ЖИЗНЬ НА ПЕНСИЮ
ПОДРОБНОСТИ
ДЛЯ ДУШИ
НА КАЛЕНДАРЕ
ОБЩЕНИЕ
ПАРТНЕРСТВО

Первый снег, или Уроки столярного
Анатолий ВЫБОРОВ   
06 Октября 2016 г.

Всё-таки удивительны выкрутасы нашей памяти. На днях выпал первый снег. Утром обметал от него машину, и вид этого хрустящего пуха, похожего на ворохи свежей стружки, вдруг вызвал в памяти такие глубокие воспоминания детства, что не приходили в голову многие десятилетия и, казалось, были забыты уже навсегда. Они, эти воспоминания, навеяли, причём уже во второй раз за последнее время, образ одного человека, благодаря которому я усвоил многие навыки столярного дела и познал первые уроки другой, совсем не книжной или киношной жизни.

Он приехал в нашу глухую деревушку осенью в качестве мобилизованного на уборку. Сухощавый, по-военному подтянутый, ещё моложавый мужчина. Но его лицо, с глубокими складками у рта и морщинами вокруг глаз, да и сами глаза – жёсткие и колючие под нависшими бровями – выдавали в нём повидавшего многое в жизни человека. Его поселили в пустовавшую избушку рядом с нашим домом. Вечером он по-соседски зашёл к нам помыться-побриться-почаёвничать, быстро нашёл с отцом общую фронтовую тему для разговора, побалагурил с ребятишками, сказал приятные слова хозяйке дома, вмиг помог старшему брату решить сложную задачку по алгебре. В общем, стал у нас в доме своим. А потом и вовсе поселился на долгие годы в той избушке. Обжился, устроился в совхоз на работу, привёз откуда-то свои нехитрые пожитки и неведомые доселе деревенской шпане столярные инструменты. Столяром он был отменным. И сейчас ещё в некоторых домах моей деревушки можно найти слаженные им рамы, этажерки, комоды...

Звали его дядя Осип, фамилия – Пьянков. Бывший фронтовик, офицер-артиллерист запаса, а ныне – «мибилизованый», «перекати-поле», «никчёмный человек», как за глаза окрестили его досужие деревенские кумушки. Дело в том, что дядя Осип страдал одной пагубной страстью – пил. Причём пил по-чёрному. После недели-двух относительно трезвой жизни он уходил в такие недельные запои, что попросту терял человеческий облик: валялся под забором, смертным боем бил приблудившуюся к нему заезжую бабёнку, а в пьяном бреду или командовал в бою своим артиллерийским расчётом, или костерил, на чём свет стоит, советскую власть и её правителей.

Отчего и когда в его жизни наступил такой надлом – никто толком не знал. Поговаривали, что у него, фронтовика-орденоносца, блестящего артиллериста и математика, после войны были неплохие перспективы, что не всегда он жил так вот безалаберно и запущенно, что у него была когда-то семья, дети, но всё это он, «отмотав срок за свой язык», променял на пагубную страсть. Видимо, фронтовые сто грамм для молодого выпускника артиллерийского училища, послевоенная невостребованность и несправедливость к победителям той страшной войны, а возможно, и нелады в семье сделали своё дело.

Но в минуты, точнее, дни своего просветления это был добрейший человек, мастер своего дела и великолепный рассказчик. Мы ближе познакомились с ним, когда я, десятилетний пацан, пытался из умыкнутых у отца брусков выстругать свои первые лыжи. Семья жила тогда архибедно, и «спортинвентарь» из магазина нам был не по карману. Он подошёл, долго смотрел, как я топором пытаюсь придать лыже нужный изгиб, смахнул рукавицей со второго бруска свежевыпавший пушистый снег (вот оно откуда, пришедшее воспоминание!) и коротко сказал: «Пошли!». В его домике мы из осиновых дощечек выстругали две лыжины, отпарили их в кипятке и с помощью разных брусочков и верёвочек круто, «как у спортивных», загнули им концы. Потом пропитали морилкой и даже ложбинки на их оборотной стороне специальным рубанком сделали. Назавтра я был самым «крутым» (как бы сейчас сказали) лыжником деревни.

А наши встречи с дядей Осипом стали с тех пор чаще и продолжительней. Целыми днями я пропадал у соседа, сначала часами смотрел, как он выстругивает, подгоняет, шлифует то или иное своё изделие, а потом под его началом и сам стал пробовать делать что-то подобное. Между делом мы ели жареную на сале картошку или лук, запивая всё это «настоящим чифирём». И всё это время я слушал его рассказы о неведомых землях и городах или «про войну». И эти его рассказы-воспоминания о войне как-то не увязывались в моей голове с тем, что я видел в кино, читал в книгах и учебниках – окопная правда войны была менее романтичной и куда страшней...

Однажды к нему приехали погостить на лето его дети: мой ровесник Сашка и две дочери постарше – Люда и Галя. Мы играли на лужайке возле дома в нехитрые деревенские игры, о многом разговаривали, но о том, что же произошло в их семье и в судьбе отца, я так и не решился спросить. В то лето дядя Осип почти не пил.

...Потом я вырос и уехал из отчего дома. И в редкие приезды узнавал, что в жизни дяди Осипа ничего не изменилось. А в очередной приезд, уж четверть века тому назад, он зазвал меня к себе, подарил старинную швейную машинку, фигурный рубаночек и попросил отвезти его погостить к сыну в Михайловку. Эта встреча была последней. Где-то, может, и в Михайловке, живёт его Сашка, где-то в Петербурге, скорей всего, уже с его внуками и правнуками, – дочери Люда и Галя. А дядя Осип, оказывается, живёт своей частичкой и во мне. Своими рассказами о жизни и войне, своими уроками столярного дела.

...Лет тридцать тому назад я, как это бывает иногда у мужиков, решил построить свой дом. Ну, если не дом, то дачу – точно. Причём под ключ и в одиночку: сруб, крышу, двери, полы, окосячку, рамы, отделку, печь-камин, мебель – всё решил сделать сам. Как пригодились мне тогда навыки, полученные на уроках дяди Осипа! А этим летом повторил тот опыт, но уже с вполне цивилизованной баней. Недавно вот мастерил раму – родственники из деревни попросили. Работая, задумался и как бы «на автомате» решил стёкла врезать внутрь рамы, – о чём давно уже забыли наши производители, потом спохватился: почему именно так, откуда это во мне? И вновь с благодарностью вспомнил своего первого учителя столярного дела.

  • Расскажите об этом своим друзьям!

Тэги:

У нас есть похожие статьи и новости: