Птички летят... (Рассказ)

Самое трудное – жить на Земле человеком.

– Вот вам халат, а вот косынка. Волосы должны быть убраны под косынку, следите за этим, пожалуйста, – женщина, которая выдавала униформу сестёр милосердия, работала врачом-педиатром в городской детской больнице.

Она подала Оле несколько листков, на которых были написаны правила для сестёр милосердия. Сёстры набирались из числа прихожан одного из храмов. Среди них были разные люди: молодые девушки-студентки, женщины, у которых были свои семьи, бездетные женщины, которые хотели родить малыша, но пока не получалось. У Оли была семья, но дочь уже выросла, а внуков пока ещё не было. И Оля решила, что два-три раза в неделю она вполне способна подежурить ночью с детьми-сиротами. В инструкции кратко было сказано, что эти дети почти все имеют родителей, но свидания с ними запрещены строго-настрого. Дети изъяты из неблагополучных семей, в которых родители либо пьяницы, либо наркоманы. Поместить этих обездоленных малышей сразу в дом ребёнка нельзя, поэтому они месяц находятся на карантине.

– Это очень большая нагрузка на больницу, где и своих пациентов, поверьте, предостаточно. Рук на всех не хватает! А тут ещё эти малыши, – объясняла доктор Оле. – Они не болеют поначалу, но в больнице, контактируя с другими детьми, они обязательно подхватывают ОРВИ. Поэтому ночь может быть бессонной. Будьте готовы к тому, что выспаться вам не придётся!
Вечером Оля забежала в приёмный покой детской больницы. Наскоро завязала косынку и посмотрелась в большое зеркало, висящее в холле. Красный крест был такой большой и такой необычный. Оля работала с детьми всю жизнь: в школе вела уроки, летом работала с детьми-сиротами из интерната. Но вот носить такую странную, как будто из девятнадцатого века вынырнувшую косынку ей ещё ни разу в жизни не доводилось. Застегнув пуговицы белого халата, Оля поднялась на второй этаж. Стеклянная дверь была закрыта на электронный замок, но, едва увидев её форму, с той стороны двери сразу собрались дети. Они-то и открыли дверь перед Ольгой.

– А вы – новенькая? – спросила рыжая девочка с веснушками. – А то эти отказники совсем одни остались!

– Они воруют у нас печенье и яблоки, – жаловался черноглазый мальчик лет семи. – Такие маленькие, а уже ворюги!

– Ну почему сразу ворюги? – вступилась Оля. – К вам же приходят родители, бабушки-дедушки. А к ним никто не приходит. А им ведь тоже хочется и печенье, и конфетку.

– Ну, попросили бы! – возмущался искренне мальчик. – Чё сразу воровать-то? Попросили бы, я бы и так дал. А то подходят и берут. Знаете, какие они наглые?

– А ты мог бы и не бить их, – сказала рыжая девочка. – Они и говорить-то не умеют.

В самом конце коридора показалась дверь в палату, которую отвели «отказникам». Чернявый мальчик сразу куда-то делся – видимо, побежал проверять свою тумбочку, не украли ли чего. А рыжая девочка взяла на себя роль гида.

– Вот тут они и живут, – показала она на крошечную, где-то четыре на четыре метра комнату с одним окном. Вдоль одной стены стояли высокие кроватки с высокими деревянными перилами для самых маленьких. Дочка Оли выросла как раз в такой кровати-манеже. В кроватках стояли двое – совсем малыши, возрастом где-то около года. Дети привели за руку ещё двоих. Этим было где-то до трёх лет. «Они ещё не говорят, – сказали «домашние» дети. – Кроме Ксюши. Эта-то очень разговорчивая!» Ксюшей оказалась очень худая девочка с пронзительными синими глазами.

– А где моя баба? Она придёт? – строго спросила Ксюша, глядя на Олю.

– Ну конечно придёт! Обязательно придёт! – сказала Оля, и, подхватив Ксюшу на руки, поставила её на подоконник. – Вон, смотри, видишь – люди идут. Там и бабушка твоя. Идёт и говорит: «Где же там моя любимая Ксюша? А, вот где она! Сейчас я ей куплю подарочки и приду к ней!»

Ксюша приникла к стеклу, стараясь рассмотреть свою бабушку в толпе прохожих.

– А подарочки она где возьмёт? На помойке? – спросила девочка.

– Почему на помойке? – удивилась Оля.

– Ну, мы с бабушкой жили на помойке, – сказала Ксюша. – А мой папа к нам в гости приходил. А мама умерла, она у Боженьки теперь, на небе живёт! И на меня смотрит.
Поменяв памперсы малышам, Оля вывела всех в коридор на прогулку. По коридору навстречу шла медсестра. Гладко зачёсанные назад белые волосы, коренастая фигура, очки в золотой оправе выдавали в ней женщину, много пожившую и опытную. Оля сразу как-то потянулась к ней. Страшно в первый раз на дежурстве, не знаешь, что и как делать. Вдруг медсестра что-то подскажет?

– Новенькая? Здравствуйте, как вас зовут? Я Алла Сергеевна, старшая медсестра и по совместительству – ночная санитарка. Вообще-то у меня высшее образование, я доцент, работала в сельхозакадемии. Но вот, сократили, и я пришла сюда, – улыбнулась Алла Сергеевна, показывая ряд крепких, белых, ровных зубов. – Здесь даже и лучше! Я получаю в три раза больше, чем в своей академии. Работаю сутками, почти живу в отделении. Но зато и деньги коплю. Уже дом себе выстроила, сама. Осталось вот только пластиковые окна и двери вставить.
– Слушайте, какая вы молодец! Меня просто восхищают женщины, которые вот так, как вы, могут найти выход из любого положения! Вы сами заработали на дом? В наше-то время?
Алла Сергеевна вся просто засияла от такой похвалы. И стала расспрашивать о жизни Ольгу. Оля рассказала о себе, что у неё два высших образования, что работает в институте. А сюда вот пришла поработать сестрой милосердия, как и все другие, бесплатно – просто так душа попросила. Алла Сергеевна окинула Олю оценивающим взглядом, с ног до головы:

– Знаете, я тоже ведь не знала, как тут меня примут, как здесь будут платить. Вдруг тоже копейки? Когда меня в академии сократили, я так поначалу расстроилась! Но отдала своё место не тем крысам, кто на него метил, а своему молодому аспиранту. Я же доцент, не просто кандидат наук! Я думаю, он по гроб жизни будет мне за это благодарен. А вы вот что: не расповаживайте этих детдомовских! Пусть сидят в своей палате, а не путаются под ногами!

Алла Сергеевна пошла за вёдрами – пришло время мыть пол. «А знаете, как она их швыряет, когда вас нет? – шепотом сказала рыжая девочка, прижавшись к Оле. – Она их прямо вот так за майку или за рубашку хватает и бросает, как щенков! Один раз Ксюша даже головой о кроватку ударилась и заплакала. А этой Алле всё равно – ходит, улыбается!»
Оля ошарашено смотрела на девочку. Так не вязался образ красивой Аллы Сергеевны с тем, что сказала о ней девочка.

Вечером в палату привели новенького. Трёхлетний Серёжа сразу объявил: «Я хочу к маме!» Оля взяла его на руки и поставила на подоконник. Показывая на холодные пустынные улицы, освещённые фонарями и неоновой рекламой, она стала сочинять:

– Там твоя мама ходит и ищет тебя. И обязательно найдёт! Она придёт к нам и скажет: «А где мой мальчик?» Я скажу ей: «Вот он! Вот ваш Серёженька, забирайте его!» Это будет утром, дорога ей неблизкая предстоит. А пока мы с тобой поспим, хорошо?

Серёжа, заплаканный, но серьёзный, кивнул. И Оля стала переодевать малышей в пижамы. Скоро она уложила всех и запела им колыбельную. Через полчаса все малыши уже спали в своих кроватках. Не спала только Оля, пытаясь понять: почему эти дети оказались здесь? Плохие у них матери и отцы? Но все дети крепенькие, все здоровые. Ни у кого не торчат рёбра, ни на ком нет синяков и ссадин. Если мамы и бабушки заботились о них (а они, судя по всему, заботились, как умели), так не лучше ли было помочь этим матерям? Придумать какой-нибудь дом «Мать и дитя», чтобы дети были вместе с мамами? Ведь каждый из этих малышей отчаянно ждёт свою родную маму, а не сестру милосердия с красным крестом на косынке...

Оля ворочалась с боку на бок, уговаривая себя не думать о том, чего не можешь изменить. «Завтра с утра – на вторую работу. Ну, спи же, спи! Неужели нельзя не думать ни о чём? Господи, Отче наш!..» – Оля начала молиться, чтобы прогнать мысли, которые не давали уснуть.

В шесть утра её разбудила палатная медсестра – молоденькая девушка, сразу после медучилища.

– Новенькому Серёже надо сдать кровь из вены! Принесите его! – попросила она.

Оля тихонько взяла его на руки. И понесла в процедурный кабинет. В ярко освещённой процедурке малыш проснулся. Он, не понимая, где он и что с ним, ошалело вертел головой, рассматривая кабинет.

– Ничего не бойся, – сказала Оля, – сейчас комарик немножко крови возьмёт, а потом мы с тобой пойдём чай пить с булочками. Любишь булочки? А чай любишь сладкий? И мы вот пойдём, смотри, какие красивые тут бутылочки, баночки, сколько тут иголочек интересных...

Серёжа хотел было заплакать, большая слеза повисла у него на реснице, но так и не скатилась вниз. Он во все глаза смотрел на то, как густая после ночи, красная кровь медленно вползает в пробирку, заполняя её почти всю. Когда кровь была взята и пробирки заняли место в штативе, Оля понесла мальчика в столовую. Вход сюда был категорически запрещён! Её ещё с вечера предупредила Алла Сергеевна, которая сама пила тут чай до самой ночи, чувствуя себя здесь полноправной хозяйкой. Оля схитрила – она не стала включать свет. Не спуская с рук Серёжу, она поставила на плитку чайник и стала искать печенье и молоко в холодильнике. Вскоре всё было готово! Оля усадила малыша к себе на колени и стала его поить сладким чаем с молоком. Малыш с жадностью набросился на еду – ведь он вечером ничего не ел, его привели уже после ужина.

– Та-ак! И что это вы тут делаете?! И кто разрешил сюда заходить? Да ещё с отказником? – закричала Алла Сергеевна, включая свет. – Ну-ка пошли вон отсюда!

– Вы с кем это разговариваете? – твёрдым глухим голосом, стараясь не пугать и без того перепуганного малыша, сказала Оля. – Ребёнок сдал кровь из вены. Ему положен стакан горячего чая!

– Будет в девять часов завтрак, и получит он свой чай, – сказала Алла Сергеевна.

– До девяти ещё целых три часа! – упрямо ответила Оля. – И он не обязан ждать этих девяти часов. Мы будем с ним вместе пить чай, даже если вам это не нравится.

– Сегодня же докладная будет на столе у главного врача! И у заведующего отделением, – криво усмехнувшись, погрозила Алла Сергеевна. – Присылают сюда всяких уродов. Добренькую из себя строишь? Хорошую? А эти дети выброшены из семьи! Из дома! Им ничего не светит в жизни! Пусть привыкают к голоду и холоду. И нечего их распускать! Пусть не привыкают к хорошему!

Алла вышла. У Оли затряслись руки. Нет, она не боялась докладных – пусть строчит, в конце концов, её трудно наказать, разве только совсем выгнать. Но душа ныла от бессилия. Если бы не Серёжка, который так и застыл с печеньем в руке, она бы сейчас догнала Аллу Сергеевну и сказала ей всё! Но Оля, казалось, чем-то невидимым была связана по рукам и ногам. И ещё этот красный крест на косынке. Он тоже заставлял вести себя, как в девятнадцатом веке. А так хотелось бы... Хотелось бы без всяких слов надавать Аллочке пощёчин по её сытым и румяным щекам. Но как это трудно: жить на Земле человеком. Как это трудно!

Когда Оля с Серёжей на руках вошла в палату, малыши ещё крепко спали, досматривая свои цветные сны. Про маму, про бабушку, про любимые игрушки, про то счастье, которое бывает полным лишь в детстве. Оля осторожно поставила Серёжу на подоконник. Пересекая небо с запада на восток, по утреннему небу летела целая стая птиц.

– Смотри, Серёжа, птички летят! – сказала Оля, поглаживая малыша по спине.

– Птички летят! – слабым эхом откликнулся мальчик, провожая птиц взглядом.

• Расскажите об этом своим друзьям!