НА КАЛЕНДАРЕ

Ленские, Киренские… По медвежьим просторам

Зоя ГОРЕНКО   
22 Февраля 2020 г.

2102 8 1a

В региональном центре русского языка, фольклора и этнографии, похоже, складывается добрая традиция завершать и год, и зиму экспедицией «по северам». В 2018-м мы посетили «бурундучий край» – Нижнеилимский район, а 2019-й увенчали поездкой в Казачинско-Ленский и Киренский. Там мы, прежде всего, выполняли государственную миссию – губернаторскую программу «Деятели культуры – селу», по которой провели несколько встреч, презентовали книгу нашего директора, известной собирательницы устных народных рассказов, доктора филологических наук Галины Витальевны Афанасьевой-Медведевой «Медведь в традиционной культуре Восточной Сибири». Такие мероприятия прошли в Магистральном, Казачинске-Ленском и Киренске.

Ленские, Киренские… По медвежьим просторам

Все мероприятия сопровождались выступлениями фольклорных коллективов, известных даже за пределами области: «Кудерышки», «Реченька», «Оберег» и др. Неизменным успехом пользовался мастер-класс по изготовлению охотничьего хлеба в исполнении Елены Паршуковой, директора исторического музея из поселкаУлькан. Ну, и, конечно же, главным действующим лицом была автор книги, в которой некоторые участники встреч увидели рассказы своих предков и их портреты. И всякий раз после просмотра основных материалов презентации начинались воспоминания, новые рассказы о своем собственном опыте общения с хозяином тайги. В Казачинском доме культуры нас встретили представители творческого объединения «Юктэ» с выставкой изделий в стиле эвенкийской традиционной культуры, а также настоящей шкурой медведя, добытого Владимиром Ильичом Городиловым… В общем, все получили массу удовольствия от общения и загорелись желанием продолжать народные традиции.

«Кудерышки»

«Кудерышки»

Надо сказать, что издание книги стало возможным благодаря общественной организации «Моя Земля», которую возглавляет учитель истории в средней школе №22 поселка Магистральный Николай Павлович Наумов. Он же стал нашим первым помощником в проведении презентаций и путешествии из Магистрального в Киренск. А там уже нас «подхватили» библиотекари районной ЦБС, помогли встретиться со старожилами в самом Киренске, в поселке Алексеевске, селе Алымовке, деревне Кривая Лука. А уж в Макарово у Галины Витальевны был свой «резидент»… Вот об этих встречах, людях, их обычно-необычных судьбах я и намерена рассказать в данной публикации.

2102 8 4

Тоска по имени Ностальгия

С Петром Федоровичем Жженых мы познакомились в конце 2018 года, в Железногорске, где он и проживает. И не просто проживает, но в своем 90-летнем возрасте трудится в Троицком храме плотником. Почти все, что есть внутри храма деревянного, сделано его умелыми, умными, искусными руками. И его изделия, и его жизненные истории, и сам Петр Федорович нам очень-очень понравились. Его фото Галина Витальевна Афанасьева-Медведева тут же поместила в 21 том «Словаря говоров русских старожилов Байкальской Сибири». А вот у меня все руки не доходили, все как будто что-то мешало, чего-то не хватало. Так что один из самых ярких наших собеседников в той нижнеилимской экспедиции остался чуть ли не единственным, про кого я не рассказала.

И вот только нынче, вернувшись из очередной экспедиции по «северам», я поняла, что не давался мне рассказ о мастере Жженых вовсе не случайно. Ведь нынче промысел привел нас не куда-нибудь, а именно на малую родину Петра Федоровича. Нет, конечно, мы побывали и в других селениях. Но в Кривую Луку вполне могли и не попасть, поскольку спешили из Киренска в обратный путь на Магистральный при портящейся погоде, под угрозой усиливающейся метели. Даже заблудились немножко. Но все же добрались до администрации, а затем и до расписанного цветами домика с таким же цветастым забором, на котором прикреплен почтовый ящик с неожиданной надписью: «Привет». Об обитательнице этого поместья расскажу в следующей главке настоящего повествования. Пока же вернемся к мастеру-краснодеревщику Петру Федоровичу Жженых и его необыкновенной истории жизни.

2102 8 2

Да, вот тут, в Кривой Луке, он родился в далеком 1927 году. Тогда деревня была не заснеженной, а цветущей, ибо случилось это в самой середине лета. Здесь вместе с родителями и шестью своими братьями и сестрами провел он девять лет. Самое яркое воспоминание детства – поход с братом в соседний Залог, где еще стояла нетронутой, неразграбленной церковь.

– Меня поразила эта красота. Окна с ажурными решетками, а между ними – рельефные изображения святых, невысокий, но очень красивый иконостас. Колокольня была шестигранником, колокола высоко вверху, а веревка от них спускалась вниз, снизу и звонили. Может, это было только в определенные моменты службы, до и после звонарь был наверху. Это я теперь так понимаю, а тогда вот это меня удивило. Это был как другой мир. Но тогда мы на него только посмотрели, и как бы мимо прошли. Хотя впечатление осталось в моей душе на всю жизнь, и в конце концов Бог привел меня в свой Дом окончательно...

Ну, а тогда до Кривой Луки добралась коллективизация. Семью Жженых, к счастью, кулацкой не признали, только середняцкой. Но оставаться в родной деревне становилось все трудней и трудней. И не только им…

– Забрали коровушек, лошадушек, и народ враз обеднел. И колхоз еще как следует не организован, и дома ничего нет. Началась такая чехарда, потекли кто куда. Наши родители решили «эмигрировать» в Алексеевский затон. Работа там была в основном на реке Лене. Отец, братья старшие устроились на пароходах, старшая сестра вышла замуж за механика. Все бы хорошо, да жить негде. Вначале скитались по квартирам. Потом нам дали в пользование «курилку» – насыпной домик, куда зимой рабочие заходили погреться и покурить. Он был сбит из досок в два ряда, между которыми засыпали опилки. Со временем они опали, и хатка продувалась насквозь, тем более что стояла она на берегу Лены. Однажды зимой матушка ушла куда-то в деревню, больше никого дома не было, я уснул и примерз к стене. Простыл очень, все лицо разбарабанило. Ну, мама моя, Царствие Небесное, была искусницей, лечить могла, достала овса, напарила, посадила меня над этим паром. Я прогрелся, и ушла эта опухоль, оздоровел. Года через три построили собственную избу, верней, перестроили из амбара. Ну, там уже было потеплей, печка русская стояла, на ней помещалось легко человека три-четыре. За ширмой Мария с мужем, на кровати мама с папой, остальные – на полу, платом. Но никто не жаловался, все как-то дружно жили, и в семье, и в поселке выручали друг друга. Мне запомнилось одно событие, которое произошло с отцом, когда он работал перевозчиком на баркасе. Дело было поздней осенью. Днем стояло тепло, а к вечеру вдруг резко переменилась погода, подул сильный очень холодный ветер, и буксир, на котором отец перевозил двух пассажиров, зашуговало (зажало замерзающими льдинами) посреди реки. И они стали там замерзать. Мы их потеряли, нет. Ну, к счастью, у одного оказались спички, они начали отрывать доски из обшивки, жечь. Кто-то увидел, что приключилось. Но что делать, как спасать? По шуге туда не добежишь и не доплывешь. И тогда начали строить мостки, леспромход организовал подвоз бревен, досок. Где-то часам к двум ночи построили, вытащили их, полуживых.

2102 9 1

Пётр Федорович Жженых

В 1941-м семья уменьшилась – братья Иннокентий и Никодим ушли на фронт. Теперь 14-летний Петр оказался самым старшим из детей, оставшихся в семье. Затон «оголился» вследствие мобилизации, его перевели на военное положение. И коллектив пополнили подростки. Конечно, наш герой не мог остаться в стороне, к тому же рабочим давали вдвое больше хлеба – 800 граммов. И в столовой кормили. Правда, в супе «картошка с морковкой в догонялки играли», но все ж. Сразу после Победы пайки стали увеличиваться, жизнь налаживаться. Петр окончил семилетку, прошел курс сурового обучения в столярном цехе, и, возможно, тем бы и ограничил свое образование. Но произошла судьбоносная встреча.

– В 1950 году к нам приехал военком на 23 февраля. Организовали праздник. И мне тоже захотелось поздравить земляков, я с вечера начал писать речь. И она как-то сама по себе получилась в форме стиха. Вот я его прочитал, и заметил, что на первом ряду меня очень увлеченно слушает симпатичная девушка. Мы познакомились, я ее проводил, загорелся огонек, я ей написал письмо, снова встретились 8 марта, а в мае уже поженились. Она, моя Галина Ефимовна, оказалась учительницей русского языка и литературы. Ну и как? Она учительница с высшим образованием, а у меня семь классов! Надо же соответствовать! А у нас даже вечерней школы нет. И мы решили ехать в Киренск, к Галиным родителям. К тому же у нас и дочка родилась уже. Но районо жену не отпустило. И тогда я взял семимесячную дочку и поехал с нею. Нас приняли, поставили кроватку, теща все делала, что следует, зиму пережили, а весной уже и Галя приехала.

Переезд с крохотным младенцем в середине зимы ради получения знаний уже дает представление о характере молодого человека. С этого момента началась череда его неординарных поступков и перемещений. После вечерней десятилетки он окончил Ангарский техникум искусственного жидкого топлива по специальности «механик». Будучи от природы «рукастым», он легко находил работу: на заводе, на стройке. Но первый свой строительный подвиг он совершил на собственном участке, в короткий срок, практически в одиночку возведя огромный, 9х10 метров, двухэтажный дом. Причем из материалов, совсем не традиционных.

– Во дворе водочного завода, где я одно время работал, я заметил большую кучу шлака неликвидных бутылок из-под шампанского. Пришел к директору: так и так, продайте, или так отдайте, дом строить буду. Он обрадовался, говорит: «Да я тебе и машину, и рабочих дам, только забери, пожалуйста». Ну, вот, строительным материалом я был обеспечен. Сам составил чертежи, утвердил в горисполкоме. Залил фундамент и приступил к возведению стен. Понадобилось много бетонного раствора со шлаком. Для его изготовления и размешивания сочинил приспособление из бочки, вставил штырь, приделал лопасти и таким образом перемешивал. Шарами вставлял и заливал бутылки и арматуру. Так с мая до октября с помощью жены и тестя поднял стены. Позже достроили второй этаж, водяное отопление…

В сущности, впервые за долгие годы они имели свое собственное, прекрасное, просторное, благоустроенное жилье! Собственными руками, с такой любовью, с такой, как сказали бы сейчас, креативностью, построенное! Казалось, живи да радуйся! Воспитывай детей, которых уже стало трое в семье. А летом они решили отдохнуть в Крыму, у родственников. И те уговорили их переехать на теплый полуостров. Да. С сожалением продали свой замечательный дом. А на новом месте не без приключений нашли работу и жилище, которое мастеру-строителю и педагогу со стажем из Сибири предоставили в селе Воробьево. Там они счастливо прожили 8 лет, вырастив детей, полностью выплатив стоимость дома с садом-огородом, переведя дом в собственность. И тут Петр Жженых с какой-то радости подумал о пенсии, и подумал, что, если бы он жил на Севере, а не в Крыму, то мог бы рассчитывать на большую сумму. Может, это был лишь повод к тому, чтобы снова сорваться с насиженного места и вернуться на родину. Правда, не в Киренск, а на самую громкую в то время стройку – БАМ. Вместе с сыном устроились в самый первый отряд, СМП, возглавляемый Семеном Липаткиным. Вскоре и супруга приехала. Вторая молодость, можно сказать, началась. Жили в вагончике, не тужили, ни о чем не жалели, просеку рубили, дорогу строили. Весной дали квартиру в Северобайкальске.

– Ох, как мне там понравилось! Вокруг тайга нетронутая, кедры. Выйдешь из дома, чуть пройдешь – полную кепку ягод насобираешь, грибов ведро нарежешь. Птицы, звери… Красота!.. И решил я тут совсем обосноваться, жить уже до самого конца. Ну, живем. И вдруг – письмо от Галиной тетки из Крыма: «Я старая, больная, ухаживать за мной некому – приезжайте. Умру – дом ваш». Думали-думали, снова все бросили – поехали в город Саки. Дом (да какой там дом, избушка) нам не очень нужен, а тетку жалко. Старый человек, грех не помочь. Приехали. Я устроился мастером в ЖКХ, жена – педагогом. Снова дают нам квартиру. Живем!

Тихо, мирно пролетела вторая крымская восьмилетка Жженых. Их уважали, ценили, море плескалось, пальмы приветствовали, персики, яблоки, груши – что хочешь, ешь-пей, веселись, душа. Но она, душа, не хотела. На нее напала лютая тоска с красивым именем – ностальгия.

– Вот дышать не могу. По телевизору, как увижу Сибирь, разволнуюсь, не сплю, тоскую. Вспоминаю детство, деревню, затон, Киренск, тайгу, ягоды эти в кепке. «Поедем назад, в Сибирь!» А тетка еще жива… Взяли ее с собой, и поехали. Домой. Хоть и снова все с нуля начинать пришлось. Ну, не совсем с нуля. Здесь, в Железногорске-то, тоже родня была. И я почти сразу снова в ЖКХ устроился, квартиру вот нынешнюю получил, всю ее оборудовал красиво, больше стал заниматься такой художественной частью, по дереву. Один предприниматель пригласил меня оформить дом, и там я познакомился с отцом Игорем. Подарил ему столик резной, и он его в алтаре приспособил. Ну и так потихоньку, естественным образом, я перетек в Церковь…

Я написала Церковь с большой буквы, ибо подразумеваю под этим словом не только храм, где Петр Федорович трудится во славу Божию, но и не имеющее границ сообщество, восходящее ко Христу. С некоторых пор мастер в квартире остался один – ушла в мир иной верная супруга, дети в дальних краях, сын так даже за границей – в Харькове, рассеялись и иные родственники. Но одиночество ему не грозит. Мы были в Железногорске накануне Рождества Христова. Пока беседовали, под дверью крохотной мастерской собралась целая компания жаждущих помощи:

– Петр Федорович, нам надо звезду прикрепить!

– Петр Федорович, у вас, говорят, краска есть!

– Петр Федорович, там полочка сломалась!

Конечно, человек с такими руками, как у нашего героя, везде будет нужным и необходимым. Конечно, и в Крыму он наверняка нашел бы дорогу к храму. Но Богу было угодно, чтобы этот непоседа обрел его здесь, в Сибири, неподалеку от своей малой родины.

И вот: привет тебе, Петр Федорович Жженых, от малой Родины!

Привет из Кривой Луки!

Этот домик, наверное, самый приметный в деревне. Мало того, что он стоит особняком, не в ряду, так еще и издалека как бы протягивает тебе букет цветов. Летом, говорят, из растений и цветов видна только крыша. Но и сейчас, зимой, сквозь завесу снега мы различаем огромные голубые лепестки. А подойдя к забору, наткнулись на самый приветливый в мире почтовый ящик.

Галина Георгиевна Хорошева по возрасту приходится Петру Федоровичу в дочери. И географически ее жизнь не столь разнообразна. И событийно, на первый взгляд, тоже. Но все зависит от того, насколько богата наша память и воображение. И ниточка тянется порой далеко за пределы нашего собственного существования.

2102 9 3

Галина Георгиевна Хорошева

«Родная» фамилия Галины – Наумова. Ведь родители ее – с Киренги Казачинской. А сама она «чисто ленская – почтовская». Была, оказывается, деревня с незатейливым названием Почтовое отделение. Там издавна происходила перевалка почтовых поступлений с дальнейшей доставкой почты в населенные пункты. Было такое народно-профессиональное определение «гонять почту». Видимо от того, что доставляли ее на лошадях и гоняли до самого Иркутска.

Самой яркой фигурой Галиного детства была бабушка – Фекла Михайловна.

– Прикольненькая бабка была, реактивная. Когда взрослые уезжали на сенокос, ее с детьми оставляли. И попробуй только без спросу на речку побежать или, если разрешит, задержаться там хоть на сколько-нибудь. Тут же на угоре появляется. С пучком крапивы в руках. Поговорка у нее такая была: «Ата, б-т, счас я вам дам!» И правда, хоть как поймает тебя и отстегает этой крапивой. Под конец ослепла совсем, но нрав не потеряла. По вредности своей кочевала от одного сына к другому, к третьему к дочери. Чаще всего у нас жила: «К Егору хочу!» Сильно не любила, что мы с подружкой французский язык учим в школе, терпеть не могла, даже, смешно сказать, боялась, что мы русский забудем. Однажды, уже слепая, напала на нас, когда мы на веранде киприян (иван-чай этот) рубили, я спряталась за бак с керосином, а Галю палкой отколотила. Мама прибежала на шум, отняла. Но меня потом наказала, чтоб бабушку не дразнили... А умерла она без меня, я уехала в Казачинск, а она умерла. И я ее сильно потеряла, очень жалела, даже не ожидала, что так буду горевать…

Слушаешь воспоминания Галины Георгиевны, и видишь живой образ бабушки, и вполне понимаешь, почему она ее так «сильно потеряла». Конечно, Фекла Михайловна не только вредничала, она еще и работала, что с ее «реактивностью» имело огромный эффект. Особенно в рыбной ловле.

– И бабушка, и отец очень хорошо рыбачили, сети ставили, корчаги. Отец сам лодку сделал. Я на ней тоже плавать любила. Оттолкнешься от берега, и она как перышко по воде летит: два-три раза перегреб, уже на другом берегу. Там причаливал речной трамвайчик. И вот слышишь – наши почтовские кричат: «Лодку! Лодку!» Ну, берешь лодку, и туда. Перевезешь. Денег никогда никаких не брали. Понятия такого не имели. Жили все скромно, на рыбе, на картошке, охотились мужики. Доверие какое-то было. Даже вот цыгане к нам приезжали, а летом на плотах приплывали. Мы их пускали ночевать, даже мама свою кровать когда уступала. Ну и они тоже не пакостили, может там кто-нибудь один на огород залезет… Считалось, что это уже будто «наши» цыгане. Их ждали, нам интересно было, папа сбрую наборную им делал, они какие-то товары привозили. Так жили. Дружно. Праздники всей деревней отмечали, а когда и из соседних приезжали. Вскладчину столы собирали. Моим любимым блюдом был бурдук. Да его все у нас любили. Это вот такой крахмал, который оставался от хлебной закваски. Его заваривали и со сметанкой, с сахарком – ух, вкуснятина. На Благовещенье его особенно готовили, говорили: «Батюшка-бурдучок на столе!»

Счастливо начиналась юность Галины. Еще только думала после школы, куда пойти, как явился с того берега Лены, из деревни Сидорово ее принц. На белом, не на белом, но точно на коне. Был это совхозный ветеринар Леонид Кожевников. Он приехал делать прививки почтовским животным. Девушку приставили к нему – водить по дворам. Так и оставалась она его ассистентом на протяжении 8 лет, приобретя официальную должность санитара и супруги. Когда уже ходила на сносях третьим ребенком, муж скоропостижно скончался от сердечного приступа. А через 20 дней родился мальчик, которого она назвала в честь отца – Леонидом. Жизнь окрасилась в темные тона. Маленький Ленька беспрестанно орал по ночам, не давая уснуть матери. А когда удавалось забыться, являлся Леонид-старший, чтоб тут же обернуться и убегать, убегать от нее. Но в одном сне он с нею поговорил – потребовал, чтобы она взяла у него кусок савана и, намочив его в воде, благословила детей. Сон был настолько явственным, что не отпускал ее и по пробуждении.

– Мама зашла, а меня вот так колотит, сетка панцирная на кровати ходуном ходит. Рассказала ей. А она говорит: «А ты знаешь, когда саван готовили, там много материалу оказалось, и я лоскут оторвала, там метра полтора осталось. Я хотела иманку (Лешку она иманком звала) наволочку сшить. Ну, раз так он велел, давай сделаем». И вот ребятишки старшие пришли из садика, мы их поставили, намочили этот лоскут, и я вот водой этой их сбрызнула, говоря: «Это вам благословение от отца». Леньку маленького тоже благословила. Он это вспомнил, когда в Чечню попал, и их с другом миной накрыло. От того одна ладошка осталась, а у нашего ни царапины. Правда, потом отец Леньке стал тоже часто сниться. Он вернулся, а тогда у нас в Киренске уже церковь работала, пошел к батюшке, и тот сказал: «Отпеть надо». Ну вот, взяли землю с могилы, отпели, вроде все успокоилось. Так он долго ждал, чтоб душа его успокоилась.

Шесть лет после смерти мужа Галина вдовствовала, с помощью мамы поднимала детей. Должность санитара оставила, пошла на ферму доить коров. Потом вышла замуж во второй раз, родила еще двоих, вырастила, поставила на ноги, оправила по городам. Лишь тот самый Ленька остался в Кривой Луке. Помогает, конечно. Но большую часть времени Галина Георгиевна одна, со своими воспоминаниями и своими воплощенными выдумками. То, что она человек творческий, как уже сказано, заметно издалека. Еще больше заметно – в доме. Каждая комната – маленькая оранжерея, везде цветы сочетаются с картинами – вышитыми и написанными ею, конечно. Все вязаное – тоже ее рук дело, как и фигурка изящной и горделивой кошечки... Дважды она участвовала в районных выставках, где один раз победила и один раз стала второй. Ну а больше распространяет она свое творчество путем дарения.

– Это у меня от природы, но не знаю – от кого именно. Не припомню, чтобы в семье кто-то особо рукодельничал. Мама, когда машинку швейную ножную купила, не могла долго ее освоить. И мне не давала, боялась, что сломаю. Поэтому я училась самостоятельно, когда она на работу уйдет. Эта машинка у меня до сих пор работает. Вязать научилась по журналам. А вышивать стала, когда ногу сломала. Сяду вязать – клубок туда-сюда закатится, а вставать за ним тяжело. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Так с тех пор и вышиваю. Но главное мое увлечение – цветы, гладиолусы особенно. Вот сижу, весну жду…

(Продолжение следует.)

  • Расскажите об этом своим друзьям!