Проблемы, смыслы и перспективы... Их безмерно много у братьев Стругацких |
По инф. portal-kultura.ru |
12 Декабря 2020 г. |
Размышления о смысловом наследстве братьев Стругацких Аркадию Стругацкому было бы сегодня 95, Борису — 87. Возраст солидный, но для наших современников не недостижимый. Скажем, другой классик советской фантастики, Александр Казанцев, родился на 18 лет раньше Аркадия и умер на 11 лет позже: прожил 96 лет, а последний свой последний роман «Фантаст» закончил и опубликовал в 95. Так что, если подумать, в этом году вполне мог бы быть закончен и опубликован последний роман и братьев Стругацких. Когда-то, уже давно, они создали образы мира, в котором хотелось бы жить. Ими зачитывались. Большинство — потому, что в их книгах впервые увидели живой образ реального коммунизма. Но оба они были марксистами и диалектиками, знали, что жизнь порождают только противоречия — мир без противоречий мертв. И оба были реалистами — понимали, что материализация желаний не дается в подарок: за нее нужно драться и ее нужно создавать. Платя за успех нервами, сверхнапряжением и кровью. Потому их Антон-Румата, отбросив догматы невмешательства, берется в финале повести «Трудно быть богом» за меч. А Борис Стругацкий на вопрос, почему Румата все-таки взялся за оружие, отвечает, что вопрос в другом: почему он так поздно за него взялся. И потому вывезенный прогрессорами прямо из боя с обреченной Гиганды Бойцовый Кот, курсант элитного военного училища, только тогда начинает понимать землян, когда ему удается просмотреть один из старых земных фильмов о старой войне, после чего он скажет: «Я только не понял, за что они там сражались, но я видел, как они дрались! И дай нам Бог так драться в наш последний час». И поэтому одним из самых симпатичных героев для авторов останется глава земной службы безопасности Сикорски, в «Жуке в муравейнике» убивающий почти очевидно ни в чем не виновного Льва Абалкина — в тот момент, когда оказывается, что медлить больше нельзя. Возможно, он действительно не робот чужой цивилизации, а почти обычный человек. Но если он все же Чужой, то может стать смертельно опасным для землян. Авторы прекрасно понимают: убить, возможно безвинного, — бесчеловечно. Но рискнуть судьбой планеты в надежде на то, что он действительно невиновен, — безответственно и преступно. Для Стругацких всегда было понятно, что за путь в будущее нужно платить большую цену. И им было понятно большее — что будущее решает проблемы прошлого. Но при том либо будет нести в себе противоречия и проблемы нового этапа, либо окажется мертвым и умрет, разложившись. Потому как жизнь - это проблемы и противоречия. Они создали образы великого будущего, в котором хочется жить. Но они сказали и о том, что идти к нему трудно. И еще — они создали «критическую утопию» — новый вид утопии, где показали, что будущее будет Прекрасным, но тоже трудным. Потому что только достающееся трудом может принести счастье. И сказав это, они стали описывать иные миры. Те, в которые можно попасть, отказавшись от труда создавать будущее, — если испугаться препятствий на его пути и сложностей жизни в нем. Испугаться брать на себя ответственность за создание Нового мира и ответственность за решение его проблем. И этим тоже зачитывались — но чаще те, кто хотел видеть в их новых книгах ерничанье над современностью. Хотя Стругацкие писали о другом: о том, куда, скорее всего, приведут те, кто так любит над всем ерничать: в миры без целей. Идеалов и смыслов. А что такое мир без целей, смыслов и идеологии, Стругацкие показали в «Граде обреченном». По их словам, это роман об ужасе существования в идеологическом вакууме. Стругацкие были одни: и описавшие мир своих идеалов, и предупредившие, что будет, если социум испугается тяжести пути к этим идеалам. Видеть в их антиутопичных предупреждениях тоскливо-ворчливое диссидентство — значит безмерно занижать их значение. Это примерно то же самое, как если бы Вольтера характеризовали как несогласного с практикой правления Людовика XV, а Маркса — как одного из критиков императора Луи Бонапарта. Их позиция была, скорее, «антидиссидентской», и в ряде своих романов они как раз показывают те последствия, к которым приводит возведенная в самоцель установка на разрушение существующей системы. Если, по словам Бориса Стругацкого, коммунизм — это общество свободных людей, занятых любым трудом и ни в чем не находящих большего удовольствия, нежели в своей работе, то для власти, по его мнению, он был обществом, где все люди с чувством глубокого удовлетворения исполняют ее решения. Как писал Борис Стругацкий, «Обитаемый остров» — это роман о стране, проигравшей войну, и описанное в нем на деле куда больше напоминает постсоветскую Россию (продукт капитуляции в холодной войне), чем СССР времени написания этого романа. И тогда же он скажет, что идеалы, и его и Аркадия, всегда оставались неизменными: такими, какими они были в начале 1960-х гг. Наверное, еще потребуется какое-то время, чтобы осознать — они были крупнейшими советскими политическими философами и, наверное, одними из крупнейших мировых. То, что они творили в художественном жанре, а не академическом, не столь важно. Строго говоря, многие крупнейшие философские и политико-философские произведения именно в таком виде и создавались. И это не случайно: они сами были одной из составных другой «Великой троицы» советских художественных футурологов, «мечтавших о будущем» и создававших образы будущего. Включившей в себя Александра Казанцева, Ивана Ефремова и братьев Стругацких. На каком рубеже остановится человек в своем вмешательстве в жизнь окружающего мира («Далекая радуга»)? Имеет ли право человек, достигший могущества, вмешиваться в ход истории встреченных им более отсталых обществ («Попытка к бегству»)? На что он имеет право в отношении с этими обществами и как совместить свое стремление им помочь и свою ответственность перед ними, уважение к их праву на самостоятельное развитие и обязанность остаться человеком («Трудно быть богом»)? Вообще, стремясь к будущему и мечтая о нем, сумеет ли человек узнать его тогда, когда с ним встретится («Улитка на склоне»)? Проблемы, смыслы, перспективы... Их безмерно много у Стругацких. Не все их аллюзии и предупреждения сегодня поняты. Но, чтобы их понять, нужно признать, что написанное ими — это не только приключения и вовсе не диссидентское ерничанье, а великие и глубокие произведения. А сами Стругацкие — одни из величайших отечественных и мировых политических мыслителей, которыми Россия имеет все основания гордиться как своим национальным достоянием. На нашем сайте читайте также:
|
|