НА КАЛЕНДАРЕ

Евгений Миронов: Главное в эпоху перемен — остаться человеком

Павел Басинский, rg.ru   
11 Июля 2023 г.

«Сегодня во всем мире ощущается турбулентность. Растерянность и чувство самосохранения рождают способы защиты, и зачастую они агрессивны: зло, ненависть, отсутствие терпимости и сострадания. Для человека появилось много серьезных вызовов и главный из них — остаться Человеком. И в этом контексте мне интересна фигура Максима Горького, жившего в эпоху тектонических перемен», — признается Евгений Миронов.

Евгений Миронов – о личности Горького, Театре Наций, фестивальной деятельности и многом другом

Художественный руководитель Театра Наций народный артист России Евгений Миронов поведал о фестивале «Горький +», который он возглавляет и который в эти выходные состоится в Нижнем Новгороде, а уже в августе пройдет в московском Парке Горького. Но, конечно, разговор вышел далеко за рамки фестиваля.

Возвращение Горького

В этом году в марте мы отмечали 155-летие со дня рождения Максима Горького. Дата не слишком круглая, но почему-то именно этот писатель сегодня вызывает повышенный интерес. Фестиваль искусств «Горький +» проходит сразу в трех городах — Казани, Нижнем Новгороде и Москве. Даже для меня, автора биографии Алексея Максимовича в серии «ЖЗЛ», это весьма неожиданно. Мне казалось, что Горького прочно забыли.

Евгений Миронов: О Максиме Горьком у нас долгое время не вспоминали. Но сейчас, безусловно, наступило его время. Я почувствовал это год назад, когда мы начали делать фестиваль в Москве. Ко мне обратилась директор Парка Горького Елена Лупина и сказала: «У нас парк имени Горького. Давайте сделаем фестиваль». В результате мы собрались с моими коллегами, начали погружаться в материал, и нас очень заинтересовала фигура Алексея Максимовича. В итоге фестиваль в Парке Горького получился объемным — от концерта с участием маэстро Спивакова до рэпа по мотивам горьковских произведений, от показа классических кинофильмов до игры в городки и от спектакля-променада до спектакля-дефиле. Лично я участвовал в фестивале не только как арт-директор, но и как актер. С Юрием Башметом и Мариной Брусникиной мы придумали спектакль, в котором я и Александра Урсуляк читаем рассказы «Рождение человека» и «Страсти-мордасти», и при этом звучит музыка Эдварда Грига. Когда Марина предложила эту идею, я сильно удивился: где Григ и где Горький? Оказалось, Алексей Максимович очень любил музыку норвежского композитора. Но «Страсти-мордасти» — это страшный рассказ про мальчика, который не может ходить и живет с матерью-алкоголичкой. Как он будет соседствовать с музыкой Грига, воспевающей вечную красоту природы? Однако именно этот потрясающий контраст производит нужный художественный эффект. На фоне прекрасной природы — такая трагедия! Как писал Ван Гог в своих письмах к брату, «этот мир, по-видимому, состряпан наспех, в одно из плохих мгновений, когда сам Создатель не знал, что он делает, или плохо соображал». Он считал, что в этом мире человек всегда несчастен. И о том же самом пишет Горький в рассказе «Рождение человека»: «Да ведь и солнцу часто очень грустно смотреть на людей: так много потрудилось оно для них, а — не удались людишки... Разумеется, есть немало и хороших, но и их надобно починить или — лучше переделать заново». Премьеру спектакля мы сыграли в прошлом году в Москве, а в июне фестиваль «Горький +» проходил в Казани, и зрители нас очень хорошо принимали. Да и вообще за этот год Горького стали ставить театры по всей стране.

Как вы думаете, это связано с творчеством Горького или с его личностью? Мне кажется, Горький после возвращения в СССР в 1928 году сумел построить мост между властью и творческой интеллигенцией. Ему как-то удавалось договариваться и с теми, и с этими. С одной стороны, это шло на пользу и власти, и культуре. А с другой... Вспомним его поездку в Соловецкий лагерь особого назначения, где отбывали срок философ Алексей Лосев, будущий академик Дмитрий Лихачев и где расстреляли отца Павла Флоренского. Так что Горький — крайне противоречивая личность.

Но, может, отсутствие сегодня фигуры, соединяющей власть и интеллигенцию, и вызывает к нему такой интерес?

Евгений Миронов: Возможно... Но для меня не это в Алексее Максимовиче главное. Мне интересно, как такая мощная творческая личность ощущала себя на смене эпох. Тут интересно все — его взгляды до 1917 года, когда он активно подключался к политической жизни, спонсировал революцию... А когда она случилась, категорически ее не принял, но при этом поддерживал огромное количество писателей, организовал издательство «Всемирная литература»... Потом все-таки уехал за границу... А когда вернулся, стал рупором власти. Верил ли он на самом деле или его использовали? Сейчас уже трудно сказать. Мой любимый рассказ Горького — «Рождение человека». Там столько идеализма, романтики! Эпоха такая была — все искали нового человека.

А сейчас не ищут?

Евгений Миронов: Сегодня во всем мире ощущается турбулентность. Растерянность и чувство самосохранения рождают способы защиты, и зачастую они агрессивны: зло, ненависть, отсутствие терпимости и сострадания. Для человека появилось много серьезных вызовов и главный из них — остаться Человеком. И в этом контексте мне интересна фигура Максима Горького, жившего в эпоху тектонических перемен. Удалось ли ему сохранить себя, не сломаться? Что он думал при этом? Конечно, невозможно влезть в его голову, но можно через его творчество и судьбу попытаться понять, как нам самим жить в переломное время. Это ведь касается не только России, но и всего мира. Просто мы сейчас ощущаем это наиболее остро.

Недавно фестиваль «Горький +» прошел в Казани. Казанский период — очень важный в жизни Горького. Мальчишка, сирота в чужом городе, ночами работает в пекарне, месит тесто, а в перерывах на мешках с мукой читает Шопенгауэра. Потом разносит свежие булочки студентам университета и духовной академии и спорит с ними о смысле жизни, а они смотрят на него как на чудо в перьях. Какой-то странный «самородок»! У него это описано в «Моих университетах». И потом этот «самородок» становится всемирно известным писателем...

Евгений Миронов: Казанский период — самый тяжелый в жизни Алексея Максимовича, когда он даже стрелялся. Я был в селе Красновидово под Казанью, там почти ничего не изменилось с горьковских времен. Стоит такой же домик, в каком Алеша Пешков жил на чердаке. Заходишь, и кажется, что он только что вышел покурить. Дом стоит на берегу, и там огромный мыс. Он наверняка на нем часто стоял, потому что вид на Волгу завораживающий. Хочется прыгнуть в эту пучину, уйти от этого мира к чертовой матери. Наверняка молодой человек, у которого еще и была неудача в любви, так думал и чувствовал.

Я люблю такие маленькие музеи, которые и на музеи-то не похожи. Поэтому мы решили, что будет здорово привязать к нему один из проектов фестиваля — аудиоспектакль Мобильного художественного театра «Подлодочник». И вообще мне было важно, что этот наш фестивальный год открылся именно в Казани, где Горький сформировался как личность. В этот уикенд эстафету принимает Нижний Новгород, где зрителей ждет тоже очень обширная программа. И что важно, в обоих этих городах к нашему фестивалю подключились местные культурные институции, в сотрудничестве с которыми мы смогли реализовать ряд интереснейших идей. А закончит «Горький +» свой марафон в августе в Парке Горького, где будет показано лучшее из Казани и Нижнего Новгорода и совершенно новые проекты, подготовленные специально для Москвы.

Театр — это способ в чем-то разобраться

Вы очень занятой человек. Постоянные разъезды, съемки... При этом вы — художественный руководитель одного из ведущих театров страны. Возглавляете фестивали, руководите благотворительными фондами. Как вы все успеваете?

Евгений Миронов: Просто я всегда делаю то, что мне хочется, или что не могу не делать. Конечно, театр занимает огромную часть моей жизни. Мне было важно создать площадку в Москве, где был бы представлен мировой театр во всех его направлениях. Мы приглашали ведущих мировых режиссеров, чтобы они работали с русскими артистами. При этом мы не просто репертуарный театр. Мы воспитываем молодых артистов, режиссеров. Кроме основной сцены, которая отдана уже зарекомендовавшим себя постановщикам, есть Малая сцена и Новое Пространство Театра Наций — это широкое поле для экспериментов. Например, мы приняли в качестве резидентов Нового Пространства последний курс замечательного гитисовского педагога Олега Кудряшова и надеемся, что они вольются в нашу команду, как когда-то влились Юлия Пересильд, Павел Акимкин, Елена Николаева, Наталья Ноздрина и другие. Этот небольшой особняк на Страстном бульваре кого только не принимал за последние годы: музыкантов, архитекторов, современных хореографов, там проходили образовательно-просветительские программы. Это пространство, где молодые должны пробовать, ошибаться и в творческих коллаборациях рождать новые смыслы.

Одновременно вы занимаетесь широкой фестивальной деятельностью, и «Горький +» — это малая ее часть. Расскажите о Фестивале театров малых городов России, который вы возглавляете с 2007 года.

Евгений Миронов: На мой взгляд, фестивальная деятельность это и есть в первую очередь работа с регионами. Фестиваль театров малых городов России вначале задумывался как миссионерская деятельность. Такой, знаете, «старший брат — младшему брату». Но за 15 лет все изменилось. Сегодня, например, молодой режиссер Лиза Бондарь выпускает спектакль в городе Мирный в Якутии, завтра — в Большом театре и Театре Наций. Нет границ. Нет такого «провинция, которой надо помочь». И, конечно, это произошло в том числе благодаря нашей работе. В регионы посылались режиссеры из Москвы, создавались лаборатории, на их основе ставились спектакли. Некоторые режиссеры оставались там худруками, поднимали театры в городах, которых раньше на театральной карте страны не было. Например, в Новокуйбышевске Самарской области Денис Бокурадзе создал градообразующее по сути дело — театр-студию «Грань», вокруг которой уже подтягивается все остальное в малом городе. В данном случае театр — это способ изучения этой жизни. И в каком-то смысле терапия в тяжелые моменты истории. Вообще основная задача любого театра — помочь людям в чем-то разобраться и исследовать что-то новое. Любые темы можно исследовать «способом театра».

Евгений Миронов – о личности Горького, Театре Наций, фестивальной деятельности и многом другом

  • Фото с сайта almode.ru

О чем Евгений Миронов редко рассказывает

Вы являетесь одним из учредителей благотворительных фондов «Артист» и «Жизнь в Движении». Об этой стороне вашей жизни почему-то мало известно...

Евгений Миронов: Фонд поддержки ветеранов сцены и кино «Артист» мы начинали с Машей Мироновой, а дальше к нам присоединились наши коллеги Игорь Верник, Леонид Ярмольник, а также Наталья Шагинян-Нидэм. Нуждающихся в помощи оказалось так много, что у фонда сформировалось несколько программ: мы оплачиваем обследования, лечение и реабилитацию в ведущих клиниках и санаториях, организуем патронаж на дому, обеспечиваем необходимыми лекарствами, средствами реабилитации, продуктами, оказываем материальную и бытовую помощь, но кроме этого, мы стараемся максимально социализировать наших подопечных — устраиваем праздники, походы в театр, экскурсии, творческие занятия. Сейчас фонд осуществляет свою деятельность более чем в 70 городах России. Все это невозможно было бы без помощи государства и наших партнеров.

Девять лет назад возник фонд «Жизнь в Движении». Его задача — помощь в протезировании детям. Нет никакой статистики по количеству детей, нуждающихся в протезировании, а случаев таких очень много. Мы начали с мальчика Саши Шульчева из детского дома для детей-инвалидов в городе Нижнем Ломове Пензенской области. Он в свои 12 лет на тележке катался, как инвалиды после войны, и читал мне свои стихи. У него не было обеих ног и по два пальца на каждой руке. Понятно, какая этого мальчишку ждала судьба. Тогда нам нужно было отправить Сашу в США, чтобы ему сделали протезирование. После этого он смог самостоятельно ходить, окончил юридический факультет, выучил три языка. У него есть девушка. Понимаете, это не просто сочувствие таким детям. Это изменение их судьбы. В 2019 году мы создали свой детский центр протезирования, который называется «Хочу Ходить», отправили на стажировку за границу наших врачей-протезистов. К сожалению, мы еще не достигли того, чтобы производство протезов было полностью нашим. И сейчас обсуждаем пути решения этой задачи с нашим другом и многолетним партнером фонда Дмитрием Пумпянским. Сейчас из-за санкций сложно с комплектующими, приходится доставлять через третьи страны. Один протез может стоить больше миллиона рублей. Ребенок растет, и протез нужно менять каждые два года. Но эти дети катаются на горных лыжах, поднимаются на вершину Эльбруса. Увидев их на улице, вы не поймете разницу между ребенком со своими ногами и ребенком с нашим протезом. Иногда они даже не скрывают их, они ими гордятся, идут по улице, бегают, прыгают. Это фантастическая история! Еще мы проводим благотворительные аукционы, концерты, марафоны и, конечно, благодарны всем друзьям-партнерам, без чьей помощи нам было бы очень трудно.

Когда Евгений Миронов успевает сниматься в кино?

Вы еще и в кино успеваете сниматься...

Евгений Миронов: Я еще в том возрасте, когда хочется сниматься. Но желание убавляется, когда я читаю сценарии, которые мне предлагают. Поэтому мы с коллегами открыли свою студию, она называется «Третий Рим». В частности, фильмы «Время первых», «Синдром Петрушки», «Жанна» были сняты этой студией. И сейчас у нас в запуске сразу несколько больших проектов.

Сейчас где-то снимаетесь?

Евгений Миронов: Это фильм, в котором не я продюсер. Он называется «Северный полюс», режиссер Александр Котт. Это блокбастер про 1962 год, основанный на реальных событиях, когда наша первая атомная лодка К-3 должна была по приказу Хрущева дойти до Северного полюса. Получилось «как всегда»: люди есть, а техника не готова, а надо идти, приказ дан, а дальше — «человеческий фактор». Героизм наших людей, который они все-таки совершили. На Северном полюсе (это исторический факт), они практически столкнулись с американской атомной подлодкой. Обе лодки поднялись наверх, и поскольку они были оторваны от внешнего мира, два капитана должны были сами решать, начинаться ли третьей мировой войне. Они выкурили по сигарете и разошлись в разные стороны. Я играю акустика, это одна из главных ролей. Лодка не была готова к плаванию как раз по части акустики, а без нее она слепая и глухая. Моему герою приходится экстренно создавать эту систему. Он это делает и спасает команду.

Вы кого только не играли. Ленина и Достоевского, Нержина («В круге первом») и Мышкина («Идиот»). Все это люди абсолютно разнохарактерные. Но ведь актер должен подобрать психологический ключ к каждому герою. Как у вас это получается? Понимаю, что мой вопрос наивный.

Евгений Миронов: Нет, совсем не наивный. Например, Ленин... Я случайно шел на «Мосфильм» и встретил Владимира Хотиненко, с которым мы недавно сняли «Достоевского». Он говорит: «Можешь зайти на секунду в павильон, мы фотопробы делаем». Я говорю: «Володя, какие фотопробы, ты о чем?» Он: «Надень кепку, повернись, прищурься и все». Потом он рассказал, что продюсеры увидели мою фотографию и решили, что однозначно Ленина должен играть я. Я сначала обалдел. Потом нырнул в материал, посмотрел всех, кто играл Ленина, а это были и Ульянов, и Смоктуновский... Лучше всех, на мой взгляд, сыграл Щукин. У него Ленин такой добренький и хитренький. У Смоктуновского скорее анти-Ленин, потому что никуда он себя самого не смог спрятать — слишком большая личность. В общем, ни один Ленин меня не устроил. Стал читать разные материалы о нем, но тоже не мог его почувствовать. Он от меня далек и как человек, и как политик. Но было интересно разобраться в нем, потому что этот человек поменял мир. Мне, как артисту, важно понять психофизику героя. Это очень сложно, это самое сложное. И вдруг в одном из документальных материалов я увидел кадры какого-то заседания. Ленин сидит на ступеньках и что-то пишет. Вокруг — безумие, кричат, кто-то выступает, а он на это не обращает никакого внимания. Это было для меня как «Эврика!». Я понял, что этот человек живет в своем мире, и все должны работать на этот мир. Это человек сверхидеи. И для меня стало понятно все. Как он ест, например. Вот приносит ему Крупская суп. Ему не важно: с мясом это суп или уха. Он не понимает, что он ест. Поставь перед ним чай в тарелке, он скажет: «Спасибо, очень вкусный суп». Для него есть суп — это пустая трата времени. Как говорил Солженицын: «Я — враг обедов». За обедом Ленин должен читать информацию в газете какой-нибудь, и вот эта информация ему очень важна, потому что поможет в осуществлении каких-то идей.

А с князем Мышкиным как было? Когда вышел сериал «Идиот» Владимира Бортко вас, естественно, сравнивали с Юрием Яковлевым в экранизации Ивана Пырьева 1958 года. Яковлев, конечно, прекрасен, как везде, где он играет. Но он играет интеллигента XIX века. Этого князя Мышкина я не вижу в наши дни, в метро или на улице современного города. А ваш Мышкин современный. Я ошибаюсь или нет?

Евгений Миронов: Я не думал о том, интеллигент он или нет. Мне помогло другое. Мышкину 23 года, из которых 20 лет он был болен. То есть на самом деле ему три года. В три года дети не врут. Они еще не научились у взрослых. Мы постоянно врем, это — норма цивилизованной жизни. Вежливый тон в разговоре с неприятным тебе человеком — это тоже вранье. Мышкин настолько чист, что притягивает к себе людей. Они смотрят на него и не могут понять: так не бывает — нет камня за пазухой, нет двойных мыслей. И кроме того — великое сострадание ко всем, даже к подонкам. В принципе, Мышкин — не человек в моем представлении. Он послан сюда, чтобы проявить всех остальных персонажей. И умереть. Вот в чем идея Достоевского. В том, что в этом мире такие не жильцы. Я попробовал прожить на съемочной площадке один день без вранья. Поверьте, это невозможно.

А Нержина в фильме Глеба Панфилова «В круге первом» сыграть Солженицын вам сильно помог? Вы ведь общались с ним перед съемками?

Евгений Миронов: И помог, и помешал. Помог, потому что в нем я увидел настоящего Нержина. Я ему говорю: «Вот у вас есть болевой порог, вы тоже человек... О чем вы думали, когда из „шарашки“ отправлялись в лагерь? Вы же не знали тогда, что получите Нобелевскую премию. В лагере у вас случился рак, на воле от вас жена ушла. Что вами двигало?» Он говорит: «Чувство справедливости». И все. Я сразу понял, что это за человек.

Но я не пошел в этом образе до конца. Я знал, что он этот фильм увидит. Понимаете, он тоже человек сверхидеи. Наверняка где-то внутри него был страх, но сама задача — стать проводником этого времени, она настолько была сильна, что исключала любую рефлексию. Поэтому поведение Нержина в картине могло быть более жестким. Но я этого побоялся. Подумал, ему это будет неприятно. Наверное, как артист я был неправ. Но я настолько к нему уважительно отношусь, что иначе не мог.

Шукшин — это про любовь

Спектакль Театра Наций «Рассказы Шукшина» я считаю лучшей театральной версией его прозы. Что вас привело к Шукшину и его «чудикам»?

Евгений Миронов: «Чудики» Шукшина — это больше, чем русское явление, это общее качество простого человека. Поэтому наш спектакль был понятен зрителям и во Франции, и в Чили, и в Гонконге, и везде, где мы его играли. Просто Шукшин очень любит своих персонажей.

Есть там, например, такой персонаж Глеб Капустин из рассказа «Срезал». Он приехавшего в деревню кандидата наук, который когда-то сам вышел из деревни, просто опускает, «срезает». Глеб Капустин такой местный гуру, потому что читает газеты и знает про все. И вот он в довольно хамской манере опускает интеллигентных людей. Но это так наивно и так смешно. Когда мы были на репетициях на родине Шукшина в Сростках, я никак не мог найти этого Глеба Капустина, хотя знал, что он еще жив. Шукшин писал его со своего близкого знакомого, и говорят, что он сильно обиделся на него. И вот в последний день мы накрыли огромный стол на берегу реки Катунь и пригласили всю деревню. А я пошел искать Капустина. Вижу, идет человек, который тащит повозку вместо лошади. То ли лошадь бережет, то ли ее у него нет. Я говорю: «Вы Капустин?» — «Ну, допустим!» — «Слушайте, мне бы...» Он послал меня на три буквы. И вот сидим мы на реке Катунь, выпиваем, поем песни. Вдруг слышу шепот: «Капустин... Капустин...» Вижу, с горы спускается этот Капустин. Сел со мной, мы выпили, и он заплакал. Говорит: «Деревня погибает, ничего не осталось, никого не осталось».

Да ладно! Я был в Сростках. Цветущее село!

Евгений Миронов: Он про другое говорил. Про свою деревню, про молодость. Вот такая история. Так что Шукшин — он с любовью к нам ко всем. Шукшин — это про любовь.

Хотел бы Евгений Миронов, чтобы его сын стал артистом?

Расскажите про ваш детский фестиваль «Небо», который прошел в Парке Горького.

Евгений Миронов: Как это вообще получается? Я подумал: что можно было бы посмотреть моему сыну? И Юля Пересильд говорит: «А куда мои дети могли бы пойти?» Чем можно удивить ребенка? Тем более их сейчас невозможно вытащить из планшета. Мы проиграли этот бой с гаджетами. И тогда мы поставили себе непростую задачу. Это должен быть мультижанровый фестиваль, чтобы дети не только через искусство, но и через науку, спорт и образование постигали все разнообразие мира. Мне кажется, у нас здорово получилось, потому что в эти два дня можно было оставаться ночевать в Парке Горького — столько было событий! Театр и цирк, наука и искусство, музыка и танец, а еще прибавьте к этому активности, в которых могли участвовать сами дети, и вы поймете, насколько масштабным стал этот фестиваль. Я благодарен всем, кто поддержал нашу идею, вложил в нее свои труд и фантазию, но в первую очередь я хочу поблагодарить правительство Москвы и департамент культуры, которые поверили в нашу инициативу и поддержали проведение первого фестиваля искусств «Небо». Надеюсь, что он станет ежегодным.

Сам я получил огромное удовольствие, потому что на концерте закрытия исполнил любимое детское произведение «Петя и волк» Прокофьева вместе со своим сыном. Он играл Петю. Так что я еще и как отец получил большое наслаждение. Хотя это не значит, что я хочу, чтобы мой сын пошел в артисты. Я хочу, чтобы он ощущал причастность к чему-то важному и понимал свою ответственность за результат.

На нашем сайте читайте также:

По инф. rg.ru

  • Расскажите об этом своим друзьям!