Вера Васильева в свои 90: «Бабушек я и сейчас не играю» |
15 Января 2015 г. |
"Я привыкла жить распахнуто. И жизнь меня за эту распахнутость никогда не била. Вот взяла и вас к себе домой пригласила, абсолютно незнакомого человека", - с такого откровения началась наша непростая беседа с великолепной актрисой Верой Васильевой. Ей под 90 лет, она в прекрасной физической форме, старух играть так и не стала, ее роли - исключительно благородные дамы. Так откровенно говорить о своей жизни, о чувствах и внутренних противоречиях могут позволить себе только бесконечно глубокие люди. Пишет "Российская Газета". "Ссориться так и не научилась" Детство мое по теперешним понятиям было бедным, а по той жизни - нормальным. Тогда не было такого расслоения, как сейчас, мой папа был обыкновенным шофером, мама домохозяйка, нас, детей, в семье было четверо. Когда мне исполнилось лет семь, соседка повела меня на спектакль "Царская невеста", я была потрясена тем великолепием, той красотой, которую увидела. То море блеска, те ложи и те люстры, тот переливающийся бархат меня, ребенка коммуналки, просто зачаровали. Мне кажется, что я даже не дышала от всего увиденного. Это был инопланетный контраст с нашей жизнью, в которой общая кухня, ржавая раковина для умывания по очереди. Предельно скромно жили. Вдруг театр! Там красота, нарядные люди. Оркестр. Дирижер. Я была ранена контрастом жизни, настолько ранена, что даже не хотела жить. Мне было лет двенадцать, когда я взяла бритву и хотела вскрыть вены. Порезала руку, но сильно не получилось, бритва гнулась, я испугалась. Так два шрамчика осталось у меня на всю жизнь. Мне хотелось блеска жизни, а его не было и не предвиделось. Думала умереть молодой и красивой. Читала очень много в детстве. Росла девочкой в себе, больше пребывала в своем, придуманном мире. Подружки у меня были относительные, я придумала детский театр и мне нужны были артисты. Из подъезда сделали сцену, лестницы были ложами, а партер размещался у самого входа в подъезд. ...Я вообще не умею ругаться матом, один раз в жизни ругнулась, но это было жутко смешно. Я вообще ссориться не умею, не знаю даже, как человеку сказать "дурак". Когда меня обижают, я замолкаю и ухожу. Скандалить совершенно не умею. Это у меня от книжек, а еще больше - от папы. Он был человеком невероятной кротости и доброты, очень верующим. Я его безумно любила. В начале войны мама с младшим братом уехала в эвакуацию, а я осталась с папой в Москве. Мне было с ним очень хорошо. На артистку я поступила учиться в 1943 году - в единственное тогда в Москве театральное училище. Училась ровно, была незаметная, вернее неприметная. Но всегда чувствовала одобрительную улыбку со стороны педагогов. Еще тогда поняла, что в актерском деле главное - способности, а педагоги могут лишь натаскать и не более. После выхода картины "Сказание о земле Сибирской" меня на улицах узнавали, говорили: "Настенька, как там в Сибири?" Когда слышали, что в Сибири я никогда не была, у многих в глазах читалось разочарование. Эта роль была похожа на исполнение моей мечты, я ведь никогда не мечтала о муже слесаре и розовощеких детях. Думала, что уеду работать в провинциальный театр, может быть, там будет актер герой-любовник, который всех любит на сцене и полюбит меня в жизни. Рассматривала и другой вариант: вот встречу доброго человека, например, осветителя сцены, и выйду за него замуж. Вот такие "сказки Пырьева" Какая была Марина Ладынина? А я на съемках с ней не общалась. Она была звезда, а я кто? У нее был свой отдельный закуток, в котором она гримировалась, она туда шла быстрым шагом. Иногда я видела, как Пырьев репетировал с ней сцены, мог матом покрыть ее на весь павильон. "Ну, выдави из себя хоть одну слезу!" - громко кричал он на нее. Ко мне Пырьев относился очень нежно и бережно, видимо, понимал, что я еще полуребенок, мало чего умею. Если бы он на меня стал кричать, я бы вообще зажалась, и ничего бы не получилось. Это сегодня картины Ивана Пырьева называют "советскими сказками", тогда это даже в голову никому не приходило. Если это и сказки, то сказки о предельно простых, добрых советских людях. Сталинская премия? По-моему, это было сто тысяч рублей, которые мы разделили на десять человек. Даже не помню, на что их потратила. Одна подруга мне сказала, что знак лауреата надо носить на дорогом костюме. Поехали к портнихе и сшили черный, очень хороший костюм. Но я его лацкан так и не продырявила. Некуда было носить, да и не хотелось. Пырьева я воспринимаю как очень русскую личность. Что это значит? Это значит - огромный контраст между великим, высоким, возвышенным и безумно низменным. То, как он орал, было просто отвратительно, но настолько же и талантливо. Пырьев совершал много плохих поступков и много великолепных, спасал многих и топил немало. Был всесильным, ему нравилась эта роль. В общем, был очень русским. После выхода одной из картин, мне говорят: "Пырьев хотел с вами поговорить". Я обрадовалась, думаю, может, еще какую роль предложит. Велели прийти в гостиницу "Москва", там была его деловая резиденция. Приехала, вошла к нему, он спрашивает: "Ты довольна?" - "Да, Иван Александрович, спасибо вам огромное", - говорю в ответ. - "А как ты меня отблагодаришь?" - с напором в голосе спрашивает он. Я снова лепечу в ответ спасибо, переспасибо. Он говорит: "Пойди сюда, отблагодарить ты меня должна по-другому". Завязалась борьба. Я кусалась, царапалась, в итоге победила. Он резко встал, весь белый от злости, хлопнул дверью и выкрикнул: "Больше не снимаешься!" И я много лет на "Мосфильме" не снималась. Честно скажу, не переживала по этому поводу. Ведь я сразу попала в театр... "Сатиру ненавижу" В Театре сатиры я получала много неинтересных ролей, были большие периоды творческих простоев. Жить с ощущением пятого лебедя справа очень трудно. Спасалась в провинции - с удовольствием принимала приглашения главных режиссеров театров Орла, Твери и Брянска. Играла там прекрасные главные роли: Раневскую, Кручинину. Без лишних слов, капризов и требований садилась на электричку и ехала. Приезжала не как звезда и не как народная артистка СССР. Никаких условий, никаких особых гонораров. Играла и была безумно счастлива. Это мне давало силы и веру в себя. Долгое время Театр сатиры был абсолютно не мой, я ненавижу сатиру, не люблю комедии. Мне по душе лирические роли. Бабушек я и сейчас не играю, играю возрастные роли, но это не бабушки, это дамы. Не обижаться на людей совсем не сложно, обида ведь разрушает. Я всем знаю цену, знаю, с кем нужно быть сдержанной, от кого вообще подальше держаться. Но жизнь прожила без обид. Даже на Таню Егорову не обиделась, когда она выпустила книгу "Андрей Миронов и я". Там мне от Тани так досталось! Просто была удивлена тем, как она воспринимает мир и людей. Она описывала в своей книге нашу поездку в Прибалтику: я была с мужем, она с Андреем, это было такое счастливое время, мы были так дружны! А у нее во всем сквозит презрительная нотка, вся поездка описана в каких-то желчных красках. "Андрей Миронов - это вечный мальчик" Как актер он был великолепен, умен и чуток. Очень образованный, тонко и глубоко чувствовал, что происходит в мире. Как актер - безупречен. Андрей был мальчишкой, который хотел нравиться всем женщинам, сам тоже во многих влюблялся и причем искренне и вдохновенно. Впрочем, в меня он не был влюблен. Я на него смотрела и думала: какая прелесть. Он безумно любил искусство и был ему предан. Очень любил свою маму, просто преклонялся перед ней. Доходило до смешного, Мария Владимировна Миронова была религиозным человеком, и Андрей часто просил меня поздравить маму с каким-нибудь религиозным праздником. Я, человек невоцерковленный, ничего не понимающий в этих праздниках, не могла ему отказать и послушно поздравляла. Обаяния он был немыслимого. Я даже иногда думаю, что судьба его пощадила, рано забрав. Не могу его представить стариком. Ольга Аросева? Мы десятки лет были в одном театре, но не дружили никогда и даже не приятельствовали. Мы очень разные, я ничего не знала о ее жизни. Я всегда считала, что она очень талантливый человек, который выражает наш театр. Конфликтов никогда не было, но однажды был такой момент: Ольга Александровна играла роль в очень откровенном костюме, который ей совсем не шел. Как-то я попыталась ей об этом сказать. Только начала фразу, она меня оборвала, сказав, иди к такой матери... Больше я ей никогда не смела советовать. Но костюм она поменяла. Жизнь параллельно от мужа Семейная жизнь? Она начиналась с комнаты в шесть квадратных метров, где была кушеточка для меня и раскладушка для Володи. Понимаете, я всю жизнь любила режиссера Бориса Равенских... А мой муж Володя - добрый, понимающий человек - был свидетелем моего романа. "Верочка, вы с Борисом не пара, и я тебя всегда буду ждать", - говорил он мне. Мы очень хорошо понимали друг друга в человеческом плане, и я счастливо с ним прожила. Я была ему очень благодарна, я как бы ушла в монастырь от несчастной любви. В монастырь, где есть муж. Володя был часовым моей любви. Лишила ли я себя плотской радости? Не считаю. Женщина любит, когда ее любят, а я ведь была избалована и позволяла себя любить. И роман с Борисом я оборвала, боже сохрани дожить до момента, когда бросают тебя. Ребенка вот не родила, я не интересовалась этим. Уж очень профессию любила, моя профессия этого стоит. В моем понимании. Сейчас у меня есть крестница Даша и ее дочка. Даша почти двадцать пять лет рядом. Ее мне Бог послал: я шла к Володе в больницу с тяжелыми сумками, а она вызвалась помочь. Так мы и познакомились. Она иногда писала письма после того, как смотрела спектакли мои. Письма были очень умные и любящие. Много лет назад Даша в долг купила подержанную машину и возила меня со спектаклей и на спектакли, когда Володя болел, сильно выручала. Когда мне было очень трудно, она появлялась рядом. Последние десять лет Володя был тяжелобольным, я оставляла его с няней и Дашей. Знала, что он будет под полным присмотром. Я ничего не знаю про бытовую жизнь. Какие счетчики на воду, какие тарифы, понятия не имею. Это все Даша. Я и готовлю плохо, Даша готовит и мне привозит. Что я могу? Могу сварить грибной суп, щи - и все пожалуй. Шершавинка от возраста Что пугает? Смерть. А еще больше смерти пугают немощь и дряхлость, быть обузой себе и Даше - Боже сохрани. Хотела бы сначала умереть, а потом перестать работать. Я избалована своими сегодняшними ролями и отношением людей, оно, на мой взгляд, незаслуженно хорошее. Свой возраст называю всегда. Смело говорю: родилась в 1925 году. Девяносто лет - это девяносто лет. Печален диссонанс - душа ведь почти без морщин, чего не скажешь про тело. По душе можешь сыграть любую роль, еще большую любовь и страсть готов показать. А плоть уже этого не позволяет, тебе не поверят...Знаете, когда мне говорят "давайте я вам помогу, стульчик подам", то я ненавижу этого человека... Есть какая-то шершавинка от возраста. У меня ведь нет других забот, чем сыграть роль и привести себя в порядок. Выспаться, ручки-ножки в порядок привести. И еще, у меня нет возрастных тревог типа "дочка не за того вышла замуж" или "у нее пятый аборт, а зять дурак". Не печалюсь, что внучку отчислили из университета... Живу, как в семнадцать лет, мои интересы не отягощены бытом. И отношение людей очень хорошее, это тоже приятно. Сцена? От нее получаешь счастье необычайное. Я не считаю себя хорошей артисткой, я не все могу сыграть и не все могу показать. Я могу прожить чужую жизнь, но с одним условием, чтобы она была для меня интересна. Не стремлюсь поражать великим мастерством. "Пиковая дама"? Я о ней никогда не думала. Но когда я получила эту роль, то поняла, что могу ею быть. Я понимаю, что такое женщина, которая пользовалась бешеным успехом, которая могла одним словом поднять и уничтожить. Теперь она старая, но у нее много денег, а люди ради денег могут перетерпеть многое. Я могу издеваться в роли, это месть тому, что наступила старость. Это женские черты, и я их могу показать. А в жизни я очень покладиста.
|
|