ЗДРАВСТВУЙТЕ!

НА КАЛЕНДАРЕ

Как писать «после позора Колымы»: жизнь и творчество Варлама Шаламова

По инф. polit.ru   
21 Апреля 2023 г.
Изменить размер шрифта

Варлам Шаламов прожил жизнь, в которой уместился почти весь ХX век. Из сотен стихов, статей, воспоминаний складывается портрет столетия глазами писателя, создавшего одну из самых страшных книг русской литературы — «Колымские рассказы». Книга Ксении Филимоновой посвящена жизни Шаламова после лагеря, его литературным связям, мыслям, как писать «после позора Колымы», и работе над собственным методом, который он называл «новой  прозой».

Как писать «после позора Колымы»: жизнь и творчество Варлама Шаламова

Предлагаем прочитать один из разделов книги.

Возвращение в литературный мир

Возвращение Шаламова в литературный мир связано с двумя событиями: общением с Борисом Леонидовичем Пастернаком в 1953 году и женитьбой на писательнице Ольге Неклюдовой в 1956 году. Необходимо уточнить, что это было не возвращение, а новое вхождение в литературные круги, поскольку, когда Шаламов вернулся в Москву, почти никого из его прежних знакомых уже не осталось в живых. Все отношения, кроме не очень обширных лагерных связей, были новыми для писателя. Для литературного мира Москвы он был человеком почти неизвестным, представителем волны, пришедшей в советский мир из лагерей после ХХ съезда и реабилитации. Журналистский опыт Шаламова описан в статьях А. Гавриловой «Работа Шаламова в журнале "Москва" в 1956–1958 гг.» и «...Сыграл огромную роль в истории советской литературы». Рассмотрение и расширение этого сюжета позволит нам прояснить и круг интересов и чтения Шаламова в этот период.

В 1957 году Шаламов начал работать внештатным корреспондентом в журнале «Москва», где публиковал заметки «общекультурного характера» в рубрике «Смесь» и свои стихи, по словам самого Шаламова — отцензурированные «стихи-калеки». Биограф Шаламова Валерий Есипов сообщает об этом периоде как о вынужденной изматывающей работе, которой, однако, Шаламов был доволен:

А устроиться на работу в журнал «Москва» помог его старый и верный товарищ еще по 1920-м годам Яков Грозденский, у которого в редакции работал ответственным секретарем друг его детства писатель П. Подлящук. Несмотря на нищенский гонорар внештатника, Шаламов был доволен, ведь за время работы в «Москве» он опубликовал здесь пять своих стихотворений («Ода ковриге хлеба», «Шесть часов утра», «Ветер в бухте», «Сосны срубленные», «Память» — Москва. 1958. № 3), ну, и больничный лист за пребывание в Боткинской больнице ему оплатил по ходатайству журнала Литфонд.

Удовлетворение от этой работы могло быть связано с тем, что после принудительного физического труда на Колыме и работы на торфоразработках в Калининской области Шаламов был занят интеллектуальным трудом, снова, как в 1920-е годы, посещал Ленинскую библиотеку, а также с тем, что его наконец печатали.

Стихи из «Колымских тетрадей» также появились в 1957 году — в журнале «Знамя» (№ 5). В «Москве» Шаламов публиковался как под своей фамилией, так и под псевдонимами: В. Тихонов и В. Ш. За недолгий период работы в «Москве» Шаламов выпустил несколько важных очерков, которые расширяют представление о масштабах и направлениях его размышлений. Первый — «Адресная книга русской культуры». Изначально очерк готовился как комментарий к гравюрам известного художника, художественного редактора издательств «Искусство», «Молодая гвардия» А. И. Мищенко. С одной стороны, это довольно обстоятельная (12 полос) «экскурсия» по литературным местам Москвы — Москвы Тредиаковского, Ломоносова, Пушкина, Грибоедова, Чехова и так далее. Каждый адрес сопровождается подробным комментарием, цитатой, с ним связанной (можно представить объем работы, проделанный вологжанином Шаламовым, год назад вернувшимся из лагерей, да и до этого жившего в Москве не так долго). С другой стороны, писатель пытается создать литературную карту Москвы, которой до этого не существовало и о необходимости которой прямо говорит в заключении:

Нам кажется, что должна быть создана литературная карта Москвы. Не обычным экскурсионным справочником, а массовым, дешевым, умещенным на газетном листе изданием с приложением лишь кратчайших сведений без всяких комментариев должна быть эта литературная карта. Не только школьникам всего Союза пригодилась бы она, но всем людям, которые любят литературную историю города. Вряд ли встретятся большие трудности в издании подобной карты.

«Адресная книга» — новый документ, подтверждающий то, что В. Шаламова волновала не только «лагерная» тема: писатель много работал над изучением истории культуры и литературы, что позже отразится в десятках очерков и эссе. «Адресная книга» была хорошо воспринята в редакции, о чем свидетельствует фрагмент переписки главного редактора «Москвы» Н. Атарова и П. Подлящука:

Н. С. Атарову
Прошу ознакомиться с текстом В. Шаламова к гравюрам Мищенко. На мой взгляд, требуется несколько успокоить начало и конец, а сделано добротно.
П. Подлящук

Отличный материал! За него нас поблагодарят читатели! Готовить срочно в № 5 силами отдела очерка. Обеспечивать консультацию точности. Успокаивать по крит. замечаниям нет надобности — ведь если сейчас, при таком строительстве, в Москве не выкроят для мемориальных музеев 2–3 тысячи кв. м. — то когда же?
Надо оставить критику!
Н. А.
P. S. И надо договориться с Мищенко о Москве композиторов и ученых.
Н. А.

Другой значимый текст, опубликованный Шаламовым в журнале «Москва» в 1958 году, — статья «Первый номер "Красной нови"». Первый номер литературно-художественного и научно-публицистического журнала «Красная новь», учрежденного Лениным и Горьким, вышел в 1921 году и был важнейшей вехой в истории литературы 1920-х годов. Воронский, руководивший журналом, фактически создавал новую советскую литературу — отыскивая молодых писателей, осознанно принимавших Октябрьскую революцию. По воспоминаниям Всеволода Иванова,

Воронский ходил из кружка в кружок, сидел на обсуждении, а затем выспрашивал слушателей — кого из молодых писателей они считают наиболее талантливым? Писатель, набравший наибольшее количество одобрительных отзывов, получал от него предложение публиковаться в «Красной нови».

Дома у Воронского собирались все самые значимые писатели и поэты 1920-х: Есенин, Пильняк, Бабель, Иванов, Зощенко, Пастернак и другие. В работе «Дом правительства» Ю. Слезкин называет Воронского вдохновителем и диктатором советской литературы 1920-х:

В течение двух лет Воронский был верховным издателем, вдохновителем, диктатором и пропагандистом советской литературы. Его работа состояла в отделении зерен от плевел и выращивании здоровой поросли. «Политическая цензура в литературе, — писал он о своей первой задаче, — вообще очень сложное, ответственное и очень трудное дело и требует большой твердости, но также эластичности, осторожности и понимания». Как он объяснял Замятину: «За это мы платили кровью, ссылками, тюрьмами и победами, ведь было же время, когда мы вынуждены были молчать... пусть помолчат теперь «они».

Воронский был автором новой, подлинно марксистской теории литературы, опиравшейся на Белинского, Плеханова, Фрейда и Бергсона. Литература — это не орудие классовой борьбы, а способ познания мира. Воронский не видел в этой теории противоречия с диктатурой пролетариата, считая, что Лениным двигало то же, что должно двигать и писателями, — вдохновение. Это привело к конфликту с «пролетарскими» писателями и Серафимовичем.

Для Шаламова было важным напомнить о том времени, когда в культуре и литературе происходили дискуссии, высказывались разные точки зрения, имела место борьба мнений и позиций. Уже к началу 30-х годов дискуссии были прекращены, а литературные группы разогнаны. А. Воронский был расстрелян в 1937 году. Шаламов, по сути, попытался реконструировать историко-культурные и литературные процессы 1920-х годов, о которых несколько десятилетий государство предпочитало не вспоминать:

Наверное, нет и не было в Советском Союзе писателя, для которого выход первого номера первого литературно-художественного журнала отмечен был с такой особенной яркостью, как для Всеволода Иванова. Повестью Иванова «Партизаны» открылась «Красная новь».

Воспоминания Шаламова о 1920-х годах — важный документ эпохи, поскольку, как сам он написал в 1970-е в очерке «Александр Константинович Воронский»,

Что происходило во второй половине тридцатых годов, стало возможно рассказать в куцем виде лишь через тридцать лет. О двадцатых же годах и сейчас ничего правдивого не напечатано.

Тема эта важна для Шаламова еще и потому, что он был лично знаком с Воронским. С его дочерью, Галиной Александровной Воронской, он встретился на Колыме, в Центральной больнице для заключенных. В архиве Шаламова сохранилась переписка между ним и Г. Воронской, длившаяся с 1957 по 1977 год. Важность темы и энергия, с которой Шаламов продвигал ее в журнале «Москва», подчеркивается письмом к Галине Александровне и ее супругу:

После ряда самых энергичных моих демаршей статья-заметка о «Красной нови» была напечатана (в майском № 5 «Москвы»), и если это хоть в какой-то мере не то, что поможет, а просто подбодрит Галину Александровну — я буду очень рад .

Для Шаламова, впервые арестованного за распространение «Завещания Ленина», важно то, что «Красная новь» была создана по инициативе Ленина, статья которого была опубликована в первом номере.

Но самым главным для Шаламова было вернуть имя репрессированного А. К. Воронского. Этим он будет заниматься всю жизнь. В 1970-е годы он написал очерк «Александр Константинович Воронский», в котором обстоятельно изложена ситуация в литературе 1920–1930-х годов. Статья «Первый номер "Красной нови"» вышла в журнале «Москва» со значительными цензурными сокращениями. В частности, цензуре подверглось упоминание разговора Ленина с Горьким, в котором говорится о предстоящем голоде:

Горький принес пачку книг, изданных в Берлине Горьким и Гржебиным, и показал Владимиру Ильичу. Ленин взял в руки сборник древних индийских сказок, полистал.

— По-моему, — сказал он, — это преждевременно.

Горький ответил:

— Это очень хорошие сказки.

Владимир Ильич заметил:

— На это тратятся деньги.

Горький:

— Это же очень дешево.

Ленин:

— Да, но за это мы платим золотой валютой. В этом году у нас будет голод.

Мне показалось тогда, что столкнулись две правды; один как бы говорил: «Не о хлебе едином будет жив человек»; другой отвечал: «А если нет хлеба...»

И мне всегда казалось, что вторая правда, правда Владимира Ильича, сильнее первой правды <фрагмент удален>.

Удалены также упоминание Кронштадтского мятежа, диалоги Всеволода Иванова с Горьким. Подвергнута цензуре и информация о гонорарах в голодные годы, свидетельства А. К. Воронского о том, как выписывались продуктовые гонорары на имя Горького:

А. К. Воронский рассказывает, как однажды по договоренности с членами правительства он выписал продукты на имя Горького и явился за получением в склад. Однако кладовщик-латыш, просмотрев документы, сказал, что одному человеку он не может выдать пуд сахару, пуд мяса и т. д. Что это за Горький, которому столько понадобилось? Ответственный редактор решил не вдаваться в подробности. «Горький болен», — сказал он латышу. «Болен, так пусть и получает по больничной норме. Такие нормы у нас есть». Пришлось созваниваться о выдаче особо и, в конце концов, «паек Горького», сильно урезанный, был получен. Ответственный редактор набил продуктами два мешка и оттащил их к себе в комнату в Первом доме Советов (ныне гостиница «Националь» на улице Горького). Продукты за ночь растаяли, и на полу образовалась мутная лужа, что весьма встревожило ответственного редактора. К счастью, наутро один из сотрудников Госиздата помог ответственному редактору распределить среди сотрудников журнала «горьковский паек» <фрагмент удален>.

Всего в 1957–1958 году Шаламов опубликовал 11 статей и подборку стихов. В архиве находится неопубликованный материал «Поэты Подмосковья», посвященный поэту и художнику Павлу Радимову и художнику Юрию Пименову, и серия статей «Памятники писателям в Москве».

В целом опыт работы в журнале «Москва» для В. Шаламова не был положительным. Его тексты цензурировались, стихи выходили «калеками», а кроме того, сказывалось большое несогласие с редакционной политикой и с главным редактором Николаем Атаровым. В записных книжках Шаламова «Москве» посвящены несколько критических высказываний. Он считает Атарова неподходящим для такой должности, эстетически неуверенным человеком, обвиняет его в капризности, неумении отличить малое от большого, завоевать авторитет, построить журнал. Связано это и с тем, что Атаров не поддерживал предложений Шаламова по новым темам:

Лично я в те небольшие десять месяцев, что проработал там в отделе информации хроники, получил от Атарова полный отказ по трем моим предложениям.

1) Кумранские рукописи. — Это очередная афера. Я даже знакомиться с секретарем Бонч-Бруевича не хочу.

2) Воронский. — Это не нужно всё. Надо доказывать, что тот — не троцкист... <нрзб.>

3) «Синяя блуза». Хотя Брехт был уже в Москве, Борис Южанин был еще жив, и могли бы по «Синей блузе» получить очень важный материал.

По словам Шаламова, главный редактор Атаров заявил о том, что не знает, что такое «Синяя блуза», а это означало его полную эстетическую несовместимость с человеком двадцатых годов Шаламовым. Статья о «Красной нови» вышла уже после снятия Атарова с должности в 1958 году.

Шаламов прекратил сотрудничество с журналом «Москва» в 1958 году по ряду причин: несогласие с редакционной политикой, неоправдавшиеся надежды на публикацию стихов и прозы, конфликт с главным редактором и тяжелая болезнь, которая затрудняла регулярную журналистскую работу.

  • Книгу Ксении Филимоновой «Эволюция эстетических взглядов Варлама Шаламова и русский литературный процесс 1950–1970-х годов» представляет издательство «Новое литературное обозрение».
  • Варлам Шаламов прожил долгую жизнь, в которой уместился почти весь ХX век: революция, бурная литературная жизнь двадцатых, годы страданий на Колыме, а после лагеря — оттепель, расцвет «Нового мира» и наступление застоя. Из сотен стихов, эссе, заметок, статей и воспоминаний складывается портрет столетия глазами писателя, создавшего одну из самых страшных книг русской литературы — «Колымские рассказы». Книга Ксении Филимоновой посвящена жизни Шаламова после лагеря, его литературным связям, мыслям о том, как писать «после позора Колымы», и работе над собственным методом, который он называл «новой прозой». Автор рассматривает почти тридцатилетний процесс эстетической эволюции В. Шаламова, стремясь преодолеть стереотипное представление о писателе и по-новому определить его место в литературном процессе 1950–1970-х годов, активным участником которого он был.

На нашем сайте читайте также:

Polit.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!