«Мутный стекольщик» |
02 Июля 2021 г. |
Игорь Николаевич Титенко, он же Игорь Тихий (и ещё с десяток псевдонимов пропустим) – это человек-оркестр: стихи, проза, живопись, фотография, музыка, театр и кино, где он выступает в качестве драматурга (сценариста), режиссёра, актёра и во всех возможных ипостасях при необходимости. Первая крупная публикация – в сборнике «Стихи по кругу» (1992 г.). В 1996 г. организовал творческую группу «Рука Механика». Одно из направлений творчества – фантастика с элементами мистики и сюрреализма. Предлагаем ознакомиться с его рассказом «Мутный стекольщик». МУТНЫЙ СТЕКОЛЬЩИК Хотелось назвать его Джефферсоном. Тот изобрёл, кажется, паровоз, а этот – тайную перекачку нефти по водопроводным и канализационным трубам. Его невозможно было вывести на чистую воду, потому что трубы были везде, где нефть, а где отходы – сам черт не разберёт, артерии нации нерушимы, давайте займёмся копанием ям как-нибудь потом... В общем, он был вторым Джефферсоном, хотя фамилия его была Иванов. Он вызвал меня по другому поводу. Обед проходил в большой гостиной зале с люстрой. Нет, это была не гостиная, а рабочий кабинет. Он сидел за столом, меня посадил на диван. – Коньяк? Сигару? Сигару возьмите, выкурите потом, я не переношу табачного дыма. А теперь к делу. Мог бы сказать, что я давно ему нравлюсь, все мои романы – шедевры, пою я не хуже херувима, а мои рекомендации подписаны в десяти местах, но его интересовал только Мутный Стекольщик. – Он мутный, очень мутный. Он явно не хочет расширения моего бизнеса, а это противоречит христианским истинам. Я посадил своё дерево, разумеется. Но если я хочу посадить ещё дерево, разве это не благодать? Может быть, он выражался по-другому, но для посадки нового дерева ему необходимо было узнать секрет Стекольщика. – Посмотри на эту люстру, Тихий. Я нарочно пригласил тебя среди бела дня, чтобы ты мог оценить её привлекательность при естественном освещении. Ты – человек с образованием, что ты скажешь о её хрустале? Хрусталь выглядел странновато, слишком сложно, возникало ощущение, что каждая серёжка этой конструкции в свою очередь была склеена или сплавлена из каких-то мелких фрагментов. Бриллианты? Горный хрусталь? Кремниевые кристаллы? – Ага, ты понял. А теперь мы задвинем шторы и зажжём свечи. При свечах это выглядело ещё круче. – Мы провели экспертизу. Каждый элемент собран из десятков, а то и сотен стеклянных осколков, что создаёт впечатление алмазной комнаты. Такие люстры могут стоить десятки, сотни тысяч долларов. А я купил её за десять тысяч рублей. Ты можешь представить себе вероятную прибыль при конвейерном производстве? Я не мог. – Так я и думал. Мы пытались раскрыть секрет склейки и обработки этого, кстати, обычного, оконного стекла. Стекольщик его хранит больше своей жизни. Поэтому, Тихий, это теперь твоя проблема. Выяснилось, что Мутный Стекольщик шарится как раз в Черёмушках. Весь район давно стоял под сносом, жителей выселили, землю выставили на торги. Там ошивались только бездомные, люди из-за рубежа и скупщики краденого. Мне выделили квартирку на шестом этаже, рядом с пентхаусом. – Плазма! – крикнул Джефферсон, и в кабинет вошла дама потрясающих форм, я почувствовал себя лучше. – Она будет работать с тобой в паре. Не пытайся залезть на неё, она сейчас в творческом отпуске. Можешь только лапать её в критические моменты. На то, чтобы узнать секрет Стекольщика – тебе три дня и три ночи. Я спросил его о гонораре. «Но ты же взял сигару?» С тем мы и расстались. Ладно, первая ночь в квартире с обвислыми обоями и кофе, отдающим хлоркой, прошла спокойно. Плазма в мини-юбке и декольте, неприступная, словно антенна на соседней крыше, раскладывала пасьянс и правила ногти, я смотрел в потолок, размышляя о своей несчастной доле. Пить мы начали с полудня следующего дня. – Ты куда? – Я не могу сидеть здесь целый день, Стекольщик выходит на работу по ночам. – Ты должен днём спать. А ночью следить за обстановкой, чтобы не прозевать его. Где твоя подзорная труба? – Я не могу спать днём. У меня стресс от твоих форм. – Они тебе не нравятся? – Они мне очень нравится, я не могу спать, всё время думаю о них. – Ты же знаешь, я в отпуске, мне не до глупостей. Ладно, можешь полапать. Я полапал, но легче не стало. – Ну всё. Я пойду за бухлом. – Ладно, – сказала она. – Я пойду с тобой, возьму закуски. Только потом не забудь сказать, что принудил меня. – Идёт. Мы пили весь день, и она всё-таки вышла из отпуска часа на два. Чтобы разрядиться. Это было необходимо при такой нервной работе. К тому же мы разбили подзорную трубу, когда ссорились; наблюдать за чужими окнами стали невозможно. Ближе к утру, когда она спала, я вдруг услышал шум на балконе. «Стекольщик!» – понял я. Это был маленький полный человечек с лицом алкоголика. Когда я поднялся на балкон, он как раз сидел на ящике и смотрел на початую бутылку водки. – Привет, – сказал я более-менее естественно. – Неплохая ночка выдалась? – Неплохая, – согласился он. – У вас нет стакана? Я свой забыл дома. Я сходил за стаканами, мы выпили. – Не могу пить из горла, – пожаловался он. – У меня нервная работа. – У меня тоже нервная. Мне помогают бабы. – А мне – искусство. У вас на балконе подходящие для меня стекла, вы не против, если я его расстеклю? – Я не против, но у меня там спит баба с роскошными формами. Из кухни стёкла не подойдут? – Подойдут, только мне к ним не подобраться. Я всегда расстекляю снаружи, но я же не могу висеть в воздухе, как Карлсон. Тут я вспомнил, что в пентхаусе много стёкол, к ним можно подобраться снаружи. Стекольщик недолго изучал поверхность пентхаусовых окон, удовлетворённо кивнул. – То, что нужно. Спасибо, друг. – Как ты это определяешь? – Что? – Что это Нужные окна? Он пожал плечами. – Не знаю, по пыли, по цвету. Мало подходящих. Иной раз всю ночь пролазишь по крышам и балконам, а нужного и нет. Я вспомнил формы Плазмы. – У меня другая проблема. Нужные встречаются часто, но почти всегда недоступны. Этот мир испортился с приходом денег. Он внимательно посмотрел на меня. – Значит, вы понимаете. Всё дело в приходе. Хороший приход встречается реже, чем плохой. Оттого так мало подходящих стёкол. Мы раскурили косяк. Он использовал иранскую смесь для кальянов. Потому что погода портилась, и мы оба озябли, а работы хватало. Мы вынимали только внешние стёкла. Он разбивал их в мелкую зыбь гаечным ключом, ссыпал в рюкзак из шкивного брезента. Когда рюкзак наполнился трети на две, он завязал горловину. – Всё, хватит. На этой деляне всё. Рабочий день кончен. Можно отдохнуть. Мы снова сели на ящик, допили в молчании бутылку. – Что дальше? – Что? – Что будешь дальше делать со стеклом? – Дальше – искусство. Можно сделать что угодно. Витраж, вазу, люстру. Вот так. Он взял с бетонного пола пару осколков, положил их себе на колени. Потом потёр руки, энергично – ладошку об ладошку. – Заряды электростатические – физика, шестой класс. Он поднёс осколки друг к другу, и они склеились в виде кленового листа. Затем он присобачил ещё осколок вертикально, два – по обе стороны. Получилась какая-то колючка. – Легче, чем из теста. Окатывать сложнее, – он засунул колючку в рот, покатал языком и вытащил наружу кулон, почти такой же, из которых была собрана люстра Джефферсона. – Понятно, – сказал я и подумал об иранской смеси для кальянов. Этот хитрец провёл меня, словно ребёнка. – Ладно, – сказал Мутный Стекольщик. – Спасибо вам за помощь. А это примите в подарок. Он протянул мне кулон, повернулся, вскинул на плечо рюкзак и полез на крышу. Я посмотрел на кулон, потом на его спину, хмыкнул и вернулся в квартиру. Плазма все ещё спала. Опасаясь моих домогательств, она улеглась в постель в своей мини-юбке, зад светился в темноте, но к нему почему-то не тянуло. Я прикорнул в кресле, снились мне окна, подзорные трубы и люстры. Разбудило меня кухонное скворчание и запах пригорелого жира. – Эй, чего там? – Я готовлю мясные пирожки. Будешь? Ну и видок у тебя. Ты что – пил без меня всю ночь? Я сел в кресле, нашарил в кармане кулон. – Вот. – Что это? – Это тебе. Всю ночь творил. Открою тебе тайну. Мутный Стекольщик – я. Если хочешь узнать секрет, придется ещё раз выйти из отпуска. – Ладно, – она растерянно повертела кулон в руке. – Ой, здесь дырки нет. – Нет? Да, мой ночной приятель забыл её проделать. – Да, извини. Эти дырки меня не волнуют. Давай уже, пирожки пригорают. Затем я вышел на балкон и закурил сигару. Первую сигару за все эти странные дни. Сигара была паршивая.
|
|