Призвание и судьба

Фрагмент из романа Владимира Максимова «Уходящее время»

Как-то сын спросил меня: «Отец, а что для тебя самого важнее – журналистика или творчество?» – «Творчество, конечно, – не задумываясь, ответил я. – Творчество – это призвание, судьба. А журналистика, тем более в отраслевой газете, где я сейчас работаю, – это просто зарабатывание денег на жизнь…»

Это была уже вторая, более успешная моя попытка – нигде не служить, занимаясь творчеством.

Первая же моя попытка жить на вольных хлебах после публикации первого рассказа в журнале «Сибирь» в 1984 году не удалась в основном потому, что тогда я ещё не знал, что на гонорары прожить, в принципе, невозможно. Дело в том, что их регулярное, как планировалось мной получение сопряжено с двумя непременными условиями.

Первое – надо постоянно писать. И это зависит в большей степени всё-таки не от внешних обстоятельств, а от тебя самого. То есть при желании данное условие выполнимо.

Второе условие от тебя уже никак не зависит. Надо регулярно где-то печататься. Более того, надо, чтобы редакторы различных журналов прямо-таки ждали, когда же ты наконец напишешь очередной рассказ, и тут же ставили бы его в номер. Но для этого нужна уже нешуточная популярность, известность, имя. А этого у меня, увы, не было.

А тут ещё, словно подтверждая мою решимость зарабатывать писанием рассказов и статей, с утра позвонил главный редактор «Молодёжки» Олег Желтовский и попросил:

– Старичок, не в службу, а в дружбу – не мог бы ты скорёхонько написать статью для третьей полосы о проблемах БЦБК, так сказать, глазами местных жителей. Дело в том, что на первой полосе мы, как обычно, ставим официоз. На второй – даём полуофициоз, как положено. А тебе можем отдать всю третью полосу, если материал получится отменный. Дело в том, что тут снова какая-то межведомственная комиссия: из чиновников, учёных, технарей зашевелилась. Как раз по проблемам БЦБК. Пока они тут, в Иркутске, заседают. И нас просто завалили материалами о том, что всё, в общем-то, тишь, гладь да божья благодать. И что БЦБК на берегу Байкала никакой экологической опасности для озера не представляет. И что разговоры об этом – просто вражеская пропаганда и происки поганых империалистов. А решения партии и правительства – верны и нерушимы, как единение партии с народом! Ну вот и хотелось бы, чтобы этот самый народ тоже высказался. Постарайся сделать материал поострее. Можешь и от своего имени, как тамошний местный житель. Понимаешь, твоя статья должна стать неким существенным противовесом этому показному оптимизму. Но без чернухи. Без истерических воплей! Факты, факты. Только факты и конкретные выводы на их основе. И чтобы факты все были проверены, чтоб нам потом не пришлось снова судиться с ведомством. Сможешь быстро сделать?

– А к какому сроку надо? – спросил я.

– Надо было вчера, – со вздохом ответил Олег, – чтобы всё неспешно вычитать, проверить. Но будем реалистами. Завтра-послезавтра, крайний срок, тоже можно. Сегодня у нас среда. Значит, в пятницу с утра, а лучше всего в четверг к концу рабочего дня материал должен быть у меня на столе. Если привезёшь ненапечатанную статью, наши машинистки её даже ночью перепечатают. Дорогу туда и обратно мы тебе оплатим. И гонорар двойной выпишем, за срочность. Так что твоя задача эту зияющую дыру в газете заполнить. Дня полтора у тебя на всё про всё есть. Но не больше. В субботнем номере дадим все эти материалы. – Лады?! – бодро закончил Желтовский.

– Лады, – сосем не мажорно, не в унисон ему, ответил я, реально представляя огромный объём работ за столь короткий отрезок времени. Для такой задачи и такого объёма статьи неделя – более-менее приемлемый срок. А тут – полтора дня. – Постараюсь, – выдавил из себя я.

– Да уж постарайся. Ты ведь профессионал. Не сегодня завтра мы тебя в Союз журналистов намерены принять, – подбодрил Олег. – Тем более что субботний тираж, а скорее всего, материалы будут именно в «толстушке» – почти четверть миллиона экземпляров! И хорошей статьёй можно себе нешуточное имя в журналистике сделать…

И я засел за статью. Но, как назло, – пробуксовка. Сижу и делаю записи в дневнике вместо того, чтобы заниматься статьёй. Ведь для такой огромной статьи нужен не только соответствующий настрой, «запал», как говорят журналисты, но ещё и немалый фактаж. Причём факты должны быть неопровержимыми. А у меня таковых в полном объёме сейчас просто нет. Так, записи каких-то обрывков из разговоров с людьми, работающими на БЦБК. Но этого явно маловато для полноценного да ещё такого объёмного материала. Да и основную ноту, звучание статьи, никак я не могу поймать. А ведь обычно только после этого, когда расслышан основной звук, пишется легко. Да ещё сын Димка всё время канючит. Мешает сосредоточиться. А Марии Ивановны с Наташей нет. Они вчера уехали в Иркутск. Предполагали и Димку с собой взять, но он не захотел, потому что увлечённо играл в тот момент за сараями с ребятами «в войнушку»…

А сегодня ему скучно. Ребятни во дворе из-за паршивой погоды нет. Да и не отпустишь его одного – мал ещё. Вот и пристаёт ко мне то с одним, то с другим вопросом. И я, пожалуй, больше часа просидел перед чистым листом бумаги, так и не начав даже статью. Поэтому решил вот записать хотя бы наши с Димкой разговоры и действия. Глядишь, это как-то переключит меня, выведет из ступора, и я начну работать. Ведь уже завтра к вечеру я должен отвезти готовую статью в Иркутск.

– Дима, вот объясни мне, пожалуйста, почему ты вчера не захотел поехать с мамой и бабушкой на день рождения к своей двоюродной сестре Маше? – спрашиваю я сына. И получаю совсем неожиданный ответ:

– Не хотел с тобой расставаться.

От этого ответа у меня как-то сразу теплеет на душе. И я понимаю, что никакие дела, никакие, даже самые актуальные, статьи не стоят любви к тебе этого маленького человека. Хотя и знаю, что это неправда. Вернее, не полная правда с его стороны. Вчера он был просто захвачен игрой, и ему не было никакого дела ни до кого и ни до чего…

– А утром тогда почему плакал и к маме просился?

– Я её во сне увидел. Грустную такую. И к ней захотел…

А я наконец-то «рожаю» несколько предполагаемых заголовков для будущей статьи: «Чирей на лице красавицы…», «Лошадь в храме…», «Дымы над горой Соболиной…» И уже чувствую, что вот-вот поймаю такой необходимый настрой!

– Папа, тебе это неинтересно, да? Что по телевизору идёт? – снова появляется рядом со мной сын.

– Дима, пойми, мне сейчас нельзя ни на что отвлекаться. Мне надо работать!

Через какое-то время снова появляется в кухне, и видя, что я что-то быстро пишу, молча стоит рядом, держа в руке раскрытую книжку.

– Папа, – начинает он, как только моя рука останавливается, – можно я тебе одно слово объясню?

– Можно.

– Смотри, – он показывает мне чёрно-белую картинку из книжки, нарисованную на всю страницу. – Это беляки Макарку в темницу ведут. Но ты не расстраивайся. Его друзья, как-то смешно, спасут.

– Всё?

– Всё…

– Спасибо, Дима. И постарайся меня хотя бы какое-то время не отвлекать.

– Ладно, – соглашается он. И снова уходит в гостиную, садится на ковёр. Статья стронулась с места! Я уже написал несколько запевных абзацев…

Дима в это время что-то пытается сложить из цветных деревянных кубиков.

– Это я дом строю. Мы в нём все будем жить. И ты, и я, и баба Маша, и мама, и собака Жучка, и кошка Мурка, и кролик Пыжик. И всем в этом доме будет так весело! И все мы будем вместе гулять и играть.

Я понимаю его нехитрую хитрость и, присев рядом с ним на корточки, негромко, но убедительно, говорю:

– Понимаешь, Дима, не могу я сейчас пойти с тобой погулять. Мне надо сначала статью закончить. А потом ещё и отпечатать её на машинке. Это очень важно для меня. Поэтому я и сижу за столом, как раб на галере, и с тобой не играю. Потерпи немного. Закончу статью, и мы с тобой погуляем. На речку сходим…

– Ладно, – соглашается он. И, вздохнув, добавляет: – Только сначала пообедаем.

– А ты что, уже проголодался? – смотрю я на настенные часы в гостиной, показывающие половину двенадцатого. До обеда ещё полтора часа. А я примерно тоже за полтора часа работы написал только два-три абзаца.

– Нет, – отвечает Дима. – Но скоро проголоднусь, как только дом дострою, – поясняет он.

– Ну вот и хорошо, – бодро говорю я. И направляюсь на второй этаж в кабинет за записной книжкой, в которой у меня зафиксированы по датам некоторые факты аварийных сбросов комбинатом, минуя очистные сооружения, прямо в Байкал неочищенных сточных вод. Есть там и записи кое-каких разговоров с работниками комбината и просто жителями Байкальска.

Возвращаюсь в кухню. Дима стоит возле стола и что-то быстро чертит моей шариковой ручкой на незаполненном пространстве листа с началом статьи.

– Ты не беспокойся, папа, – оборачивается он ко мне. – Я за тебя уже всё написал. Можешь теперь отдохнуть.

Весь лист до края, ниже моих записей, исчёркан его каракулями.

«Лучшее лекарство против неизбежности – спокойствие», – мысленно произношу я. И, несколько раз глубоко вздохнув, говорю:

– Ну что ж, раз ты всю работу за меня сделал – пойдём гулять на часок. А потом пообедаем.

– Ура! – радостно кричит сын и бежит к шкафу в коридоре за своими вещами.

На прогулке, по берегу журчащей среди камней речки Харлахты я мысленно продолжаю писать статью, наблюдая, как Дима бросает в реку камешки. «Если процесс пошёл, его не так-то легко остановить», – думаю я, по инерции и весьма рассеянно отвечая на множество серьёзнейших Димкиных вопросов, требующих незамедлительных ответов. Например: «Почему Байкал не переполняется от многих рек, впадающих в него?», «Как растут тараканы? В длину, высоту или ширину?», «Где они постоянно живут?», «Есть ли у них мама и папа?», «Бывают ли гигантские гусеницы?»… Или вот такой, с пристальным разглядыванием своих ладоней и кончиков пальцев, – «Папа, а как это на меня так гладко кожа натянулась?» Потом уже идут вопросы полегче: «А откуда бежит наш Пичугин ручей?», «Где паук берёт паутину?» И множество других вопросов, ответы на которые так важны, когда тебе только три с половиной года и ты познаёшь этот мир…

Правда, на многие вопросы сына точных ответов я, увы, не знаю…

А статью, почти полностью написанную мысленно, я уже ночью, когда убаюкал Димку, просто перенёс на бумагу. Днём усесться за стол у меня так и не получилось.

А утром, ещё до приезда Наташи и Марии Ивановны, успел даже на своей машинке «Унис де Люкс», купленной когда-то в Москве, отпечатать статью. Так что после совместного обеда, встретив до того с Димой «маму и бабу» на вокзале, я на проходящем поезде «Чита – Челябинск» отбыл в Иркутск. И к концу рабочего дня четверга был уже в кабинете главного редактора…

Гонорар за статью я действительно получил двойной. Более того, статья эта потом была перепечатана в районной газете» «Ленинское знамя» и журнале «Сибирь». И даже в коллективном сборнике экологических статей, выпущенном «Восточно-Сибирским книжным издательством».

То есть материал, несомненно, имел успех. Правда, радости особой от всего этого я отчего-то не испытал. Может быть, по причине той несоизмеримой цены (гораздо более значимой, чем двойной гонорар), которую я заплатил, когда писал статью. Заплатил отлучением от своей любви, ради дела, пусть и ненадолго, маленького, беззащитного и самого дорогого мне человека…

Я до сих пор помню, как во время той нашей давней прогулки вдоль Харлахты сын почти всё время держал меня за руку, словно боясь потерять…

А теперь вот, когда мне 66, а ему не три с половиной, а 33 года, роли как будто сменились. И теперь я бы с удовольствием взял сына за руку. Но за его руку держится маленький сын Костик…

• Расскажите об этом своим друзьям!