Достоевский... в куклах

Говорить, что вся жизнь театр, наверное, стоит после того, как всё узнал и всё пережил. Театр кукол всё чаще становится самым настоящим полигоном страстей. И решение ставить «Дядюшкин сон» Достоевского – более чем актуально. После премьеры мы поговорили с режиссером Игорем Казаковым, он родом из Беларуси, поставил более 40 спектаклей на выезде. Иркутск для него – второй сибирский город после Томска, и очень знаковый.

– Для меня история «Дядюшкин сон» – метафора того, что жизнь хрупка и скоротечна. И квинтэссенцией всего пережитого, мгновенно пронёсшейся жизни, является только одна любовь. Вся жизнь пролетает как сон, и в ней остаётся одно – самое важное – это воспоминания о былой любви, которые преследуют главного героя Князя во всём.

– Было ли что-то подобное и в вашей личной жизни?

– Для меня вопрос жанра определен как сентиментальная комедия. Это история про то, где хочется и посмеяться, и поплакать. Странное дело, но к своим 40 годам я тоже стал почему-то сентиментальным. У меня было достаточно много весьма жёстких спектаклей, а сейчас пошёл период переосмысления. Именно с этим связан для меня и выбор рабочего материала. Старость – итог всего пережитого, поэтому старость получается одновременно и смешной, и трагической. И мне кажется, с высоты полёта прожитой жизни Князя, возникает некая аллегория. При всей внешней простоте комедии характеров, они даже здесь не столько характеры, сколько типы. И именно в этом водевиле проглядывается глубина и очень даже экзистенциальные вещи.

– Не угнетает ли вас сама мысль, что люди со времен Шекспира ничуть не меняются?

– Меня это не шокирует, но и не оставляет в покое. Эта тема вечных людских страстей. Несмотря на то, что все действие происходит в декорациях XIX века – главная моя идея из такого серьёзного материала сделать шарж на современность. Важно то, что человек всё такой же узнаваемый, что тогда, что сегодня.

– Иркутская труппа вас чем-то удивила, порадовала?

– У Иркутской труппы есть всё: опыт, энергия, молодость и традиции. В общем-то, эта история как-то так и раскладывается на репертуар. Но при этом мы пригласили ещё и из Иркутского музыкального театра народного артиста РФ Владимира Яковлева. Дело в том, что у главного персонажа есть четкая акварельная изобразительная графика – и всё это делает его своего рода шаржем – это интересная с одной стороны, но с другой стороны довольно сложная задача. Держать форму карикатурного персонажа непросто. Здесь есть определенное движение. И ритм практически водевильный!

– Ну, а для вас чем важно это произведение – «Дядюшкин сон»?

– Это мой 41 спектакль, поставил я уже достаточно много – это и Гоголь, и Шекспир, белорусские классики, Брехт, Островский. Спектакль – это ведь всегда какое-то высказывание на определённую тему, на определённый период жизни, и моей в том числе. В этой истории я не стремился выделиться как режиссёр, важнее было честно поговорить на эту тему. И на моём этапе жизненного пути давно пора себе самому и миру сказать, что есть вещи, которые действительно очень важны. Например, трагическая любовь... Есть и пена, которая всех нас одолевает в виде соблазнов и ещё чего-то...

Для меня лично очень важно, что Зина одна-единственная сделала поступок – одна из всего этого общества. Очнувшись, она всё осознала.

Для меня всегда важно определить в каждой постановке над чем и над кем мы смеёмся. Немцы, кстати, очень не любят смеяться над собой, смеяться над другими – это да! А русская душа, особенно Достоевский, склонна к саморефлексии и юмору. Город Мордасов – это, конечно, образчик всех нас теперешних. Да и тема мещанства никуда не ушла, хотя, может быть, ныне и не так остро стоит... Конечно, фраза Князя: «Я сейчас еду за границу. Сейчас все едут за границу. За границей новые идеи!». Как никогда актуальна, на мой взгляд. И я ещё точно не знаю, как у вас, но у нас бы весь зал лёг... Достоевский писал «Дядюшкин сон» после ссылки, и он, как мне кажется, подобно Салтыкову-Щедрину описал всю желчь провинциальной рутины.

Внезапно к нашей беседе присоединяется на короткий миг исполнитель главной роли Владимир Яковлев. И, пользуясь случаем, спрашиваю, легко ли далась ему главная роль:

– Было нелегко. Раньше я играл приближённую к такой роли – «Тевье-молочника» («Скрипач на крыше»), но тут были ограничены сроки – всего две недели на роль. Посмотрев постановки «Дядюшкина сна» в других театрах, я убедился, что этот спектакль был написан, прежде всего, для кукол. Вы посмотрите, какие прекрасные лица у актеров, и какие у них маски! Вот именно свою душу они и показали через них. Я очень рад, что согласился на эту постановку.

– Спасибо за отклик.

И вопрос вновь к Игорю:

– Появление князя в красном камзоле вначале немного шокирует. Своей просто гренадёрской формой он заслоняет всех. Это такой специальный прием?

– Князь является красной тряпкой, раздражителем всех чувств обывателей Мордасова. Мне нравится, если возникают какие-то аналогии к новым русским или иным декадентам. Ну, а Зина – это такая Ундина, совсем непорочная для этой меркантильной среды. Главное действующее лицо, Мозгляков, тоже смотрит на Зину слишком по-мещански. Как красивую вазу все хотят поставить ее в некое положение у себя дома. Это тоже очередная мещанская спекуляция. Там нет той настоящей любви. Все герои произведения разной природы, и все решены по-своему. И то, что в целом действо разворачивается далее как кошмарный сон, и то, что Князь всё тут же забывает – большая кара для долго и рьяно плетущей всю эту интригу Москалёвой. Автор подводит всех к тому, что смерть – это итог и для Князя, и для многих. Но насколько это всё приближено и узнаваемо для иркутян – не мне судить. Ведь я только постигаю и узнаю русскую душу. И Сибирь я только открываю для себя через Томск (где я недавно работал над произведением Салтыкова-Щедрина), через Иркутск. Но при этом тема манипуляции людьми и их чувствами стала трюизмом — избитой истиной. Прав Владимир Яковлев, что этот спектакль именно для кукол — того, что разыгрывает главная героиня Москалёва. Разыгрывает с куклами, разыгрывает телом, голосом.