НА КАЛЕНДАРЕ

Рецепт доктора Чехова

Марина Кудимова, portal-kultura.ru   
30 Января 2020 г.

В ХХ веке человек потерял Бога, близких, Родину, и только страдания, эта непрекращающаяся жизнь души, позволили ему сохраниться. Чехов был первым и лучшим, кто смог понять и показать это.

Ставить Чехова — это как залезать для режиссера на Эверест

17 октября 1896 г. в Александринском Императорском театре с треском провалилась премьера ныне самой репертуарной пьесы мирового театра — комедия «Чайка» сочинения А.П. Чехова. Следующие спектакли прошли удачнее, но послевкусие провала осталось. Почему же сама великая Комиссаржевская, игравшая Нину Заречную, не спасла положения? Зритель не оценил новизны драматургии? Но в Александринке с недурными сборами шел «Иванов» того же автора с М. Савиной. Правда, в день премьеры на главной казенной сцене империи был назначен бенефис комедиантки г-жи Левкеевой. Водевили с бенефициантами игрались после основного спектакля, но в афише-то стояло: «комедия». Да и сам автор указал, что создал не трагедию и не драму. Особых «бенефисных» зрителей, заполнивших зал, критики презрительно называли «гостинодворцами». Они выложили деньги в расчете от души посмеяться. Комедия, прямо скажем, оказалась не смешной, да еще и ничем не напоминала виденное прежде.

Русский репертуарный театр находился в состоянии перехода от актерского к режиссерскому. Драматургия Чехова — без конфликтов, без распределенного по актам внятного сюжета, где и пресловутое ружье на сцене не висит, и никакой вишневый сад на заднике не нарисован — толкала Мельпомену к этому переходу изо всех сил. Поэтому режиссеру премьерного спектакля тоже досталось от критиков на орехи. «Чайку» поставил главный режиссер Императорской сцены Евтихий Карпов. Возлюбленный Веры Комиссаржевской, он носил красную косоворотку, имел за плечами тюрьму и ссылку за причастность к «Земле и воле». Завсегдатаи партера и поклонники примадонны вынесли приговор карповской режиссуре: «Срепетовка плохая». Однако, судя по многим сохранившимся свидетельствам, «срепетовка», то есть работа с актерами, мизансценами и разгадывание авторского замысла, была нормальная. Карпов трудился добросовестно, вот только не понял, что имеет дело с совершенно новым сценическим принципом и ходом действия.

Единственным, кто попытался нащупать причину провала, был вечный чеховский друг, соперник и прототип, в том числе и персонажа «Чайки», Тригорина, Игнатий Потапенко. Самое смешное, что на премьере Потапенко не был, видимо, избегая встречи с Ликой Мизиновой — еще одним прототипом, за сердце которой боролись друзья-литераторы. Через 10 дней после катастрофы Потапенко, сходив-таки на спектакль, под псевдонимом «Фингал» выдал рецензию в суворинском «Новом времени». Суворин много поспособствовал появлению пьес Чехова в Александринке. Рецензия весьма уклончива: Потапенко хочет и не обидеть друга, и не скомпрометировать театральный цех, к коему сам принадлежит: «Чехов сделал ошибку, выставив в своей пьесе писателей... Потому, что публике нет дела до писателя, она равнодушна к его внутренней жизни. Когда на сцене изображаются страдания губернского секретаря или статского советника, между публикой и сценой тотчас устанавливаются незримые нити, она готова и ахать, и сочувствовать, и плакать, потому что... все делают дело, ей понятное, все они служат ее простым, осязаемым житейским интересам». Главное слово здесь — «осязаемым».

Всего через два года происходит чудо. Премьера «Чайки» прогремела на сцене Московского Художественного театра. За ней триумфально последовал «Дядя Ваня», в начале 1901-го — «Три сестры» в интерпретации В.И. Немировича-Данченко, которые идут по сей день. В начале 1904-го грянул «Вишневый сад». Станиславский и Немирович нашли в авангардной драматургии оправдание своих идей, Чехов обрел непревзойденных интерпретаторов, а мировой театр — самого после Шекспира постановочного автора. Количество спектаклей по пьесам великого рассказчика и драматурга на сценах Великобритании и Германии, Франции, Китая и Японии, Канады и Кореи счету не поддается. Практически вся проза Чехова экранизирована: начиная с 1911 года — и не по одному разу.

С режиссерами понятно. Совсем недавно А. Кончаловский сказал: «Ставить Чехова — это как залезать на Эверест для режиссера». Кому же не хочется покорить Эверест? Но что случилось со зрителем образца 1898 года? Потерял вкус к веселью? Нет, по сей день хохочет как безумный. Не мог же человек, возросший на водевилях и купцах Островского, за два года коренным образом изменить восприятие? Выходит, мог! Чехов подвел сначала его к тому, о чем позже сказала не любившая его Ахматова — о том, что приближается «Настоящий Двадцатый Век».

Чехов провидел его не в войнах и революциях, но во всемирном «Андрее Ефимыче» и «Матрене Савишне», «жизнь которых... была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страдания». Человеку предстояло потерять Бога, близких, Родину, и только страдания, не прекращающаяся жизнь души позволила ему сохраниться. 160 лет назад родился тот, кто первым показал эту невидимую жизнь, — Антон Павлович Чехов. Вот уже и следующий век разменял первую двадцатку, а пьесу «про писателя» все ставят и ставят. Рецепт доктора Чехова прост: «На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это, собственно, и называется жизнью».

Творчество Антона Павловича Чехова находит все новых и новых почитателей, а поднимаемые в его произведениях вечные вопросы, наверное, никогда не потеряют своей актуальности. Противостояние добра и зла, хорошие и дурные поступки, отношение к жизни - равнодушное или наоборот беспокойное – все это волновало людей раньше, находит отклик в сердцах многих также сейчас.

А на сайте «Мои года» есть и другие публикации, связанные со сферой культуры. Кое-что интересное можно прочитать ниже:

По инф. portal-kultura.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!