ЖИЗНЬ НА ПЕНСИЮ
ПОДРОБНОСТИ
ДЛЯ ДУШИ
НА КАЛЕНДАРЕ
ОБЩЕНИЕ
ПАРТНЕРСТВО

Ее величество химия!
Ирина Владимировна КИРЬЯНОВА   
25 Марта 2022 г.

2503 6 1a 

Моя мама, Царик Людмила Яковлевна, профессор химии Иркутского государственного университета имени Жданова, родилась 19 декабря 1937 года, покинула наш мир 30 июля 2021 года. Первый раз в день ее рождения мамы не было рядом с нами.

Царик Людмила Яковлевна. Маленькая Мила. Рисунок неизвестного лагерного художника

Царик Людмила Яковлевна. Маленькая Мила. Рисунок неизвестного лагерного художника

Академик Михаил Григорьевич Воронков называл мою маму сибирской Марией Кюри. И действительно, ее невероятное преклонение перед химией и фантастическая преданность науке делают жизнь мамы поистине легендарной.

Надеюсь, что описание истории сибирской Марии Кюри позволит раскрыть красоту химии как науки для читателей всех возрастов. Наши сограждане понимают, что прорыв в развитии отечественной науки – это стратегическая задача и, в конечном счете, принцип выживания России в непрерывно усложняющемся мире, в котором необходимо оперативно реагировать на возникающие вызовы.

Мне также важно показать, как переломные периоды нашей Родины отразились на жизни семьи мамы.

Фонари на Невском

Людмила родилась на Севере, в Среднеколымске. Ее мама, Коченкова Александра Платоновна, была родом из деревни Васильевка Баяндаевского района. Мой прадед Платон Коченков в молодости зажигал фонари на Невском проспекте в Санкт-Петербурге. Столыпинская реформа позволила ему с молодой женой обустроиться в Васьильевке и пережить коллективизацию.

Его дочь (моя бабушка) Александра Платоновна на курсах трактористов познакомилась с кочующим шкипером – будущим отцом моей мамочки – Дмитрием Никитичем Аксаментовым (родом из Жигаловского района). Затем мой родной дедушка Дмитрий оказался в Среднеколымске. Вскоре родилась моя мама – Людмила. И тут судьба властно нарушает семейную идиллию. На территории Среднеколымска находился лагерь с заключенными, пострадавшими в период репрессий. В этом лагере в эшелоне руководящих кадров трудился Яков Евдокимович Царик. Когда на Украине был голод, многие переехали в поисках лучшей доли на север и на восток Советского Союза. Как рассказывала моя мама, ее отчим Яков Евдокимович боготворил Сталина, так как благодаря ему тщедушный парнишка из украинского поселения Тараща сделал, по меркам того времени, успешную карьеру. Кроме того, он был красив и обаятелен. Моя бабушка на организованных тогда танцах сразу влюбилась в Якова. Потом, в преклонном возрасте, она призналась, что не испытывала особых чувств к родному отцу моей мамы – Д. Н. Аксаментову Будучи по своей природе энергичной и темпераментной, она не смогла смириться с жизнью в небольшой деревушке и стремилась на простор, который получила благодаря шкиперу Дмитрию.

Челка с карамелью 

Влюбившись в молодого красавца Якова, бабушка оставляет своего мужа. И вот тут, как в остросюжетном фильме, родной отец моей мамы отчаянно выкрадывает ее из лона новой семьи и увозит в дальний поселок. Бабушка, наведя справки, рвется на поиски маленькой Людмилы. Она нанимает собачью упряжку и в одиночку добирается до местопребывания мамы. Я сейчас думаю: какой отвагой нужно обладать, чтобы без особых навыков, не боясь замерзнуть или сбиться с пути, преодолеть столь большое расстояние. Прибыв на место, бабушка обнаружила маму в мужском бараке. Моя пятилетняя мамочка сидела на нарах, вся ее белокурая челка была перепутана с карамелью. В завершение ко всему, девочка с серьезным выражением лица бросала матерные слова. Таким образом, попытка моего дедушки обрести дочь не удалась.

Гражданский антагонизм

Родной отец мамы – Д. Н. Аксаментов происходил из потомственной семьи священника. В период репрессий десять священников из его рода были расстреляны. Как сейчас помню, дедушка, уже очень старенький, сотрясаясь всем телом, кричал, имея в виду вождя всех народов: «Палач! Палач!».

А отчим мамочки – Яков Евдокимович Царик до конца жизни не смог смириться со смертью Сталина, образ которого, словно звезда, освещал путь советских людей.

Вот таким образом тектонические социально-гражданские разломы в нашем отечестве поразили и семью моей мамы.

Среднеколымская Суок. Ретроспективное осмысление

Мама прожила в Среднеколымске десять лет, до 1947 года. В моем архиве сохранился удивительный портрет мамы в шестилетнем возрасте. Этот портрет, словно волшебная машина времени, наполнен запахами северного городка, его страданиями и радостями. Дело в том, что выполнен он заключенным художником, который, вероятно, залюбовался нежной красотой маленькой Милы. Я же всегда считала, что мама на портрете – это Суок из сказки «Три толстяка» Юрия Олеши. До сих пор меня тревожит мысль: какова же судьба этого художника-заключенного? И еще маленькая мама оказалась нечаянной свидетельницей страшной сцены. Один из заключенных подошел к ящику с мусором, охранник лагеря выстрелил в него.

Уже в зрелом возрасте мама много размышляла о времени, когда у руля стоял Иосиф Виссарионович. Ведь ее детство и юность, запечатлевающие самые яркие образы, пришлись на эту пору. Она понимала, что положение Советского Союза в тот период было катастрофически тяжелым. Первый в мире прецедент построения справедливого общества вызвал небывалое остервенение государств с иным социально-политическим устройством. Мама говорила, что вождь не ведал, не осознавал всей чудовищности происходящего внутри страны, так как сам воздух был пронизан страхом и опасностью внешней угрозы. Тем более что в столь огромной стране физически и технически невозможно было отслеживать не только индивидуальные, но и массовые злоупотребления. Одни «хранители идеологии и закона» вымещали свои звериные инстинкты в случае с застреленным на глазах маленькой Людмилы заключенным. Другие, пользуясь нагнетаемой атмосферой подозрения и недоверия, «выталкивали» в лагеря снискавших антипатию по разным причинам конкурентов по службе и упивались власть. Моя мама, будучи блистательным аналитиком, догадывалась об этом и окончательно утвердилась в этой мысли, познакомившись с мнением писателя Сергея Довлатова. Когда в Советском Союзе тема репрессий была строго табуирована, Довлатов прозорливо заметил, что часть «службистов» в тот период использовала сложившуюся систему для достижения своих карьерных, корыстных целей, из побуждений зависти либо исходя из иных, не имеющих оправдания мотивов.

Но не менее важно всегда помнить, что это было одновременно и удивительное время. Речь идет о потрясающем, вызывающим восторг в наших душах явлении, еще не оцененном в полной мере потомками. Люди того времени работали во имя великой цели – для будущих поколений; весь воздух был пронизан невероятным энтузиазмом и оптимизмом. Над Советским Союзом находился мощный эгрегор созидания и всеобщего счастья.

Самое важное, чтобы современное общество очистилось от этой «раковой опухоли», когда настоящий, созидающий труд окончательно обесценен, так как в такой парадигме человек не может видеть плоды своего труда и радоваться всем сердцем. Сегодняшняя атмосфера всепоглощающей «халявы» и потребления разъедает изнутри тех, у кого недостает нравственных сил осознать всю опасность этих явлений. Средства медиа формируют немыслимый прессинг на молодежь, внедряя идею о том, что можно без труда зарабатывать миллионы, не создавая необходимых обществу продуктов труда (материальных, интеллектуальных, духовных). А ученые, такие как моя мама, создают продукт, ценность и эффективность которого – тысячекратная.

И стыдно должно быть руководству столь великой страны, которое по сей день финансирует науку и культуру по остаточному принципу. Маме постоянно приходили приглашения на конгрессы и научные симпозиумы из многих стран мира (европейских, Саудовской Аравии, Китая, США, Ирана и других). Но, к большому сожалению, она не смогла участвовать во многих международных форумах из-за отсутствия финансирования. Например, в Китае ученые подобного масштаба находятся на пьедестале общества, а научная институция всеми способами продвигает их. Мудрое руководство этой страны знает, что невиданный взлет Китая обусловлен всемерной поддержкой науки…

Переезд в Иркутск

А теперь вновь вернемся в Среднеколымск 40-х годов прошлого века. Мама рассказывала, что особое впечатление на нее, да и на всех жителей северного городка произвели американские летчики, которые перегоняли истребители Белл P-39 «Аэрокобра». В тот период 4 500 единиц данных летательных аппаратов было поставлено в СССР по ленд-лизу. По словам мамы, американские летчики были симпатичными, высокими, их лица искрились радостью. Вкус американских подарков – тушенки и сгущенного молока навсегда запомнился Людмиле. А еще прекрасная половина Среднеколымска любовалась отрезами американских тканей невероятно красивых расцветок. Для народа, который все силы и ресурсы сосредоточил в схватке с фашистами, это была неслыханная роскошь. Я до сих пор храню прекрасное платье из американской тафты темно-синего цвета, сшитое моей бабушкой.

Сейчас, когда происходят тектонические сдвиги, переформатирование мирового порядка в результате военных операций в ДНР, ЛНР и на Украине, когда мы с жадностью ждем новости из зоны военных действий и всей душой горячо сопереживаем за доблестных военнослужащих, исстрадавшихся переселенцев, я с горечью думаю об американских летчиках из далеких 40-х годов. Уверена, что тем из них, кто еще жив на этом свете, стыдно за свое вероломное правительство, за то, что американский народ оказался заложником Левиафана, обосновавшегося в Белом доме.

В 1947 году семья переезжает в Иркутск, поближе к малой родине моей бабушки – деревеньки Васильевка, где остались родители, белорусские переселенцы. У семьи не было своего жилья в Иркутске и предполагалось, что все заработанные на Севере денежные накопления будут употреблены на покупку дома и на обустройство. Но не тут-то было: грянула денежная реформа 1947 года, проведенная в форме деноминации. И, по словам мамы, все заработанные немалые деньги превратились в пшик. Семья в одночасье из состояния благодушной радости, связанной с новыми впечатлениями от Иркутска после однообразной жизни в холодном северном городке, перешла к состоянию шока, поскольку сразу оказалась нищей. Вместо покупки дома пришлось снять дом (угловой на ул. Пискунова и ул. Карла Либкнехта). А вместо безбедной жизни моей бабушке, Александре Платоновне Царик (в девичестве – Коченковой), пришлось денно и нощно шить телогрейки, которые после войны ввиду дешевизны и практичности пользовались особым спросом, а затем продавать их на иркутской барахолке. Через некоторое время семья наконец-то перестала бедствовать, поскольку Якова Евдокимовича как верного партийца назначили на должность директора кирпичного завода в Ленинском районе. Как я уже упоминала, для Якова Евдокимовича Иосиф Виссарионович был кумиром и неоспоримым авторитетом в жизни. Смерть Сталина обернулась для отчима моей мамы крушением всех надежд. Вождь был для Якова, неуверенного украинского паренька, тем факелом, который озарил всю его жизнь.

Мама всегда считала Якова Евдокимовича своим отцом и считала бы его таковым до конца своих дней, если бы не бабка Маланья, деревенская сплетница из Васильевки. Однажды, когда вся родня дружно организовала вылазку в лес за грибами, бабки Маланья спросила маму: «А где твой отчим?»

Яков Евдокимович гордился своей падчерицей-доченькой. В школе на родительских собраниях он всегда восседал с торжественным видом, с чувством родительского умиления. Ведь Мила (как ее с детства всегда назвали) была неистовой в овладении знаниями. Моя бабушка про нее всем говорила: «Это – наш Ленин!»

(Продолжение планируется.)

  • Расскажите об этом своим друзьям!

Тэги:

У нас есть похожие статьи и новости: