«Иркутск – судьбы моей столица» |
Алексей КОМАРОВ |
26 Ноября 2022 г. |
Презентация нового фотоальбома под таким названием известного иркутского фотохудожника и спортивного фотожурналиста Валерия Орсоева состоялась минувшим четвергом в музее города Иркутска. На презентации было много гостей: соседей и друзей Валерия Петровича по жизни, коллег и товарищей по его ремеслу, по журналистике и спорту, которым он отдал большую часть своей творческой жизни. Было много речей и высказываний о достоинствах альбома, суть которых в общем-то сводилась к одному: работа Орсоева – это альбом-эпоха, альбом-хроника, которая показывает жизнь нашего Иркутска на протяжении многих десятков лет, и где каждый его житель сможет найти и свой город, и себя самого. И это весьма символично. Но лучше всего об этой очередной талантливой работе В. П. Орсоева сказано в предисловии к фотоальбому, которое написал его коллега по газете «Советская молодежь» и друг по жизни Алексей Викторович Комаров. Его мы публикуем ниже. Примечательно, что альбом был подписан в печать в день 70-летнего юбилея фотохудожника. И это тоже символично. Это – наш город и мыУзнавать, не узнавая. Вспоминать и открывать. Уходящих догоняя, собирать и согревать, – это о том, что я увидел и почувствовал, открыв фотоальбом как самый первый (и, поверьте, очень придирчивый) зритель. Чтобы написать этот текст, мне надо было рассмотреть все. Буковки сами сложились в слова. Слова – в строчки. Оказалось, почти стих. «Почти» – утвердительное. Я не поэт. В фотоальбоме, который буквально затянул меня в загадочную полузабытую страну детских снов и воспоминаний юности, настоящие иркутские поэты присутствуют – их фотопортреты: Марк Сергеев, Ростислав Филиппов, Саша Сокольников. А еще иркутские писатели Александр Вампилов, Валентин Распутин и Дмитрий Сергеев смотрят с фотографий. Известный всем иркутянам в 80-е годы прошлого века журналист и спортивный комментатор Лев Перминов кормит своих белок… в Центральном парке культуры и отдыха (теперь здесь – мемориальный комплекс «Иерусалимская гора»). Мальчишки, девчонки, студенты, старики, спортсмены, рабочие, артисты, деревянные узоры домов, старинные трамваи, телефонные будки, солнце и ненастье, памятники и бомжи, дворники, Ангара и уличные потопы, взгляды пронзительные и пронзающие, праздники и трудовые будни, церкви и митинги, детство и счастье, прошлое и… будущее – все вместилось между двух крышек книжного переплета. Первый в новейшей истории Иркутской области народный губернатор Юрий Ножиков даже дважды присутствует: на фотографии у микрофонов и… на карикатуре, которую держит в руках уличный художник. Кондитер по-дружески соседствует с композитором, а дизайнер – с академиками, пилоты прямо с неба рвутся в писатели, а болельщики громко требуют «судью на мыло!». Это – Иркутск и иркутяне. Век ХХ, ушедший. …Вспомнил День Победы, 9 Мая. Тогда ветераны Великой Отечественной войны еще ходили колонной к мемориалу Вечный огонь, открытому в Иркутске к 30-летию Победы. Они строились у Дома офицеров и маршировали до сквера Кирова. Уже не печатали шаг, но держали равнение в шеренгах. В тишине утренней тени улицы Карла Маркса каждый их шаг отзывался мерным звоном боевых медалей на парадных кителях и пиджаках. Разглядывая репортажные снимки, вспомнил и «лихие 90-е». И еще раньше – волнения и митинги перестройки, споры и сомнения, и разочарования – куда же без них. И все это только в фотографиях, которые сегодня, без всякого сомнения, заслуживают звания «фотодокументы эпохи» – иркутские страницы последних десятилетий. И, конечно, сам город – «любимый Иркутск – середина Земли». От шпиля – до императора: нынешняя молодежь и не сообразит, что речь о памятнике Александру III, который вернулся на свой пьедестал совсем недавно – в 2003 году, ровно через 100 лет после своего первого восшествия на постамент финского мрамора. А до того прекрасный мрамор венчал бетонный шпиль, протыкающий небо, который почти 40 лет дразнил городских острословов своей четырехгранной убогостью. Память сохраняет то, чему человек был свидетель. Со временем она ретуширует воспоминания и лакирует случившиеся неприятности флером забвения. А потом уносит в забытие, которое через годы и десятилетия обращается в небытие. Было? Не было? – Того, кто знал наверняка, уже нет на этом свете. Наверное, так завершается частная жизнь человека. Пока он жив и память его существует, в ней хранится все ценное, случившееся в прошлом. Ценность этих картин не определяет стоимость или значимость событий: в общечеловеческой истории это незаметные пылинки. Но стоит им влететь в луч света, каждая начинает свой причудливый танец. Пока человек жив, его воспоминания хранят даже уже несуществующее. Наша история, которая рождается на чьих-то уцелевших осколках памяти, все же будет опираться на сохранившиеся данные некой статистики, документы-летописи, свидетельства очевидцев и случайные факты. И, конечно, фотографии. Иркутск, который я помню в детстве, был в основном деревянно-низким. Я – маленький. Дома – большие. Одноэтажные – вбок от основных улиц, где стояли еще большие – двухэтажные строения. Вдоль разнобойных домов пролегали дощатые тротуары – плахи-сходни: где поплоше – в две доски, где побогаче – в три-четыре. Ходить по ним было звонко, и далеко слышно стук каблуков, особенно поздней осенью – по уже промороженным доскам. Летом можно и безобразить по-детски – качаться кое-где, приседая коленками: из-под плахи, из щелей тротуара веером вылетали брызги – там после дождя в лужицах сохранялась вода. Оговорюсь: речь о 50-60 годах прошлого века. Когда Дунькин сад (в то время – «Детский парк», ныне – Музей-усадьба Сукачева) еще был местом не «облагороженным» и не отгороженным от людей музейным настоящим. Осенний переулок полон справными домами, а Горная, Подгорная, Парковая или Коммунаров, а то и две Лагерных вдоль Ушаковки имели свою вполне объяснимую топонимику. Улица Горная упиралась в Иерусалимскую гору, Подгорная эту гору обвивала понизу, Лагерные хранили свои прозвища от летних казачьих лагерей, а Коммунаров, восходя от Амурской, приводила к братской могиле партизан напротив Входо-Иерусалимского храма, в котором в то время было общежитие училища культуры, кажется, так. В сумерках с осени до весны улицы в центре Иркутска пахли березовым, сосновым, лиственничным дымом, который вырывался из кирпичных дымовых труб на двускатных крышах: и дощатых еще, крытых толем или рубероидом, и уже шиферных, и железных, крашенных суриком. Углем пахло больше на окраинах города – в предместьях (да, тогда это слово еще было в употреблении: предместье Рабочее, предместье Марата). Или это память моя так избирательно помнит предсумеречные запахи полутемных иркутских улиц с редкими мутно-желтыми лампочками, горевшими не на каждом деревянном столбе. Дощатые заборы, резные ворота, чудо-наличники. Сирень и черемуха в начале лета в цветочном кипении просто вываливались из каждого палисадника. Тот Иркутск местами уже ушел, а где-то одной ногой еще здесь, хотя другой уже на том свете, вслед за своими хозяевами. Таковы законы природы, развития общества, истории. Мы и святыни не всегда храним, а что уж старый домашний очаг – не более чем холст в сказочной каморке папы Карло. Любые ворота и забор вполне годятся на дрова. Напоминанием о прошлом веке – обсыпающиеся кирпичные скрижали брандмауэра, покрытые актуальными во все времена надписями: «дура», «Катя + Ваня = любовь» с изображением сердца и еще – фигурка с крыльями, наверное, ангел. Понимание объективности течения времени не свойственно молодости, оно приходит лишь с возрастом. В молодости не верится, что ничто не вечно ни в мире, ни в городе, новое всегда вытеснит старое, оно сильнее. И еще: прошлое не вернуть, оно всегда уходит навсегда. Зато его можно хранить в памяти, запечатлев самое дорогое на фотографиях. А самое дорогое – это жизнь, наша с вами жизнь в самом лучшем городе, которому автор фотографий признается в любви.
|
|
|