ЖИЗНЬ НА ПЕНСИЮ
ПОДРОБНОСТИ
ДЛЯ ДУШИ
НА КАЛЕНДАРЕ
ОБЩЕНИЕ
ПАРТНЕРСТВО

Мы – дети войны
Г. Е. РУДЫХ, председатель ветеранской организации Ивано-Матренинской детской больницы   
07 Мая 2022 г.

Совсем уже скоро исполняется 77-я годовщина со дня окончания Великой Отечественной войны. Можно ли забыть ее тем, кто пережил это страшное для человечества испытание, или тем, чье детство пришлось на войну и послевоенный период? Нет!

Мы – дети войны

В ветеранской организации Ивано-Матренинской детской больницы Иркутска на сегодняшний день еще здравствуют два ветерана тыла, одна узница фашистского концлагеря для несовершеннолетних и сорок три пенсионера, имеющих статус «дети войны».

В коллективе больницы к этим людям относятся с большим уважением. Все они уже на заслуженном отдыхе, но не теряют связи с коллективом, с его ветеранской организацией.

Петушинская Ольга Васильевна – ветеран тыла. Ей уже 95 лет, но она сохраняет бодрость духа и светлый ум. Имея слабое зрение, не теряет связи с окружающим миром, слушает радио и телевизор, всегда в курсе событий в стране. Она воспринимает военное время как тяжелый период своей жизни, но который нужно было обязательно пройти. И пройти достойно, чтобы приносить пользу Родине! В те годы Ольга Васильевна училась в школе. В летние каникулы она вместе с другими учениками ездила в село Урик, где приходилось с утра до ночи работать на земле: сажать овощи, пропалывать, убирать их, косить сено, заготавливать дрова. Работа была тяжелая, но они не забывали и песни попеть, и про любовь помечтать! В 1944 году она поступила в медицинский институт, по окончании которого стала замечательным врачом – педиатром.

Малышанский Аркадий Евсеевич – ветеран тыла. 1 мая 1942 года был его первым рабочим днем на заводе имени Куйбышева. Пятнадцатилетний мальчишка быстро обучился токарному делу и, как он сам говорит, «помогал, как все, фронту». Он с болью вспоминает, как они – дети, его сверстники, будучи росточком меньше станка, вставали возле него на деревянную подставку, чтобы выполнять заказы для фронта. Рабочий день длился 12-14 часов, порой ребятишки засыпали прямо у станка. Случались в связи с этим и травмы, и даже непоправимые. Но никто даже не думал отказываться выходить на работу. Голод и бесконечный рабочий день не могли помешать им выполнять свой долг перед Родиной. После окончания войны Аркадий Евсеевич окончил авиационный техникум, работал на станкостроительном иркутском заводе заместителем начальника техотдела. А после выхода на заслуженный отдых был еще и сторожем в нашей больнице. Сейчас ему 95 лет! Живет один, сам себя обслуживает, отказывается от помощи, никогда не жалуется, всегда приветлив, немногословен, со светлым умом. Позавидуешь, да и только!

А с каким восхищением мы всегда смотрим на нашего «сердечного» врача – кардиолога Ирину Сергеевну Самборскую, которая в возрасте трех лет попала с матерью в концлагерь. Тогда она воспринимала это не так страшно: рядом была мама, которая заслоняла от боли, от беды. К счастью, из концлагеря их быстро освободили наши войска, но память о пожарах, которые они видели по всей дороге, когда их гнали немцы, до сих пор не исчезают из ее памяти. После войны она окончила медицинский институт, стала великолепным врачом, преподавала в медицинском училище. Давно уже находясь на заслуженном отдыхе, до сих пор не отказывается проконсультировать тяжелого больного.

Беседуя с детьми войны, когда они вспоминают страшные сороковые, да и тяжелые послевоенные годы, первое, что звучит почти у всех, – слово «голод». «Постоянно хотелось есть», – так, не задумываясь, сказала Лидия Дмитриевна Яковлева, медицинская сестра. И это звучит из уст многих. Тех, кто рос в деревне, спасал собственный огород, крапива, лебеда, лес с грибами, черемшой и ягодами, заливные луга с диким луком. Но и сельским жителям приходилось несладко. «Копать землю в поисках оставшейся картошки на полях осенью не разрешалось, – вспоминает Юлия Степановна Спасова – врач-педиатр, преподаватель медицинского университета, – поэтому копали ее весной, мерзлую, толкли в ступе, а затем мама пекла лепешки».

Вот что рассказала Галина Яковлевна Дымерец, врач- специалист по лечебной физкультуре. «Мы жили в Зиме. Небольшой огород помогал не умереть с голоду. Отец – на фронте, старшая сестра в 1943 заболела скарлатиной и умерла. Напротив нас жила семья с тремя детьми. Их отец ушел на фронт, и через два месяца пришла похоронка. Мне было жалко свою подружку и ее брата с сестрой. Я тихонько, пока не видит мама, брала продукты из дома и относила соседям. Через некоторое время мама заметила это и сказала, что она, оказывается, тоже помогала им. Если и я буду отдавать им еду тоже, то придется голодать и нам. Еще один случай хорошо помню. Я пришла в гости к подружке, а ее мама принесла хлебные крошки. Из них она сварила кашу. Я сидела и глотала слюнки. Меня угостили этой кашей. Вкуснее ее я ничего в жизни не ела! В школу мы пошли в цветастых платьях. Только в четвертом классе мама покрасила ткань в коричневый цвет, а соседка сшила мне форму. Не было тетрадей. Писали на подвернувшейся бумаге, используя каждый клочок».

Многие дети войны не помнили своих отцов в лицо, так как родились, когда отец уже воевал, и только из писем мог узнать, кто появился у него дома – сын или дочь. Другие были еще слишком малы, чтобы запомнить черты родного человека, знали отца только по фронтовым фотографиям. И когда отец вернулся с фронта домой, его заставили выбрать дочь среди таких же по возрасту соседских детей. И отец безошибочно нашел родное дитя, за которое рисковал жизнью и выстоял в этой страшной войне.

Десятилетней Марии Макаровне Кулеш даже после войны приходилось ходить в поле вместо матери, когда она из-за болезни не могла выйти на работу. Потом Мария окончила медицинское училище, работала медицинской сестрой.

А вот что рассказала Таисия Григорьевна Григорьева. «Мне было три года, когда началась война. Отец ушел на фронт, нас у мамы было трое. Мы с младшим братом лазили под столом в поисках возможно упавших крошек. В двухлетнем возрасте брат умер. Я ходила в детский сад, где была врач, приходившая на работу в белых бурках на каблуках. С тех пор у меня появилась мечта: стать врачом, чтобы носить такие бурки. Врачом я стала, а вот бурок, к сожалению, до сих пор не имею. Отец вернулся с фронта и показал нашу с ним фотографию, которую он носил в кармане гимнастерки. А у меня до сих пор хранится открытка, написанная отцом с фронта, где он просил меня слушаться маму, помогать ей и обязательно ждать его!»

А вот моя история. Когда мне было чуть больше года, отца призвали в армию, но войны еще не было. А затем он воевал до ее последнего часа. Мама работала на Белорецком «номерном» металлургическом комбинате (это в Башкирии). Меня, трехлетнюю, она оставляла дома одну, положив на стол рядом с кроватью еду на день. В один из дней, проснувшись, я увидела, как из-за печки появилась мышка, прошмыгнула вдоль стены и убежала под кровать, где я лежала. Страх сковал меня, весь день я ничего не ела – боясь протянуть руку на стол. Этот страх до сих пор со мной. Теперь, конечно, я не визжу уже при виде мышки, но тот день помню хорошо. В четырехлетнем возрасте я иногда жила у бабушки в деревне. Мимо Катайки (так зовется моя малая родина) проходила узкоколейка, по которой два раза в день проезжал паровоз. Маленький, с небольшим количеством вагончиков, протяжным гудком извещал он о своем прибытии. Не останавливаясь, вновь гудел и исчезал за поворотом. Мы, ребятишки, обязательно выскакивали на бугорок, чтобы помахать машинисту, пассажирам и рабочим на открытой платформе товарного вагона. Меня даже научили петь этому поезду частушку: Паровоз, паровоз, куда папочку увез?

Распроклятая машина, куда папку утащила?

Голода я не помню, потому что взрослые, обделяя себя, пытались накормить нас, малышей. Еще дедушка умел чистить репку, не отрывая ножа, от макушки до хвостика. Невероятно красиво, а как вкусно!

Летом 1945 года мне сообщили, что папа возвращается с фронта. И опять на том бугорке вместе со всеми я встречала паровоз. Вагон без окон, с широкой дверью посередине, где приделана доска, солдаты машут нам руками. Конечно, узнать отца я не могла. Но вскоре дед на лошади привез меня домой, в Белорецк. Я очень стеснялась сказать «папа». До самого отъезда в институт, до 19 лет я обращалась, как было принято тогда во многих семьях, к родителям на «вы». Мы переехали в Магнитогорск, где была великая стройка металлургического комбината. Поселились в общежитии. Туда приезжали семьи «вербованных» на работу со всей страны. Каких только среди них национальностей не было! Но жили дружно. Иногда селили две семьи в одну комнату: справа кровать для одной семьи, слева – для другой. Помню, как татарская семья моей подружки Фаи жила с нами в одном бараке. Там четверо детей и мама. Жили, естественно, бедно. Девочки раздобыли кусок марли, вырезали из бумаги цветочки, раскрасили их и прикрепили к марле. Получились красивые шторы. В школу мы пошли без формы, с «портфелями», сшитыми из ткани. Чернильница-непроливайка, перо № 85, тетрадь в косую линейку для чистописания, таблица умножения на последней странице тетради в клеточку. Какое уважение, почитание даже, было к учителю! Никогда родители не говорили плохо про учителей, не позволяли это и детям. Мы хотели походить на Александру Павловну – первую нашу учительницу. Учитель, врач, инженер и, конечно, летчик – были самыми желаемыми профессиями. После окончания школы я поступила в медицинский институт, стала врачом.

Первые послевоенные годы были трудными, хотя и питались уже лучше, чем в войну. Изредка родители могли купить детям обновки. А вот очереди за хлебом были невероятно длинными.

Многие пенсионеры – дети войны – вспоминают, как им приходилось выстаивать по несколько часов, чтобы купить хлеб. А так хотелось поиграть, побегать! Лапта, догонялки, прятки, классики – наши любимые игры, с каким удовольствием их вспоминаешь!

Разговаривая с людьми того поколения, приходишь к выводу, что людей со статусом «ветеран тыла», должно быть гораздо больше. Во время войны дети, начиная с семи-восьми лет, помогали старшим не только по дому, но и на колхозных полях.

Вспоминает Лидия Андреевна Чередникова. «Мне было восемь лет, когда началась война. Отец ушел на фронт, в семье еще была старшая сестра 14 лет. Она работала в колхозе. А я управлялась с хозяйством дома. Нужно было прополоть, полить огород, прибрать в доме. Воду носила на коромысле из речки. Мама работала трактористкой. Бывало, заглянет домой на часок, посмотрит, что мы живы, упадет, не раздеваясь, прямо на пол и заснет. Затем соскочит и опять бежит к своему трактору. В девять лет я уже ездила со всеми ребятами на поля колхоза, где пропалывали посевы, копали картошку, убирали урожай, заготавливали сено. Возили нас на подводах. Трудное, конечно, время, но возраст, молодость… Их никуда не денешь. Мы пели песни, рассказывали байки, смеялись. Мы верили в Победу! Когда пришло время подтвердить, что мы действительно работали, не нашлось документов, указывающих на наше трудовое участие, не оказалось и людей, которые бы подтвердили, что мы работали наравне со взрослыми. Так я, и не только я, остались без статуса «ветеран тыла». Обидно!» Лидия Андреевна окончила медицинский институт, стала очень хорошим врачом.

К числу не получивших статус «ветеран тыла» относится и Щербакова Евдокия Михайловна. «Мне было семь лет, – рассказывает она, – когда началась война. Отец ушел на фронт. Старшего брата вместе с еще восьмью девочками послали учиться на трактористов. По возвращении мой 14-летний брат стал бригадиром тракторной бригады. В мангазее (так назывался склад) хранился семенной фонд зерна. Его нужно было провеять, чтобы подготовить к посеву и перевести в другое место. К металлическим ручкам тачки руки примерзали вместе с варежками. Надсмотрщик – мужчина – должен был следить, чтобы никто не взял зерна себе. Был случай, когда работник (веяльщик) насыпал немного зерна себе в кальсоны. Больше этого мужчину в селе мы не видели. За работу назначали трудодни, которые мало чем помогали колхозникам. Голод, как у всех, был главным бичом и у нас. Спасали саранки, дикий чеснок, но это не утоляло голода. Вместо конфет мы ели цветы багульника – очень вкусно! Мама работала уборщицей в школе, там она получала небольшую зарплату. Нужно было не только вымыть полы, навести порядок, а еще наколоть дров, натопить к приходу школьников печки, поэтому приходила в школу в четыре часа утра. Я старалась помочь ей, таскала дрова, воду, мыла окна. Чтобы побелить классы, мы копали белую глину, мама ставила парты друг на друга, чтобы достать до потолка, и белила. Когда в 1945 году вернулся с фронта раненый отец, он стал работать трактористом, а я прицепщиком на его тракторе. Это было в селе Аргун Качугского района. Я до сих пор вспоминаю место своего детства».

Более 31 года проработала Евдокия Михайловна в Ивано-Матренинской больнице санитарочкой. Ее имя занесено в Книгу почета больницы. Сколько счастья было в ее голосе, когда ей исполнилось 80 лет – появилась прибавка к пенсии. И сегодня, получив 5200 руб. как дитя войны, она искренне благодарит правительство, государство за заботу о людях. Скромный, ответственный работник – это человек из поколения, воспитанного войной и ее последующими годами.

Наших отцов, матерей уже нет в живых. Светлая им память – людям, которые трудились на совесть, голодали, получали похоронки и продолжали жить. Они сохранили нам жизнь, воспитали достойными людьми. Вечная память им и тем, кто на полях сражения отстоял страну, дал возможность нам жить под мирным небом, приносить пользу людям. Мы, дети войны, низко кланяемся им, чтим их и помним!

  • Расскажите об этом своим друзьям!

Тэги:

У нас есть похожие статьи и новости: