- ПУТЕВОДИТЕЛЬ:
- ЧТО ПРОИСХОДИТ?
- Новости: выбор тем
- НАШИ ПЕНСИИ И ПРАВА
- Пенсии и деньги: выбор тем
- Права и возможности: подробней
- Наша безопасность: темы
- ЗДОРОВЬЕ
- Здоровье: каталог болячек
- ДОМ, БЫТ И ДАЧА
- Дом, быт и дача: выбор полезных тем
- Еще полезные «не мелочи»
- НАШИ ВНУКИ
- Темы «внуковедения» — выбор
- СТИЛЬ ЖИЗНИ
- Психология и стиль: выбор тем
- ДЛЯ УМА И ДУШИ
- Чтение: темы
- Музыка из прошлого
- ...И еще для души!
- СОТРУДНИЧЕСТВО
Александр Збруев: Я люблю общаться вживую, а этого мы сейчас лишены |
| Анна Балуева, sobesednik.ru |
| 24 Декабря 2020 г. |
|
Буквально недавно Александру Збруеву вручили на церемонии «Звезда Театрала» приз «Легенда сцены», что абсолютно соответствует его положению. Он, бесспорно, легенда. Около 50 ролей в одном только Ленкоме, множество фильмов, где он сыграл незабываемые роли и заслужил любовь всей страны. Сегодня у театра и актеров, даже таких звезд, как Збруев, непростые времена. С этого и началось интервью с Александром Викторовичем.
1938 – родился 31 марта в Москве 1973 – сыграл Ганжу в «Большой перемене» 1995 – открыл ресторан в подвале Ленкома 2008 – подписал петицию за освобождение Оксаны Бахминой 2014 – главная роль в «Кино про Алексеева» – Александр Викторович, вы клянете этот високосный 2020 год или в нем что-то хорошее для себя находите? – Ох, не знаю, как и сказать. Говорить-то хочется о хорошем, а в жизни сейчас совсем, кажется, мало добра осталось – больше негатива. И думаю, что со мной будет целая армия людей, которые отрицают этот год. Потому что над всем миром висит этот зонтик, который страшнее атомной бомбы. Огромное количество людей погибает, и ты, проходя по улице, не знаешь, за каким углом ждет тебя эта вирусная пуля. Конечно, я не хочу сравнивать все это с войной, потому что на войне было безумно тяжело и стократ страшнее, но человек, сидя в окопе, знал, откуда будут стрелять. А здесь – нет. Вокруг тебя что-то разрывается, а попадет в тебя или нет – не знаешь, не угадаешь. Правда, если об этом все время думать, то можно сойти с ума. Жаль, что никакого выхода пока, по-моему, найти не могут. Напротив, только нагнетают тяжесть и панику. И пресса, и телевидение – все стараются. Из всех утюгов только о коронавирусе и слышно. Я понимаю, это естественно, но очень часто не по делу, извините, говорят. А все потому, что и люди не знают, и начальство не знает, как же поступать в этой патовой ситуации. Иногда предлагаются какие-то варианты, потом оказывается, что они не имеют смысла, и все уходит в слова, слова, слова. – То есть у вас нет ощущения, что всё под контролем и мы не брошены на произвол судьбы? – В том-то и дело, что нет, и никто не знает, как обстоят дела на самом деле. Простому человеку говорят «берегите себя», говорят, что он не брошен, но это всё слова. Как беречься, если никто ничего не знает? Ракеты запускают, люди на Луну выходят, открытия какие-то необыкновенные делаются, Нобелевскую премию продолжают вручать ученым в разных областях, а найти управу и одолеть эту маленькую букашку специалисты не могут. Вот и получается, что она страшнее атомной бомбы. У меня до сих пор кнопочный телефон– Самые горячие разговоры сегодня – о вакцине и антителах. А вы будете прививаться или уже «отстрелялись» естественным образом? – Я не знаю точно. Но поскольку я хожу на работу и общаюсь с людьми, я проверялся, мне делали тесты, и вот мне сказали, что у меня есть эти – как их? – антитела. И я тут тупо так спросил у врача, откуда они у меня взялись. А она мне говорит: «А это значит, что вы болели недавно». А когда я болел-то? Я как-то и не заметил. По всей вероятности, это была легкая форма. И вот, понимаете, толком никто ничего не может сказать, всё только «видимо» и «наверное». Вот эти слова у врачей сейчас самые распространенные – «попробуйте это, попробуйте то». Даже когда человек обращается по поводу своей давно известной болезни, а не из-за коронавируса, ему говорят: «А вот давайте попробуем это»... Ну что значит «попробуем»? Нужно точно знать, а не экспериментировать на живых людях, как будто это кролики... Так что я отношусь к тому, что происходит, как и все, с большой опаской. И как бы эта драма, которая происходит во всем мире, не превратилась в жуткую трагедию. А она очень близка к этому. – Цифровому поколению, которое родилось с компьютером в обнимку, как-то проще жить сейчас, на самоизоляции. А как вам, человеку «натуральному», аналоговому, который привык к живому общению, живется? – Мне сложнее. Ну конечно, у меня в кармане всегда лежит телефон, но у меня он до сих пор кнопочный, каюсь. Я ничего в технике не понимаю, у меня абсолютнейшая тупость в этом, сорри. И когда мне начинают что-то объяснять, как пользоваться айпадом, от меня это тут же отскакивает. Я привык и люблю общаться вживую – глаза в глаза и на ощупь, что называется. А этого сейчас мы лишены как раз. Поэтому людям, выросшим в «натуральной» культуре, тяжелее. Я вообще поражен тем, как удивительно изменился мир за это короткое время. Он и до этого очень быстро менялся, а сейчас с космической скоростью! Изменились люди и их отношение ко многим вещам. Сейчас смерть даже очень знаменитого человека воспринимают как «чих»: ну да, умер еще один, и еще один, а вот еще один умер. Люди стали безэмоциональны. К сожалению, мы просто привыкаем к потерям. Такая жизнь. Страшноватая. Замкнутая. Очень мало стало нормального общения человеческого. Я, солдат старой формации, до сих пор вспоминаю дворы своего детства, нашу беготню, наших соседей из нашей общей на всех квартиры. Люди же помогали друг другу, и это было нормально. Настучать на кого-то – это тоже случалось, но это было все же исключительным на фоне взаимопомощи, защиты и поддержки. И ты был не одинок. Были твои друзья-товарищи, спина к спине, попробуй тронь. Сейчас во двор только с мамой-папой. Сейчас человек ничем не защищен. Он сам по себе, понимаете? Сам по себе... С кочки на кочку– А были ли такие психологически трудные, как сегодня, времена на вашей памяти еще когда-нибудь? – В личном плане едва ли. Хотя тут и естественное течение жизни сказывается. Но и для театра вообще, думаю, это время, которого никто никогда не испытывал еще. Потому что театр, все работники театра, все, кто принадлежит к этой области, потеряли и теряют очень и очень многое. Во многих театрах зарплаты стали намного меньше. Да, люди работают, да, репетируют и даже выпускают спектакли. Но на сегодняшних премьерах на сцене актеров порой больше, чем зрителей в зале, – и это страшно и тоскливо. Театры, конечно, держатся, и я даже хожу и смотрю кое-что – и в «Современнике», и на Малой Бронной, и у нас вот в Ленкоме готов новый спектакль по «Тартюфу» Мольера – «Вечный обманщик». И я считаю, что все просто молодцы. И наш директор Марк Борисович Варшавер держит руку на пульсе, и даже когда что-то не получается, когда после периода репетиций спектакль все же снимается с производства (ну так случается иногда), у нас в Ленкоме труд людей все равно оплачивается. Наш директор вообще помогает решить проблему, если нужно, любому человеку в театре. Но он не любит дрязги, когда люди начинают ругаться друг с другом, доказывая недоказуемое, и призывает к сплочению. А сплочение – оно лучше всего достигается, конечно, в работе. Которая сегодня такая немножко кривобокая, хромая, пунктирная, потому что вдруг кто-то во время репетиций заболевает, всё останавливается или приходится вводить другого актера. В общем, всё с кочки на кочку. Но когда сегодня вдруг все-таки выходит спектакль – это дорогого стоит. – Что чувствуете, когда выходите и видите почти пустой зал? – Конечно, это смущает всех. Мы привыкли к другой энергии зрительного зала. Ведь как устроен актер? Он на сцене отдает свою энергию, чувства и вообще всё, что он наработал, в зрительный зал, а зрители, если принимают это, возвращают ему то, что мы называем энергетикой. А сейчас актер работает так же сполна, а обратно ничего сполна получить не может. Он затрачивается, он не может иначе, а отдачи нет. Ленком на грани– Александр Викторович, ни для кого не секрет, что в Ленкоме давно уже всё не дружно и не хорошо. Во всяком случае, Александра Захарова, прима театра, не очень-то принимает позицию Марка Варшавера, и они никак не найдут общий язык. – Понимаете, есть вещи, о которых в принципе не говорят и не выносят сор из избы. По крайней мере, интеллигентные люди. А я из интеллигентной семьи, я не люблю говорить отрицательные вещи про людей, не люблю их обсуждать. Мое отношение к этому остается во мне, и я делаю определенные выводы из того или иного явления или обстоятельства. Но я в это – честно! – не включаюсь. И никогда не любил влезать в какие-то столкновения. Саша Захарова прожила всю свою творческую жизнь, играя в спектаклях главные роли. Сейчас, ну что поделать, Ленком стал другим. И еще даже не стал, а становится. Каким он будет, никто не знает. Я помню время – а я давно работаю в этом театре, – когда Анатолия Васильевича Эфроса «ушли» из Ленкома. И вот наш театр сегодня находится именно в таком же критическом состоянии, в котором он был во время истории с уходом Эфроса. Ленком тогда очень долго не мог подняться, не мог даже находиться на той же ступеньке, что и был. Но у нас хороший запас прочности. У нас есть наши давнишние спектакли, на которые всегда есть спрос, и зрители идут к нам, чтобы увидеть любимых артистов.
– Второй год Ленком живет уже без Марка Захарова. И насколько я понимаю, Александр Лазарев теперь восстанавливает его легендарную «Поминальную молитву». Правильно ли вообще трогать постановку мастера? Кажется, не всем нравится эта странная идея. – Возможно, это от того, что есть опасения, что его восстановят не на том уровне. Я не знаю, честное слово. Это был, конечно, гениальный спектакль, который поставил Марк Анатольевич, и это был один из лучших спектаклей Ленкома, который он поставил в своей жизни. Так что перед актерами, которые взялись его возрождать, стоит действительно очень трудная задача. – Александр Викторович, а совершенно блестящие спектакли Марка Захарова, где играете вы, они же разрушаются, рассыпаются без присмотра мастера? Так происходит со всеми спектаклями – это такая материя, которую нужно все время поддерживать и вдыхать в нее жизнь. Вы не боитесь, что зритель начнет чувствовать изменения? – Во-первых, у нас есть дежурные режиссеры из числа наших же актеров, которые смотрят за спектаклями еще с тех пор, как был жив Марк Захаров. Они, собственно, и были назначены Марком Анатольевичем. И актеры слушаются их, когда они говорят: «Вот вы сегодня то или другое не сделали». Речь не идет о том, чтобы видоизменять спектакль. Цель дежурного сохранять, поддерживать спектакль в должной форме, ничего не упуская, но ничего и не меняя. Чиновники и ностальгия– Ну а если вернуться в славное ленкомовское прошлое? Ходят легенды о том, что партийные начальники вплоть до Брежнева очень любили встречаться с актерами Ленкома. Вы помните такие встречи? – Нет, ну были, конечно, встречи какие-то, в театр то и дело приходил кто-либо из чиновников. Но это имело значение для руководства, а для артиста – это ничто. И тогда, и сейчас. Никто из политбюро за кулисы не рвался вручить лично артисту букет цветов и расцеловать его в обе щеки. Нет, чиновничий мир – он всегда был совершенно отдельной частью. Он мне совсем чужой, и я никогда не стремился с ним сблизиться, подружиться, установить связи, как-то этим пользоваться или переметнуться в политику. Ни в коем случае. Я никогда не был ни пионером, ни комсомольцем, ни членом партии – и вообще, от меня это все очень-очень далеко. – Многие сегодня, кстати, сравнивая советские времена с нынешними, говорят о том, что тогда была какая-то гуманность между людьми разного статуса, а сейчас, мол, человек человеку волк. Это иллюзия? – Я что-то никогда об этом не думал, хотя вообще я, честно говоря, очень ностальгически устроенный человек. Потому что, когда говорят о Москве, а она родной мне город, я думаю о тех местах, которых нет и которые я не могу до сих пор забыть, потому что это моя исчезнувшая родина. Иногда я прихожу, точнее приходил – сейчас не очень-то походишь, – на свой любимый Арбат, садился в кафе напротив дома, в котором я жил, смотрел и понимал, что в этом доме уже никто из прежних людей не живет, а живут там совсем другие люди. Все другие... Просто сидел и понимал, что Арбат уже тоже не тот Арбат, который был когда-то, и тем не менее я получал простое удовольствие от воспоминаний.
Пандемия снос не тормозит– Какие места в Москве, кроме Арбата, вы ощущаете родными? – Мне нравится всё, что не сломали, нравятся переулки, где сохранились прежние дома и прежний дух. И мне очень жаль бывает, когда среди тех старых домов – сталинских и более ранних – вдруг возникает какая-то современная коробка, которая совершенно не совпадает с ландшафтом. Когда-то, до всего этого суматошного строительства, на месте Нового Арбата, который раньше был Калининским проспектом, была просто Молчановка – старые переулки, потрясающие. И конечно, это надо было сохранить. Это называлось бы старым городом, какие существуют во многих центральных городах Европы, это сохраненные старые места, куда приходят туристы, чтобы увидеть и понять историю. Но разве такие ностальгические соображения кого-то остановят? Нет. Сейчас всё везде сносят, и даже пандемия этого не притормозит. Сколько было борьбы москвичей за то или иное историческое здание, и почти никогда, только за редким исключением, людям не удавалось отстоять свои старые любимые места. С печалью я смотрю на это все. В следующем году исполнится 80 лет с начала Великой Отечественной войны. А в декабре как раз была битва под Москвой. И чтобы защитить родной город, мой старший брат – пацан еще – вместе с другими мальчишками рыл окопы и делал заграждения. Защитить и сохранить – это естественное стремление настоящего москвича по отношению к Москве. – Александр Викторович, давайте переключимся на какой-нибудь позитив. Ну, скажем, на что вы тратите свободное время сейчас? – Свободное время, конечно, сейчас есть, но не так много, как можно подумать. Вирус не вирус, а все равно моя жизнь – это театр. А если уж дома, то для себя я с удовольствием смотрю в интернете старые фильмы. И советские, и хорошие зарубежные пересматриваю. Штук тридцать пересмотрел за последнее время. «Сорок первый» старый Григория Чухрая, где Изольда Извицкая и Олег Стриженов в главных ролях. Гениальный фильм. «Шумный день» посмотрел, который снимали когда-то Эфрос с Натансоном, и там блестяще играл Олег Табаков, «Мы из Кронштадта»... Вспоминаю, какие я видел когда-то хорошие картины, и пересматриваю, они меня заряжают хорошей энергией.
На нашем сайте читайте также:
|
