Михаил Горбачёв: «Нельзя народ сводить к нулю» |
14 Января 2011 г. |
— Когда-то советские люди, которые верили в то, что Ленин был защитником народа, сочинили такой анекдот: «Брежнев приказал оживить вождя пролетариата, и того привезли в Кремль. Утром генсек приходит в Кремль и обнаруживает записку, написанную Лениным: «Уехал в Женеву, надо начинать всё сначала». Когда Вы смотрите на политическую жизнь в России, у Вас не бывает ощущения, что надо начинать всё сначала?
— Бывает. И очень часто. Возьмите, например, выборы. То, что произошло 11 октября, задевает меня за живое, я начинаю говорить резкости, хотя не люблю, когда политики это себе позволяют. Мы должны констатировать: законы, которые принимала в последние годы Госдума, доломали избирательную систему. А в Думе, как известно, орудует «Единая Россия», и она, пользуясь своими преимуществами, меняет выборную систему так, как это выгодно ей. Смотрите, «Единая Россия» может даже не реагировать на то, что три фракции в знак протеста против подтасовок на выборах покинули Думу… Представители партии власти даже вздохнули с облегчением. — Но это и не партия, если говорить всерьёз. — Какая бы она ни была, но она зарегистрирована как партия. И сегодня среди её членов — губернаторы, чиновники и все остальные, которым сказали: вступай или… И вот это «вступай или...» довело до такого состояния, что сегодня в стране профанация, а не выборы. Именно поэтому я уже не первый год говорю о необходимости немедленного внесения изменений в избирательные законы. Мы должны добиться реализации конституционных прав граждан, а граждане как раз сегодня оттесняются от реальной политической жизни. Смотрите, практически везде отменили выборы по одномандатным округам. Теперь, чтобы стать депутатом, ты обязан записаться в партию или купить себе это место. Говорят, 10-е место в списке стоит столько-то, повыше — дороже… Вот что происходит: у нас места в партиях покупаются. Перекорёжено всё. — Когда Вы начинали перестройку, реформаторы вызрели внутри КПСС, никакого другого варианта не было. Думаете ли Вы, что сегодня реформаторы могут появиться в рядах «Единой России»? — Самое главное, чтобы дали возможность людям выбирать… А сейчас у нас полагаются только на Владимира Владимировича Путина. — Как лидера «Единой России». — Да, он присоединился к «Единой России», а я думаю, что не надо было этого делать. Надо обеспечить реальное участие людей в выборах. Всех надо избирать – вот где вертикаль нужна. Номенклатура не выдерживает испытания демократией. А без демократии ничего не получится. И не спасут власть никакие теоретики, все эти новые Марксы в виде Суркова. Вот Сурков ухитрился книгу написать «Околоноля». Я только начал с ней знакомиться, но уже чувствую замысел этой книги. А замысел такой: сказать, что всё общество – это нуль. Поэтому с этим нулём ничего не сделаешь, им надо твёрдой рукой управлять…Нельзя народ так сводить к нулю… — Значит, всё-таки надежды на то, что реформаторы возникнут внутри власти, у Вас нет? — Может так сложиться, что недовольство будет нарастать и внутри партии власти. Есть и там люди, которым не- удобно за то, что происходит, они даже стесняются. – Ответственность лидера «Единой России» за то, что происходит, на Ваш взгляд, велика? — Безусловно. И пусть лидеры «Единой России» не пытаются свалить ответственность на кого-то. Всё, что они делают, они делают сознательно, разрушают избирательную систему, уже, по сути, доломали её... — В результате у нас нет механизма перехода власти от одной политической силы к другой. — Почему нет? Сейчас дуумвират, потом будет триумвират… — Но это как раз не переход власти, а сохранение её в одних руках. — Конечно. Это то, что я называю: чёрт побери, до чего мы дожили! — Вас до сих пор упрекают в том, что вы развалили Советский Союз? — Это вопрос решённый. Развалил… — Давайте вернёмся на 20 лет назад, в октябрь 89-го. — 89-й год – это особая точка в развитии процесса, который привёл к окончанию холодной войны. — Приходят ли сегодня в голову мысли, что в чём-то Вы тогда ошиблись? — Причём тут я? Весь мир менялся. — Что-то он при Леониде Ильиче Брежневе не очень менялся. — Нет, я не отказываюсь от того, что я руку к этому приложил. Но что было, то было: в одном запоздали, в другом забежали вперёд, в третьем просто, выражаясь терминами сегодняшних политиков, по морде кому-то не дали. — А надо было? — Надо было. — Вас часто упрекают в том, что вы в 89-м году предъявили не слишком жёсткие требования к тем же Соединённым Штатам или к Западной Европе относительно их обязательств перед распадающимся Советским Союзом. — Всё, что надо было записать при объединении Германии, всё было записано. И Германия, кстати, пунктуально всё выполнила. Ни ядерного оружия, ни химического оружия, ни войск бундесвера, ни натовских подразделений на территории ГДР не было — раз. Всё, что было определено в рамках Хельсинского процесса, соблюдено – два. Три: мы с Колем подписали потрясающий договор. И до сих пор в соответствии с ним живём. Он открывал огромные возможности сотрудничества. Было сделано всё, чтобы Германия, которая вместе с нами оказалась жертвой войны, развязанной фашизмом, чтобы Германия, с которой нас связывали вековые, пусть и непростые отношения, прислушалась к своим выдающимся деятелям, которые говорили: всегда надо быть с русскими. А вот Генри Киссинджер говорил своим президентам: нельзя допустить сближения Германии и России. Почему? Потому что если демократически обновлённая, пережившая драму Германия и демократически обновлённый, переживший трагедию, а не драму Советский Союз, если они сотрудничают, то в Европе очень многое может развиваться под их влиянием. Ещё раз: что касается Германии, советское руководство и я сделали всё, как надо. И в интересах немцев, и в интересах России, и в интересах Европы, и в интересах всего мира. — В годы перестройки Советский Союз приобрёл в мире довольно много союзников и даже друзей. В последнее время Россия, напротив, нажила себе много врагов, в том числе и на территории СНГ. — Думаю, Россия продолжала то, что началось при Советском Союзе, она не вмешивалась во внутренние дела соседей и в процессы, которые проходили в Восточной и Центральной Европе. Мы первыми в 89-м провели у себя свободные выборы, мы пошли на гласность, свободу совести, свободу выезда, политический и экономический плюрализм. А потом начали бы давить наших союзников, с которыми мы много лет сотрудничаем? Это, по-моему, было бы величайшей ошибкой. Хорошо, что этого не произошло. — Но сейчас Россия довольно активно вмешивается в дела своих ближайших соседей. — Я думаю, что строить общеевропейский дом надо с обеих сторон. Была хорошая идея создать единое экономическое пространство четырёх стран – Россия, Белоруссия, Украина и Казахстан, притом что все остаются независимыми, свободными государствами. Что это означало бы? 80 процентов потенциала Советского Союза. Не получилось… Сегодня обсуждается и другая идея, она связана с системой коллективной безопасности в Европе. Под эту идею мы – я, бывший министр иностранных дел Германии Геншер, советник по национальной безопасности двух президентов США, Форда и Буша-старшего, Скоукрофт – сделали свои предложения. Их суть в том, что Европе нужен свой орган, способный решать все вопросы безопасности в превентивном порядке, не допускать пожаров, даже мелких. Я сказал, что нужен совет безопасности для Европы, Геншер такого же мнения. В связи с этим я считаю, что приход президента Обамы — это очень большое событие. Когда три года назад я выступал где-то на среднем Западе, меня спросили: скажите, что вы посоветуете Америке? Хорошо, сказал я, только это будет не расписание, не меню, а совет: я думаю, что Америке нужна своя перестройка. Зал встал и устроил овацию. Я тогда своему переводчику Павлу Палажченко сказал: « Знаешь, а ведь Америка стоит на грани перемен». Так оно и получилось. — Возвращаясь к Вашей идее новой системы безопасности в Европе… Может быть, западным странам сложно договариваться с Россией потому, что здесь сложилась недемократическая политическая система? — Мы в демократическом транзите. — Но как-то застряли на полпути. И даже двинулись в другую сторону. Вы же сами говорили… — Нет, я так не говорил. — Говорили, что избирательная система не работает… — Больше говорил — что её сделали похабной. Но это не значит, что вся Россия идёт назад. Это власти строят такой механизм, чтобы не уступать менеджеру Сталину. Не дай бог, следовать нам этому менеджеру. — Есть гарантии, что мы не последуем дальше по этому пути? — Я думаю, да. Дёргаться будем, но назад дороги нет. — То, что Вы сделали, необратимо? — Необратимо. Хотя как политик лично я битву проиграл. Но политика перестройки, внешняя политика, новое мышление, несомненно, одержали огромную победу. И не будет возврата. Если кто-то собирается предпринять такую попытку, то надорвутся. Я им не советую. Мир уже другой. — Почему Вы говорите, что проиграли как политик? — Потому что меня вышибли из седла. Я должен был уйти. Выдающиеся люди вышибли — моё окружение, Центральный комитет, который почти поголовно поддержал путч в 91-м. — Вы в истории Советского Союза и России остаётесь единственным политиком, который передал власть другому политику демократическим путём. — Да, это моё кредо – перемены без крови, без насилия. Вот никак не поймут, насколько это важно. — Даже преемника себе не назначили. — Да, не назначил. — А был такой соблазн? — Бориса, что ли, надо было назначить? Я сожалею, что я его не убрал. Пожалел, откровенно скажу. Всё-таки одно поколение, он же на месяц старше меня, мы одногодки. Что он потом творил, а ему всё сходило с рук. А мне ничего не сходило. Даже то, что было явно позитивно, и то вызывало ненависть — аж зубы скрипели. Например, появление Раисы со мной рядом. Сколько было разговоров! А я задаю вопрос: что, с женой нельзя, с секретаршей лучше, с б... лучше? Нет, и этого не простили. А я не собирался ничего менять в своей жизни. Мы и ходили, взявшись за руки, сорок лет до этого и 30 лет после этого. Ну и что? Бесились, не прощают до сих пор. Вот это моя жертва, расплата. Она не выдержала, потому что была в этом отношении очень щепетильна – тяжело переживала напраслину. А политику она не любила... — Она любила политика. — Да, тут она не ошиблась. Бывало, кто-то скажет ей: «Раиса Максимовна, вы всё хорошеете». А я в ответ: «Да, с мужем повезло». Она включалась тут же: «А я думаю, кое-кому повезло с женой». Вот она ушла, и мы так и не разобрались, кто был прав. Я очень бы хотел, чтобы существовал тот мир, который позволил бы встретиться и продолжить спор. — Вы когда-то написали статью, которая называлась «Счастливых реформаторов не бывает». А потом в интервью Владимиру Владимировичу Познеру сказали, что ошиблись. А как Вы сейчас думаете? — Когда сказал, что счастливых реформаторов не бывает, имел в виду, что столько выпало испытаний... день и ночь, ночь и день, и нет благодарности народа. А потом сам себя спросил: почему тебя должны благодарить? Тебе такое счастье выпало — менять эту огромную страну. Я счастлив ещё и потому, что у нас была такая семья, которая разделила все эти реформаторские страдания. — Михаил Сергеевич, разрешите провокационный вопрос. — Ну вот, а начинали вроде по-человечески… — Никогда не было соблазна после того, как вы ушли с поста президента, уехать из России? — Нет, никогда. Даже шевеления. Пусть что хотят делают. Вывезти меня можно, уничтожить можно, выбросить можно. Но сам не уеду. Время идёт, жаль, что всё в основном позади. Ну что же, нельзя, наверное, быть таким ненасытным...
Тэги: |
|