«Цензуру не люблю, а пошлость презираю» |
17 Апреля 2015 г. |
В свои 75 лет легендарный танцовщик Владимир Васильев продолжает ставить спектакли, писать стихи и картины. Его Спартак, Базиль, Щелкунчик-принц навсегда останутся непревзойденными вершинами. А сценический и жизненный дуэт с Екатериной Максимовой, союз Кати и Володи, как называли их во всем мире, — одна из величайших историй любви. На нынешний юбилей он превзошел по смелости самого себя: завтра на сцене Большого — гастрольный спектакль Театра оперы и балета Татарстана «Даруй нам мир» по «Высокой мессе» Баха. — Как можно решиться ставить балет на духовное произведение? Ведь танец — самое языческое из всех искусств, говорящее языком тела. — Прежде чем я решился ставить Мессу Баха так, как поставил ее сейчас, прошло несколько десятков лет. И, видимо, пришло время. Этот спектакль — не балет, не опера, не симфонический концерт. Скорее — действо, размышление, философская исповедь с участием солистов, хора, оркестра. Да, здесь есть и балет, более того: в последней Осанне — сцене народного ликования — танец выглядит скорее первобытным и языческим, в отличие от других сцен, где пластика решена классическим языком. Но просто балет на эту тему я не решился бы делать никогда. Танцовщики здесь — лишь часть огромного ансамбля участников (на сцене около 200 человек). И моя постановка — не религиозное произведение. Месса — это вселенская музыка, принадлежащая всему человечеству, вне любых делений, границ и конфессий. Она, по-моему, высокодуховна не по ее предназначенности церковному канону, за рамки которого она вышла благодаря гению ее создателя. Божественность Мессы я вижу в ее воздействии на слушателя — она возвышает человеческую душу, заставляя задуматься о главном: что есть мы, с чем и зачем пришли в этот мир. Недаром сказано, что, когда звучит музыка Баха, с нами разговаривает Бог. — Вы танцевали все главные партии классического репертуара. В какую из них сегодня, будь такая возможность, хотелось бы вернуться? — Возвращаться куда бы то ни было вообще не в моем характере. Несмотря на возраст, мне по-прежнему хочется идти вперед — не оглядываясь, создавая что-то новое, постигая неизведанное. — Тогда о каком жизненном шаге жалеете? В прошлый наш разговор вы причислили к таковым приглашение в театр Волочковой. Может быть, сегодня придет на ум что-то другое? — Наверное, прошлый наш разговор произошел много лет назад. Сейчас я бы сказал словами из своего стихотворения: «Я ни о чем никогда не жалею,/ Я ни о чем никогда не грущу,/ Что не сложилось, я знаю — не склеишь./ Друга узнаю, врага — отпущу». — Чем сделанным на посту директора Большого вы гордитесь? — Тогда удалось вывести театр из творческого застоя, вдохнуть новую жизнь в процессы, которые по многим причинам находились в упадке. Ведь в то время, когда я пришел в театр, раздавались предложения от очень серьезных, авторитетных личностей в искусстве: нужно распустить труппу и набрать ее заново. То, что этого не случилось, считаю и своей заслугой. Как и то, что настоял на строительстве Новой сцены и труппа получила дом на время реконструкции. А если и были какие-то ошибки, чего вряд ли избежал хоть один человек на руководящем посту, то, скорее всего, их причина в том, что был слишком либерален, мягок, открыт. Но этого уже не изменишь. Я такой, какой есть. — Будь у вас возможность пообщаться с постановщиками новосибирского «Тангейзера» и с его противниками, что бы вы сказали тем и другим? — Я не видел этот спектакль и не могу судить о нем. Если говорить в общем, то, как любой человек, занимающийся творчеством, я против цензуры в искусстве, против вмешательства в творчество художника. Но! Я презираю пошлость и голый эпатаж ради дешевого пиара. Как часто я вижу проявления этого на сцене, а потом читаю восторженные отклики, которые возводят на пьедестал то, что и искусством-то назвать трудно! — Когда вас спрашивали, почему вы с Екатериной Сергеевной не уехали за границу, вы отвечали: «А где я там найду еще одну Рыжевку?..» Неужели местоположение дачного дома может так много значить в судьбе художника? — Конечно, дело совсем не в географии, березки растут и в других местах нашей огромной планеты. Но есть понятие Родины. Я люблю нашу землю, нашу природу, нашу глубинку даже с ее покосившимися старыми избами, разваленными церквами, непролазными, раздрызганными дорогами, люблю друзей, люблю русский язык, люблю вольный воздух наших просторов — да разве все перечислишь! Это в моей крови, и без этого я не смогу остаться собой. И это мы с Катей чувствовали совершенно одинаково. И все это нам было важнее любых благ, которыми могла прельстить нас заграница. — Однако вы много времени проводите и в Италии. — Италия, и больше всего Рим с его более чем 2000-летней историей — моя вторая любовь после России. Красивая страна, где много солнца, любви, радости. Люди приветливые, чем-то даже похожие на нас, русских. Будучи танцовщиком, я много гастролировал по Италии, выучил итальянский, и мы нашли там много друзей. Сразу после того как я ушел из Большого в 2000-м, меня позвали в Римскую оперу исполнить роль Маэстро — Чайковского в балетно-драматическом спектакле «Долгое путешествие в Рождественскую ночь». Там я читал Пушкина на русском и «Бурю» Шекспира на итальянском, танцевал. Потом было множество постановок с Франко Дзеффирелли, где я делал хореографию: «Аида» в Арена ди Верона, миланском Ла Скала и Театро Массимо в Палермо, «Травиата» в Римской опере. В Римской опере еще раз вышел на сцену в роли Дягилева-Нижинского в спектакле «Дягилев-Мусагет» в юбилейный год Дягилева. Сейчас вот в мае откроется выставка моих живописных работ — теперь уже в Русском культурном центре, в красивом палаццо в центре Рима. Я рад, что прекрасная пианистка Катя Мечетина согласилась принять участие в открытии выставки, так что будет целое культурное событие. — А в России есть у вас проект мечты? — О том, как осуществился один, вы узнаете уже завтра. Есть и другой, пока не осуществленный, — «Драма на охоте» по Чехову. — Многие наши артисты рассказывают про недружественные выпады в адрес гастролирующих за рубежом россиян, совсем как в советское время. — При мне как-то никто ни разу не сказал ничего плохого ни о моей стране, ни о дорогих мне людях. Даже во времена холодной войны, когда мы выезжали с Большим театром на гастроли, публика горячо нас приветствовала, несмотря на отдельные выпады и провокации. Никогда не было санкций против людей искусства. В этом смысле то, что происходит сегодня, мне кажется вопиющим. — В мире балета все больший авторитет приобретают украинские танцовщики. Неудивительно, ведь у нас, по сути, общая школа. Случалось ли в последнее время сотрудничать, не возникало ли сложностей? — Со многими моими украинскими коллегами мы встречаемся по всему миру, и никогда я не чувствую никакого изменения в их отношении ко мне. Никто из них не сказал ни слова плохого о России в моем присутствии. Правда, на последний конкурс «Арабеск» имени Екатерины Максимовой украинские артисты не приехали, и мы очень жалели об этом. Мне кажется, это время отчуждения не может долго продолжаться. Мы родственные народы с похожей культурой, обычаями, языком. И должны жить в мире друг с другом. Я в это верю. — Катя написала большую автобиографическую книгу. А вы, насколько знаю, предпочитаете стихи. Это еще одно проявление разности ваших темпераментов? — Дело совсем не в том, что стихи для меня предпочтительнее прозы. Я их не сочиняю специально — они приходят откуда-то помимо моей воли, тогда я их просто записываю. Вот к юбилею выйдет новая книга. — Продолжается ли ваше живописное творчество? — Без живописи я не живу ни дня. Именно она стала главным делом моей жизни сейчас. В моей мастерской накопилось уже больше тысячи работ, я создал эскизы оформления 10 моих постановок, прошло более 20 выставок. А сюжеты моих картин — по-прежнему пейзажи и окружающая меня природа, люди, обстановка. Красота мира все так же волнует меня. Впереди несколько выставок в Москве, ближайшая откроется в галерее Бахрушинского музея 20 апреля. А потом — в Риме 15 мая и 16 июня — в Санкт-Петербурге. — В прошлый раз вы говорили, что у вас нет никаких секретов долголетия, сохранения физической формы, кроме одного: быть активным. Что вы и жареного мяса не чураетесь, и хороший крепкий напиток по доброму поводу и в дружеской компании можете употребить. — К счастью, я по-прежнему все это люблю и могу получать от этого удовольствие. И не важно, хорошее ли это вино в Италии или качественная водочка в Рыжевке. Главное все-таки — люди, с которыми радость от этого чревоугодия можешь разделить.
|
|