, какой из меня гурман. Предпочитаю простую еду: яичницу, макароны, пельмени готовые из пачки, сосиски. Правда, картошку жарю всегда сам по собственному рецепту. Мясо тоже готовлю сам. И – обязательно жареный лучок. Раньше пил только коньяк. Теперь – водку. Нет большего удовольствия, чем закусить после рюмки грибочком. Солить их тоже умею». Дела семейные От первого брака Юрия Яковлева с Кирой Андреевной Мачульской родилась Лена, ставшая актрисой Театра сатиры. Дочь Мария работает вместе с мамой. Второй женой актёра была Екатерина – дочь Аркадия Райкина. Их сын – бизнесмен Алексей Яковлев и внучка Елизавета. В последнем браке родился сын Антон – режиссёр, сценарист. У него – сын Андрей и дочь Варвара. Со всеми жёнами Юрий Васильевич сохранял отличные отношения. Все его дети и внуки встречаются между собой как родные. Это я знаю от Алексея Юрьевича, с которым поддерживаю многолетние дружеские связи. Он был женат на моей замечательной подруге, бывшей приме Театра оперетты Лилии Амарфий.
Источник:
Тэги: |
|