Сверхдержава? Почему бы нет |
23 Января 2015 г. |
«Конечно, Россия — это сверхдержава. Мы всегда будем напоминать об исторической роли России, которую она должна играть». Над этими словами министра иностранных дел Танзании Бернарда Мембе, сказанными во время недавнего визита в нашу страну, многие в России снисходительно посмеялись. А зря. Потому что это не просто дань вежливости, но констатация реальности. В прошлом году атакуемая США Россия перешла к выстраиванию широкой коалиции сил, заинтересованных в изменении глобальных правил игры — и теперь уже нам в открытую напоминают об этой миссии. Да, Россия только возвращается на первые роли, однако серьезность и неотвратимость этого процесса чувствуют во всем мире. Более того — мир в этом заинтересован. Еще пару лет назад Путин говорил о том, что мы не хотим быть сверхдержавой, нам достаточно отстаивать свои национальные интересы, да и вообще в мире не должно быть стран, навязывающих свою волю остальным. Президент был искренен — он действительно не хотел взваливать на Россию такую роль. Нам было бы выгодно и дальше собираться с силами, восстанавливая те разрушения, которые нанесли стране 90‑е годы, и участвовать в изменениях мирового порядка в качестве одной из заинтересованных сил, а не инициатора. Все так — если бы при этом единственная мировая сверхдержава, США, умерила свои аппетиты по контролю всего и вся, исключив из зоны своих интересов хотя бы постсоветское пространство. Конечно, Россия и тогда бы оставалась потенциальной сверхдержавой, но она бы спокойно копила силы, не форсируя этот процесс. Но получилось наоборот — Вашингтон перешел от политики сдерживания к активному давлению. Включив режим блокады, Запад не оставил Путину никакого выбора — слова Обамы о России как о региональной державе были не оскорблением, а вызовом. Региональные державы в понимании Вашингтона — это страны, у которых есть влияние и интересы в том регионе, где они расположены, но это вовсе не означает, что Вашингтон обязан считаться с ними. Если держава дружественная — тогда, конечно, можно учитывать ее интересы, используя как проводника интересов своих, американских, а если враждебная, то, напротив, — всячески ослаблять ее. Например, и Саудовская Аравия, и Иран — региональные державы, но политика США по отношению к ним принципиально разная. Иран пытаются изолировать, ему долгие годы угрожали войной — все потому, что его строй и политика представляют собой принципиальный вызов англосаксонскому плану глобализации. С интересами Ирана США не просто не считались — они делали все, чтобы подорвать влияние Тегерана. Точно так же подход США, например, к вопросу об Украине демонстрирует не просто игнорирование российских интересов, а осознанную работу по выдавливанию России с ее исторической территории. Таким образом, Путина поставили перед фактом: России нужно либо снова становиться сверхдержавой, либо ждать, пока ее загонят в угол. Россия возвращается к статусу сверхдержавы, чтобы сохранить саму себя. Мы вынуждены заниматься всем миром — от Латинской Америки до Юго-Восточной Азии, чтобы переформатировать систему, разрушить англосаксонский план глобального господства, потому что он не просто не дает нам возможности развиваться, а нацелен на наше уничтожение. Когда в прошлом году в ответ на блокаду с Запада Россия развернулась на Восток и Юг, западные стратеги были достаточно самоуверенны — ничего у Путина не получится, Россия все равно приползет мириться, сдав Украину. Но постепенно даже до самых последовательных русофобов стало доходить, что Россия осуществляет то, на что, по их представлениям, у нее не должно было быть ни воли, ни возможностей. Россия становится центром сборки всех сил, настроенных на закат мира по-американски. Китай и европейские правые консерваторы-традиционалисты, Иран и западные левые антиглобалисты, Аргентина и арабская улица, Вьетнам и индийские интеллектуалы — самые разные силы как будто ждали, кто посмеет бросить вызов мировому диктатору. И ведь действительно ждали — только слепой не видел, сколько противников создал себе англосаксонский проект. Понятно, что атлантисты просто не допускали, что кто-то способен объединить столь разношерстные силы. Коммунизм рухнул вместе с СССР — и кто может бросить вызов? Ислам? Но мусульманский мир разобщен (во многом вследствие осознанной игры на обострение противоречий со стороны Запада), даже арабы не могут объединиться в единую силу. Китай? Но он осторожен и постепенен, делает ставку на расширение своего влияния чисто экономическими методами. Европейский национализм? Он загнан в полуподполье и только сейчас начинает выходить из него, к тому же мало пассионарен и настроен лишь на оборону. Россия вообще не рассматривалась в качестве глобального игрока. Это заблуждение, как уже не раз было, и погубит очередной западный глобальный проект. Нас снова недооценили. Причем не только русскую решимость (необоримую в условиях, когда отступать некуда), но и влияние России на остальной мир. Действительно, знамени коммунизма Кремль давно лишился — но память-то осталась. Во всем мире помнят, что именно Москва была центром глобальной альтернативы западному миру. Кроме того, очень многие помнят, что и до 1917 года Россия была особой, отдельной от Запада цивилизацией. Память народов и национальных элит (настоящих, а не выращенных в глобальном инкубаторе) гораздо глубже, чем это кажется в век интернета. Участие Российской империи и СССР в мировых делах в последние три века было очень масштабным — на Земле практически не осталось уголка, где о русских не имеют представления. Мы не захватывали колонии, не несли «бремя белого человека» — в итоге нас не воспринимают как цивилизацию, подминающую всех и вся. А относятся как к альтернативе — даже несмотря на то, что сегодня наш экономический строй базируется на рыночной экономике либерального типа. В 90‑е годы, когда Россия ушла, бежала практически отовсюду — от Кубы до Йемена, местные элиты, просто думающие люди говорили: на кого вы нас бросаете? В этом было не только сожаление, но и искреннее непонимание — как же можно оставлять такие позиции? Некоторые потом даже обвиняли Россию в том, что она стала причиной тех бед, что обрушились на их страны — действительно, ни погрома Югославии, ни уничтожения Ирака, ни голода в КНДР не случилось бы без исчезновения Москвы с геополитической карты. Да, мы не нарочно — нас самих развели, а потом и развалили, в нашей элите наверх вышли люди, сознательно рубившие все канаты, мы сами еле выжили. Это понимали наши друзья и союзники во всем мире — и при этом ждали, надеялись, что Россия вернется. В этой надежде был как прагматический расчет — потому что иначе невозможно противостоять становившемуся все более жестким диктату США, — так и добрые чувства к русским и память о совместных с нами делах. А дела были, как правило, действительно добрыми, так что все понимали, что мы вернемся не с напалмом. Восстановление позиций России на всех континентах медленно, но неуклонно шло и до начала прошлогоднего конфликта — но в основном в экономической сфере. А теперь Россия возвращается не просто как торговый или инвестиционный партнер, а как тот, кто выдвигает альтернативную повестку мирового устройства. То есть Россия предлагает всем незападным странам не просто свою военную технику или даже свою готовность отстаивать их интересы перед лицом Запада — она продвигает новую, многополярную модель устройства мира. Создание сильных региональных альянсов, формирование новой, уравновешенной мировой финансовой системы, принцип равноценности всех мировых цивилизаций, отказ от навязывания своих стандартов и правил другим, невмешательство во внутренние дела стран, выбравших свой путь, пускай и принципиально отличный от «прогрессивного» и «цивилизованного» Запада. И что удивительного в том, что эта модель нравится практически всем? Впрочем, одной лишь привлекательности было бы мало — важно, что именно из уст России эти лозунги воспринимают серьезно, а не как игру или провокацию. Потому что помнят, что делали русские раньше. Сверхдержава — это та, что готова ставить высшие цели. Не в смысле глобального господства и обращения в свою веру (или безверие, как это происходит сейчас), а то, что другим кажется невозможным. Русские всегда жили в сверхдержаве — и когда нашим идеалом была Святая Русь, и когда ради построения идеального общества готовы были побрататься со всем миром. И сейчас, когда нужно бросить вызов проекту, угрожающему всем мировым цивилизациям, подав тем самым пример остальным, — кто же, если не мы? Даже танзанийцы нам об этом напоминают.
|
|