Cпорщики

Дождавшись, когда чуток потеплело, Семён Петрович наточил топор и начал подтёсывать калитку. Вчера внук­первоклашка открыть не смог, дёргал­дёргал за железное кольцо, а она ни в какую. Дед в это время футбол смотрел по телевизору, не услышал, как Митька зовёт, хорошо хоть собака разлаялась. Пошёл, открыл, а у внука уже слёзы обиды на глазах...

– Семён, ты чего это топором машешь? Рубанком поаккуратнее-то вышло бы.

Семён Петрович разогнулся. Ну, кто же ещё – Глеб, конечно, со своими советами под руку лезет. И Коркин с ним в паре. Друзья-соседи. Только вот дружба у них – до второй бутылки. Как переберут, так и начинают выяснять, кто из них «круче».

– Спасибо, Глеб, за заботу, но я и топором сделаю. А рубанком у самой земли как возьмёшь? Может, покажешь?

– А снять калитку, значит, лень... Ладно, знаю, что ты и с топором «на ты». Откуда только взялось, непонятно. Антиллигент – от слова «анти», – хохотнул Глеб. – Мы­то к тебе по сурьёзному вопросу подошли...

– Ну?

– Вот тебе и ну. Только дай­ка сначала закурить, а то без дыму у меня слова друг с другом не вяжутся.

– Бросил я, Глеб, эту дурь.

– Понимаю-понимаю, тоже, значит, пенсии на табак не хватать стало. Так и быть, давай мои покурим, дешёвые... – Глеб достал красную пачку сигарет.

Семён Петрович только рукой махнул в его сторону и обратился к менее разговорчивому Коркину:

– Борис, у вас действительно вопрос какой или Глебу просто позубоскалить захотелось?

Коркин вздохнул глубоко и вымолвил:

– По мне, так и спорить не о чем, а Глебка у нас, похоже, в демократы записался, доказывает, что четвёртое ноября для России главнее седьмого. Ты в истории дока, вот и решил я у тебя спросить. Как интеллигенция считает?

– Господи, нашли о чём спорить. Пусть каждый со своим мнением остаётся: ты седьмого выпьешь, Глеб четвёртого – и никаких проблем. А интеллигенция тоже по-разному считает. Всё, идите, не мешайте работать.

– Работа не волк, погоди, – не по характеру настырно остановил его Коркин. – Скажи, что это за Китай-город такой был во времена Минина и Пожарского?

– Вот-вот, скажи, – подхватил Глеб, – раз Китай, значит, большой и большое значение имел!

– Большой или небольшой здесь ни при чём. По происхождению названия версий несколько. А по размеру он где-то десятую часть площади города занимал. Тогда вся Москва стеной обнесена была, и внутри дополнительно стены ставили, главная была вокруг Кремля, а к ней Китайгородскую пристроили...

– Ага, десятая часть, значит, – Коркин иронично глянул в сторону Глеба. – А почему тогда именно его освобождение от четвёртого ноября так возвеличили?

Семён Петрович задумался. Здесь он сам находился в серьёзном сомнении. Спроси его раньше, сказал бы однозначно: именно в Китай-городе базировались польские войска, которые народное ополчение разгромило 4 ноября 1612 года, после чего, на следующий день, уже без боя сдался и королевский гарнизон, засевший и голодавший в Кремле. Но с неделю назад наткнулся он в Интернете на материал, подготовленный не кем попало, а НИИ Военной академии Генерального штаба Вооружённых Сил России. И вот там-то было сказано, что Китай-город взяли штурмом не народные ополченцы, а казаки князя Трубецкого, претендовавшего на главенствующую роль в освобождении Москвы. Пожарский хотел, судя по всему, обойтись без кровопролития, голодная блокада и так вынудила бы поляков сдаться не сегодня-завтра. А казаки ждать не пожелали, пошли на бессмысленный, в общем-то, штурм... и не четвёртого ноября, как писано в других источниках, а первого.

– Тут такое дело, Борис... История давняя, за эти века и календарь менялся, и даты дважды сдвигались, свидетельства тоже противоречивые сохранились. Но до революции в России, в память избавления Москвы от поляков, 22 октября, а по новому стилю это как раз 4 ноября, совершалось особое празднование Казанской иконе Божией Матери с крестным ходом. Наверное, им там, в 17 веке, виднее было, какую дату назначать. Что касается Китай-города, то это, ну как Берлин взяли в сорок пятом... Понятно?

– Во – как Берлин! Огромное по смыслу значение получается! – обрадовался Глеб. – Так что, Борька, бутылка – с тебя!

– Погоди победу праздновать, – остановил его Коркин. – Во-первых, Семён Берлин для сравнения по смыслу привёл, а не по мировому значению. Во-вторых, там тоже не всё ясно. Вот акт о капитуляции седьмого мая подписали, а праздник на девятое мая поставили. Почему?

– Если мы всю историю разбирать будем, то я работу и к вечеру не закончу, – начал сердиться Семён. – Сами бы энциклопедию почитали, там всё яснее ясного: седьмого подписали, восьмого вступил в силу. В Европе было 11 вечера, а в Москве уже час как 9 мая наступило. Всё, моё терпение лопнуло, сдуло вас отсюда!

– Ну, Сеня, не зли-ись, – дурашливо протянул Глеб. – Мы ж народ, к свету знаний, так сказать, тянемся, а ты нас просвещать должен, хоть и на пенсии. Я вот что из твоей учёности понял. Скажем, у тебя туточки калитку перекосило – ты её и подтёсываешь, чтобы не заедала, значит. То же и с историей получается. Заклинила Октябрьская революция в буржуазных воротах, вот они её и стесали. А чтобы ворота не снимать при этом, о четвёртом ноября вспомнили. Ну, бывай, сосед. Мы, так и быть, обе даты отметим – с каждого по бутылке!

Друзья-соседи, покончив спор миром, двинулись по улице дальше, а Семён Петрович, посмотрев им вслед, вздохнул и снова взялся за топор.

• Расскажите об этом своим друзьям!