Кино

Следующий наш автор пишет не только стихи, но и прозу.

Это Попов Александр Степанович (псевдоним – Александр Лукин). Он коренной иркутянин, 1948 года рождения. Отец его офицер, мать – учительница русского языка. С детства Александр был окружён книгами и много читал. Однако серьёзно стал заниматься литературным творчеством только после выхода на пенсию. Для чего стал посещать Литературное объединение при Иркутском доме литераторов.

Печатался в журнале «Поэтический сад». Издал несколько поэтических сборников: «По следам ковчега завета», 2010 г.; «Времена года: Лето и Весна», 2011 г.; «Зима и весна», 2012 г.

Мы представляем фрагмент его повествования в рассказах «Кино». И поскольку это рассказ о любви, а любовь – это всегда весеннее чувство, невзирая на то, когда оно настигает человека: весной, зимой, летом, осенью, как в рассказе Александра, мы сочли возможным поместить этот рассказ в мартовском «Перевале».

Кстати, у очень хорошего поэта Анатолия Кобенкова о том же сказано стихами:

Я вас любил. Вы помните об этом.
Зимой, весною, осенью и летом...

Владимир МАКСИМОВ

(Из рассказов Анатолия Владимировича)

Ноябрьский северо-западный ветер хлёстко бил редкими заледенелыми снежинками стройного солдата в шинели с чёрными петлицами и перекрещенными пушками, блестящими пуговицами и ярко начищенной бляхой поясного широкого кожаного ремня, проникая за воротник, просачиваясь в рукава. Солнце одиноко пряталось от холода в шубу серых монотонных облаков, редко поёживаясь короткими яркими лучиками в случайно образовавшихся разрывах.

Бывалый мальчишка, встретив солдата на улице, сразу определил: «Ракетчик, дембель!» И действительно, сапоги начищены, парикмахерская только что пройдена, подшиты белые накрахмаленные подворотнички, а под шинелью наверняка целый ряд великолепных знаков солдатской доблести: «Отличник военной подготовки», «Классность», в данном случае первая, «Воин-спортсмен», «Гвардия»...

Два года, проведённых в отдалённом забайкальском военном городке, не прошли бесследно для рабочего иркутского парня. И вот он идёт в кинотеатр «Художественный». Да не просто, чтобы посмотреть кино, но и встретиться со знакомой, о которой за полтора года интенсивной переписки кое-что удалось узнать, и в тоже время такой незнакомой, таинственной девушкой, впервые увидеть которую предстояло, буквально, через несколько минут.

Сердце томительно ныло в ожидании долгожданной встречи, будто спрашивая хозяина:

«А может, вернуться домой, стыдно всё-таки знакомится с понравившейся девушкой не самому, а через родственников, знакомых?»

А ноги шли, бежали, не спрашивая, по такому привычному с детства маршруту, по проторённой ногами, лошадьми и автомобилями гравийной дороге Шишиловского острова с горбатым деревянным мостом на лесопилку. Острова, с которого в протоке с ребятнёй с нагорных улиц ловили различную ангарскую мелкоту. Наблюдая весной, с огромным интересом и завистью, подход огромных косяков хариуса, приходящего в местные заводи и плёсы на нерест. Ловили рыбу без специальной ангарской снасти, на которую не поймать удалого покорителя быстрой и холодной воды...

Дорога неожиданно выводила из серых, деревянных домов предместья прямо на широченную, автомобильно-трамвайную улицу Ленина.

Сапоги, превратившиеся от сильного мороза в негнущиеся деревянные колодки, выбивали звонкую дробь по замёрзшей мостовой. Шапка съезжала постоянно то на одно, то на другое ухо, а на щеках, подбородке и под носом пышно нарастала ледяная изморозь от выдыхаемого от быстрой ходьбы воздуха. Вот уже позади Крестовоздвиженская церковь, театр музыкальной комедии, и узкая, тихая 1-я Красноармейская улица, в конце которой на углу кинотеатр «Художественный». На входе в открытую дверь пахнуло человеческим теплом объединённых одним интересом многочисленных людей. А вот и знакомый до армии контролёр тетя Лиза:

– Здравствуйте, тётя Лиза! Я пройду в подвал, на склад, к сестре моей мамы, тёте Серафиме?

– С приездом, Анатолий! Как ты возмужал, похорошел. Просто красавец. Проходи, проходи, какой разговор, она меня предупреждала, что ты подойдёшь. Потом поговорим, как сеанс начнётся, а то видишь, сколько людей с билетами скопилось.

Она махнула рукой в сторону служебного прохода в подвал, где находился склад всевозможных, нужных и ненужных вещей имущества городской кинофикации.

После школы Толя устроился учеником маляра в РСУ бытового обслуживания. Попал в хорошую мастеровитую бригаду, которая занималась ремонтом общественных зданий областного центра. У Толи с детства проявился художественный вкус. Он много рисовал. Своими успехами в черчении и рисовании в школе не имел себе равных.

Отец – рабочий завода тяжёлого машиностроения, мать – домохозяйка. В своём небольшом частном домике с маленьким приусадебным участком они воспитывали шестерых детей: четырёх братьев и двух сестёр. Жили, как говорится, в тесноте да не в обиде. Мама равномерно загружала домашней работой всех своих детей. Обрабатывали огород, занимались работой в доме, заготовкой ягод и других таёжных даров. Времени свободного у ребят почти не было, поэтому и уроки только кое-как успевали учить. Тем не менее мама следила за успеваемостью всех. Не дай бог получить двойку по тому или иному предмету или за недисциплинированное поведение. Однако и в обиду своих детей не давала...

Однажды ранней весной, перед маем, Толик продавал у углового магазина на протоке добытую в отрогах Байкальского хребта довольно приличных размеров черемшу. Обычно продажей занималась мама, но какие-то домашние дела загрузили её с головой, а черемша не терпит длительного хранения, сохнет и теряет товарный вид.

– Толя, сегодня выходной, пойдёшь к угловому магазину, там всегда торгуют бабушки. Ты же видел их, когда ходил туда за хлебом и молоком?

– Да, мама, – кивнул головой сын, однако, добавил, – ты же разрешила сегодня отдохнуть с друзьями.

– Нет, сынок, отдыхать некогда, труд наш вчерашний пропадёт, а у меня дел дома невпроворот. Иди, бабульки покажут мой ящик и в обиду не дадут. Цены знаешь, по 10 копеек за пучок, 15 копеек за два. Я тебе подготовила в мешке пучки, посчитала. Будь внимателен с деньгами.

– Мама, а можно я куплю там, в магазине, потом кубик какао? – Обычно он экономил деньги на вожделенный кубик с киношной мелочи, выдаваемой родителями по выходным. – А, мама?

– Только один, – ответила мать.

Вскинув на плечо мешок с пучками черемши, он отправился на указанное место. И, правда, среди ряда решётчатых ящиков, перевёрнутых на землю верх дном, был один пустой.

– Ты что, сегодня за маму пришёл? – вопросительно взглянула на него знакомая баба Таня, соседка по улице, – а где она сама, не приболела, случаем?

– Да нет, дел у неё дома полно, вот меня и отрядила.

Покупатели, выходившие из близстоящего магазина, бойко скупали свежую зелень, удивляясь крупным размерам и необыкновенной яркости и сочности ранней черемши.

– И где только такая красавица растёт? – спрашивали поочерёдно то один, то другой.

Толик молчал как рыба, краснея от стыда, но тем не менее бойко получал деньги, давал сдачу при необходимости и умело прятал мелочь во внутренний карман пиджака, в приготовленный мамой из её старого платья ситцевый мешочек.

Неожиданно к магазину подошла его учительница по черчению, пройдя вдоль ряда бабулек, она остановилась возле Толи и, порасспросив о том-о сём и ни у кого ничего не купив, ушла...

На уроке черчения Толя сидел, сложа руки на парту, у него не было чертёжного листа.

– В чём дело? Почему сидим? – резко, громким голосом спросила учительница.

– Не было денег купить альбом, – тихим голосом ответил Толя.

– Как не было? Ты же торгуешь по 10 копеек за пучок черемшой на рыночке с бабульками! – возмущённо удивилась она.– Когда я к тебе подошла, ты уже почти всё распродал, выручка хорошая должна быть. И нет 10 копеек на альбом для рисования?!

Сонная тишина в классе мгновенно обратилась в неподдельное внимание к Толиной персоне.
– Путь барыги начинается вот с таких действий не в пользу школы, друзей по классу. Только эгоистические устремления к личному обогащению, – закончила она свою обличительную речь.

Лицо Толика побагровело, а из губ вырвалась нецензурная брань в адрес учительницы.

Суматошно сложив в сумку всё, что лежало на столе, он в три прыжка очутился у двери класса и, толкнув за ручку свободной рукой, оказался в пустом тихом коридоре. За его спиной в классе тоже стояла тишина. Получив в раздевалке куртку, оделся и как можно тише пошёл домой.

– Что-то ты сегодня рано из школы, – наливая ему в тарелку суп, спросила мама.

– Я не пойду больше в школу.

Заплакав, вытирая рукавом рубахи слёзы, Толя всё рассказал матери.

– Так-так, барыгой, говоришь, обозвала, – теребя передник и глядя в окно, переспросила мать. – Неймётся завистникам. Как где какая копейка нам перепадёт, так мы миллионеры, а они?.. Мы не заглядываем в их карманы. Подожди, не нервничай, завтра я с тобой вместе в школу пойду, только ты в класс не ходи, пока я с директором школы и этой учительницей черчения не разберусь. Они у меня ещё попляшут, воспитатели «хреновы». А пока ешь да иди девочкам в огороде помогай.

Утро вечера мудрее, мама с Толей собрались и отправились в школу.

– Постой здесь, в коридоре,– сказала она сыну и шагнула решительно в открытую дверь.

О чём они там говорили, неизвестно, но спустя пять минут к двери директора спешно подбежала, запыхавшись, раскрасневшаяся учительница по черчению.

Не говоря ни слова стоящему рядом Толе, вошла в кабинет, где раздавался грозный голос мамы:

– Вы сами у меня будете продавать черемшу. Шесть детей одеть, обуть...

Дверь закрылась. Что там внутри – не разобрать, двери с тамбуром.

Мама, когда вышла, решительно сказала:
– Иди в класс, никто тебя не тронет.

И действительно, больше никаких разговоров ни в классе, ни в школе о Толе не было. Он окончил школу и устроился работать учеником маляра в РСУ бытового обслуживания на 7-ой Советской. Так он впервые и попал в этот подвал кинотеатра «Художественный» со своей бригадой. Сначала он отличился тем, что вернул украденный со склада одним из членов бригады целый блок входных билетов.

– Молодец, – тараторила кладовщица, – пусть это лишь бумага, но строгой отчётности. Молодец!

– У вас скульптуры, литые из меди, лежат на складе, видимо, брошенные, – обращается вдруг Толик к кладовщице, – любую цену назначайте – заплачу. Особенно за дон Кихота с пепельницей и копьём..

– Нет нельзя,– отвечает та,– хоть и не числятся за мной, а нельзя, госимущество, охраняется законом

– Каким законом, – не унимается Толик, – они толстенным слоем

пыли покрылись.

Толик, пытаясь дотронуться рукой до скульптуры, сделал шаг за барьер, но кладовщица цепко ухватила его за плечо, и стала трясти...

– Что с тобой, Толя, заснул, что-ли? Вот тётя Лиза заждалась поговорить, и Валя пришла, – слышится знакомый голос кладовщицы, – принимай невесту.

– Да, тётя Сима, закемарил с мороза в тепле,– очнулся Анатолий и увидел прямо перед собой Валю, но уже не на фотографии, что лежала полтора года в его солдатской тумбочке, а реальную, небольшого роста, в валенках, в зимнем пальто с чёрным воротником и в вязаной тёмной шерстяной шапочке. Такую симпатичную, близкую и желанную.

– Привет, Толик, – раздался нежный и певучий девичий голосок, – с возвращением домой, в Иркутск. Небось, устал в дороге, ведь только вчера приехал, а тут ещё сорвала тебя из дома.

– Что ты, – одевая шинель, возразил молодой солдат, – нисколечко не устал, так хотелось тебя увидеть. Пойдём, погуляем до начала нашего сеанса.

Они вышли на улицу. Сумерки уже догорали, наступала быстрая зимняя ночная темнота, и фонарные столбы высоко в небе зажигали свои звёзды-светильники, лучами электрического света выхватывали падающие откуда-то сверху, из кромешной черноты, разлапистые белые снежинки. Они настойчиво летели на головы и плечи людей, полностью заполнивших тротуары обеих сторон широкой улицы.

В кафе, куда зашли Толя с Валей, оказался всего один свободный столик в углу зала, а за другими уже сидели практически одни девушки. Они весело щебетали, бросая взгляды на стройного парня. Валя уверенно взяла Анатолия под руку и повела за свободный столик.

– Я уже заказала две порции пломбира с посыпкой из тёртого шоколада и бутылку лимонада, – сказала она, – пока ты девушек разглядывал. Садись вот на этот стул.

И она указала на стул, стоящий спинкой к залу, а сама уселась напротив.

– А вот и наш заказ, – как-то неестественно громко воскликнула Валя, поглядывая, как официантка ловко с подноса на руке выставляет им на стол высокие вазы, доверху наполненные шариками мороженого и густо посыпанные шоколадной крошкой. – А, где лимонад?

– Извините, забыла у буфетчицы получить, – смотря в заказ, ответила официантка, – сейчас принесу.

Через минуту она поставила на стол два высоких стеклянных стакана и только что открытую бутылку лимонада, из горлышка которой шёл шипящий звук, и по запотевшим её бокам стекала сладко пахнувшая пена.

– Разливай лимонад, выпьем за встречу, – предложила Валя, – ты же мужчина, ухаживай за девушкой.

Мороженное в кафе оказалось очень вкусное.

– Я же тебе писал, что как только буду в Иркутске предложу тебе выйти за меня замуж, – насмелился Толик, – Валя, извини, что так по-простому. Я же тебе о своих чувствах в письмах уже писал.

– Писал, но так мало. Всё о службе, и лишь чуть-чуть в уголочке: «Смотрю на твою фотографию, а она своим ликом затеняет все другие фото, и так и хочется тебя поцеловать.

– Я в тебя влюбился сразу, как получил первое твоё письмо с фото, – продолжал Анатолий, – и это чувство с каждым днём росло, а за полтора года вон какое стало!

Он встал и протянул руку к потолку.

– Ты что, сдурел, – запротестовала Валя, – вокруг столько народу, а ты руками размахиваешь. Всё, пошли одеваться, пора в кино.

Девушки уж не оборачивались вслед, уводимому Валей симпатичному солдату, увлеклись своими разговорами и проблемами.

На улице стало ещё контрастней – темнота и электрический свет уличных фонарей.

– Интересно, а как ты с моей мамой познакомился, – спросила Валя, – она все уши прожужжала, какой ты хороший.

– Да я и не знаю твою маму, – ответил, волнуясь, Толя,– хотел, чтобы ты меня с ней познакомила.

– Шутишь, что-ли, а тётя Лиза, контролёр в «Художественном?

– Так, она твоя мама? – искренне удивился солдат, – а я думал, что она подруга моей двоюродной тётки Серафимы.

– Конечно, подруга, и моя мама, – опешила девушка, – ну, ты даёшь стране угля!

– Значит, я с твоей мамой знаком, и она меня знает,– ободрился парень,– после кино идём к тебе, буду просить у неё твоей руки. Ты же про маму и про отца ничего мне не писала.

– Отца я не помню, с ранних лет только с мамой, а про маму ты меня и не расспрашивал в письмах.

– Конечно, увлекался собственными заботами, бравировал даже. А вот серьёзности в моих письмах недоставало. Но я тебе верю и хочу, чтобы мы стали мужем и женой.

– Это не так просто, во-первых, заявление подают в загс днём, а я работаю, – улыбнулась Валя, – во-вторых, там дают два месяца выдержки до свадьбы, в-третьих, ты меня не познакомил со своими родителями, может, я им не понравлюсь, в-четвёртых, где мы будем жить, и так далее. Вопрос на вопросе.

Однако в голосе девушки чувствовалась приятная ей озабоченность от неожиданно нахлынувших чувств, и, действительно, усевшись на последнем ряду, они во время всего фильма непрестанно целовались, не замечая, что соседи занимаются тем же.

После кино влюблённые растворяются вместе в темноте ночи, открывая с каждым совместным очередным шагом по дороге домой всё новые, и новые стороны взрослой жизни.

Провожая Валю, Анатолий зашёл к ним на чай, в ответ на тихое предложение Вали, увидел в уютной, домашней обстановке их квартиры контролёра тётю Лизу, Валину маму, и обрадованно, с ходу, попросил руки её дочери. Проговорили до утра, обсуждая все стороны предстоящей совместной жизни, и больше Анатолий не вернулся в свой дом, оставшись со своей любимой девушкой...

А после Нового года, в апреле, сыграли им весёлую комсомольско-молодёжную свадьбу коллективы городского управления кинофикации и РСУ бытового обслуживания, куда Анатолия приняли в ту же бригаду, но уже не учеником, а полноправным членом, штукатуром-маляром.

Уважаемый читатель МГ! Поставьте, пожалуйста, отметку о своем впечатлении от прочитанного. А если вам есть что сказать более подробно - выскажитесь в комментрии!

• ПОНРАВИЛОСЬ

• НЕ ПОНРАВИЛОСЬ

• Расскажите об этом своим друзьям!