Манул (Рассказ)

Читинская область находится ещё восточнее Восточной Сибири, где-то у чёрта на куличках, но и к Дальнему Востоку её не отнесёшь. Вот и гадай, к какому краю её пристегнуть. Лишняя какая-то. В конце концов назвали Забайкальским краем, признали, стало быть, статус большой самостоятельной провинции.

А что проку, если ни западная, ни восточная цивилизация до неё не дотягиваются? Так и тянет лямку бренного существования сама по себе, как придётся. С приходом Советской власти там мало что поменялось к лучшему, разве что воинские армады заполонили безжизненные просторы да вездесущие геологи появлялись там и сям в поисках ценных подземных залежей.

Евгений Пасенков ходил по тому краю в составе геолого-разведочной партии. Жили геологи в передвижных вагончиках, бурили породу с передвижных установок, перебираясь с места на место по топографическим разметкам, и вся жизнь у них была передвижная, непоседливая, которая, однако, вполне устраивала молодого романтика, как, впрочем, и зарплата. В феврале неустановленного по хронологии года геологи стояли где-то за Петрозаводском. Местность обычная, леса да перелески, степи да снежные покровы, под которыми сновали мелкие зверьки, бурундуки, суслики и полевые мыши. Зимой и волки не гнушались мелочью. А тут ещё стали замечать кошачьи следы. Рысь? Для неё следы недостаточно крупные. Неужто кошка? Как она могла здесь оказаться, если ни одной деревушки окрест?

Разгадка наступила довольно быстро, когда в петле, поставленной на зайца, оказался кот. Крупный, на толстых коротких лапах, тёмно-бурый, с пятнами под леопарда. Шерсть густая, длинная и жёсткая. Уши небольшие и плотно заросшие, а на кончиках короткие чёрные кисточки. Красавец! В глазах красавца дикая злоба, готовность постоять за себя. С приближением двуногих врагов грозно шипел, но как-то по-особому, издавая глухие звуки не горлом, а откуда-то из утробы. Вот это экземпляр! К такому на мякине не подъедешь. Евгений сразу заявил дружкам-приятелям, что кота заберёт себе и с окончанием вахты увезёт в Черемхово, в свой дом, доставшийся от деда. Других претендентов на читинского лесного зверя не было.

Группа захвата приступила к операции по изъятию кота из петли, быстро испытав на себе его отменные бойцовские качества. Через несколько минут с их прочных спецовок клочьями свисали лоскутья, варежки разлетелись по сугробам, по снегу, взрыхлённому в схватке, алели пятна крови, пролитой отступившими захватчиками. Раненые пошли на перевязку и за подручными средствами отлова драчливого кота, за которым осталось поле боя. Остался и Евгений, вступивший с драчуном в мирные переговоры. Он присел на валежину, уговаривая пленника подружиться и убеждая, что в черемховском доме его ждёт сытая жизнь, тёплый кров и полная свобода передвижения. Там и лес неподалеку, куда можно уйти в любое время. Говорил что-то ещё. В ответ раздавалось шипение, уже не столь агрессивное.

Беседу прервала прибывшая с перевязки группа сподручников. На таёжного обитателя набросили телогрейку, покрепче прижали в сугробе, срезали удавку и охапкой в шесть мужских рук принесли запелёнатое приобретение в жилой вагончик. Лесной житель шмыгнул в дальний угол под нары, где ему дали время отсидеться и прийти в себя от испытанного стресса, понять, что здесь ему ничто не угрожает. И то хватило бедняге переживаний. Сначала удавка накрест туловища, потом борьба с тремя бугаями – и вот прокуренная каморка, полная незнакомых запахов, один противнее другого. Из ящиков для складирования кернов, образцов добытой породы, Евгений соорудил клеть с сеткой, в которой предстояло транспортировать четвероногого бродягу в новое пристанище, и лоток под туалет. К ночи дикого кота попотчевали отменной улан-удэнской тушёнкой и сливками, тогда-то он и присмирел.

Через неделю читинский обитатель обживал новое жилище, родовой дом семейства Пасенковых, поставленный ещё в довоенную пору. Первое время он днями прятался в подполье, куда из входной комнаты вела отдушина под русской печью. Выходил редко, чтобы поесть. Постепенно обвыкся, обратившись в полудомашнего кота, больше оставшись полудиким. Своего опекуна, знакомого ещё с читинских мест, он явно выделял из прочих домочадцев, признавал за авторитетную личность и даже играл со старшим приятелем, хотя играть нисколько не умел. Не для забав был выращен отважный таёжный кот. Вместо игры устраивал нападки из засады, а то кидался в лобовую атаку, мутузил собрата, не пуская, однако, в ход клыки и когти и то, пока не забывался в азарте игрового боя. Тогда берегись и уноси ноги подобру-поздорову.

Настала пора, когда хозяева стали задумываться, как назвать нового члена семьи. Затасканные мурлычьи имена серьёзному коту явно не подходили, да и какой он породы? Познания в кошковедении у домашних были не ахти, но больше склонялись к принадлежности нового постояльца к роду манулов. Манул – хищник, обитающий в Забайкалье по сопкам, в кустарниках и скальных расщелинах. Логово устраивает в каменистой местности, в мелких пещерах. В горах поднимается до четырёх-пяти тысяч метров, в лесах редок. Цвет волос охристый, палевый, волоски с белыми кончиками, как бы припорошенные снегом. Такая маскировка. Выдерживает сильные морозы. Грызуны ему основная пища, но может задрать и зайца, и птицу. Упитан, на коротких и толстых лапах медлителен, к быстрому бегу не приспособлен. Имеет огромные клыки, верхние до трёх сантиметров. При опасности издаёт хриплое урчание, фыркает, не мяучит. Много схожего в описаниях с новым домашним приживальцем, но откуда кисточки на ушах? Манул не манул, но назвали Манулом.

Тем временем узник подполья через наружные лазы стал выходить на территорию двора, где в считанные дни ощутил себя хозяином положения. Кто бы мог ему перечить? Его можно было видеть на заборных столбиках в позе древнего сфинкса или на крыше, сколоченной из добротных тёсаных досок. За курами следил с интересом, но не трогал, признавая их хозяйскую принадлежность. Двор и огородные наделы были мгновенно зачищены от бродячих котов, кошек и собак. Если кошачье племя в одночасье признало грозную силу Манула, то заносчивым псам приходилось доказывать, кто в околотке хозяин. Из собачьей стаи он выбирал жертву крупнее и наглее, стало быть, вожака, и без лишних «объяснений» в стремительном прыжке, словно выпущенный из пращи, бросался на морду неприятеля, поражая её набором из двадцати заточенных когтей, по пяти на каждой лапе. Псина с визгом пускалась наутёк, за ней врассыпную остальные. Из сородичей Манул привечал единственную кошечку, аристократку по манерам и внешности и тоже каштанового окраса, ставшую его сердечной избранницей. Конкуренток у неё не было.

Порой на закате солнца, когда небо над горизонтом полыхало алым полотном, а огромный, расплавленный в золото диск медленно опускался за кромку земли, на покатой стаечной крыше можно было видеть две кошачьи фигурки. Одна из них, что покрупнее, шествовала впереди, за ней не отставала миниатюрная спутница, более изящная и утончённая в очертаниях. Они двигались по самой кромке откоса, две тени волшебного мира, и не было режиссёра-мультипликатора, чтобы запечатлеть причудливое видение. Парочка садилась на уголке крыши, две спины в сторону двора, две мордочки, ушки на макушке, вслед уходящему дню и навстречу надвигающейся ночи, времени свободной кошачьей охоты. Когда исчезало дневное светило, тогда и растворялись силуэты во тьме.

С утра признанному хозяину слободы хлопот был полон рот. Первым делом крепко отоспаться в укромном месте после ночных гулянок. К полудню он занимал наблюдательный пост на заборе, откуда открывался вид на территорию соседнего двора, и терпеливо ждал, когда хозяева вынесут еду сторожевой овчарке. То была Найда, собака всем собакам, способная вогнать в паническое бегство кого угодно. Только не Манула. Его и дома кормили вполне сносно, но освободиться от инстинкта добытчика дикий кот не мог, и ничего тут не поделаешь. Он и пошёл, не обращая внимания на овчарку, отведать соседское блюдо. Когда Найда, занятая трапезой, в первый раз увидела перед собой кошачью морду, то опешила от неожиданности. Что за косматое чудо? Ещё и норовит залезть в котелок! Ну и нахал! Хорошенько проучить его раз и навсегда! Собака ринулась на незваного гостя, но тот мелькнул встречным курсом перед её ошалевшими глазами и уже рвал за шею, уши и загривок одновременно! Острая боль, и как ответить на атаку, если на первую же попытку огрызнуться рыцарь когтистых ударов распорол губу? Вот он, незваный гость хуже татарина...

Спасение только там, в собственном законном владении, где охранница двора находила защиту от бурь и гроз, от мороза и зноя. Собака пулей бросилась в будку, так, что мохнатый бандит с соседнего двора едва успел сорваться с удирающей Найды, чтобы не быть сметённым будкой. Деревянная крепость зашаталась от напора влетевшей собаки, но устояла. С того дня Найдин котелок стал столом общего пользования. Едва Манул в обеденный час царственной походкой появлялся в пункте общепита, как Найда исчезала в будке. Мало того, кот приноровился приводить в столовую и кошечку-аристократку. Сосед, наблюдавший за странной метаморфозой в поведении Найды, не вмешивался в разборки четвероногих соперников. Будучи в добрых отношениях с Пасенковыми, он, посмеиваясь, рассказывал им весёлые байки о проделках маленькой кошки над собакой внушительных размеров.

Дальше – больше. По пригороду поползли неправдоподобные слухи о кошке-наезднице, гонявшей по улицам верхом на собаках. Поначалу россказням об уличных цирковых номерах мало кто верил, пока ими не переполнилась половина города. Конечно, это Манул нашёл подходящее себе новое занятие. В поисках очередной жертвы он забирался на забор облюбованного двора и таился в ожидании пробегающей мимо собаки. Вот беспечная дворняга неторопливо трусит, занятая своими собачьими думами, и вдруг на неё откуда-то сверху, как снег на голову, со всех сторон впиваются десятки игл, устраивая бедняге ужасную головомойку. Та срывалась в бешеный бег и неслась, не зная куда. Наездник, слившись с гончей, крепче вонзал «шпоры» в собачьи бока, гонка продолжалась, кошачий хвост победно трепетал по ветру. Домашние собаки искали спасение в родных дворах, бездомным приходилось труднее, они и рвали когти, наматывая расстояние и выбиваясь из сил. Наиболее сообразительные устраивали кувырки и перекаты, освобождаясь от кошмара на спине. Долго ещё ходили по шахтёрскому городу легенды о лихом наезднике-коте.

История пребывания лесного кота в людском сосуществовании завершилась буднично и тривиально. С переездом Евгения на постоянное место жительства в Иркутск, где он устроился работать на комбикормовый завод, Манул остался без общения с существом, завладевшим его кошачьей душой. Никого из других он не признавал за сводного брата. Кот помнил, как этот человек вызволил его из петли, из которой было не вырваться, только затягивалась крепче. Как кормил и опекал, был прост и прям в общении. За его скупыми, но дружественными манерами всегда ощущалось уважение и признание кошачьего достоинства, Манул и не нуждался в ласках и пустых нежностях. Они оба были мужики.

Кот переносил частые отлучки хозяина-друга, когда тот отбывал в двухнедельные геологические командировки, сдерживая в себе тоскливость. Он понимал, что товарищ по жизни вернётся, что его ждут оставленные предметы обихода, одежда, обувь, и не ошибался. А с исчезновением этих принадлежностей кот впал в уныние, жизнь дома вошла в новое русло, стала пресной и блеклой, еда на блюдечке не прельщала прирождённого бродягу, охотника и бунтаря. Звериные инстинкты гнали кота в новые походы, требующие проявления воли, сноровки и мужества, приносящие упоение победами в борьбе за существование. Не прошло и полгода, как следом за Евгением дом покинул его маленький, но крепкий духом подопечный. Он ушёл и не возвратился. Куда? Не в Саянские ли предгорья на освоение новых территорий? Или в милую воспоминаниям читинскую тайгу? Ему лишь знать, ему судьбой распоряжаться.

• Расскажите об этом своим друзьям!