Дворник с большой дороги |
Игорь ШИРОБОКОВ |
10 Сентября 2021 г. |
Этот очерк Игоря Широбокова с фотоснимками Николая Бриля свет увидел (в сокращённом виде) более двадцати лет назад, 29 февраля 2000 года, в иркутской газете «Честное слово» и сразу же стал библиографической редкостью: газету очерком вы не найдёте не только в главной иркутской библиотеке – её нет даже в областной Книжной палате, где хранится вся печатная продукция Приангарья, вплоть до листовок. Сегодня герою очерка Анатолию Сосунову исполнилось 80 лет, и эта едва не канувшая в Лету публикация – наш ему подарок. За честь и достоинство лидера. Декабрь 1987 года Под статьёй, напечатанной в газете «Восточно-Сибирская правда», стояла подпись: “А. Сосунов, дворник”. Статья называлась «Спасём ли мы красоту?» и была полемически заострена против академика, чья позиция в разгоревшейся дискуссии о проблемах защиты Байкала выглядела довольно двусмысленной. Подпись, несомненно, шокировала (против академика – дворник!), хотя к тому времени иркутяне ко многому уже успели привыкнуть: город буквально кипел небывалыми доселе страстями по Байкалу. А началось всё с появления 13 апреля 1987 года очередного, восемнадцатого по счёту, постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР № 434 «О мерах по обеспечению охраны и рационального использования природных ресурсов бассейна озера Байкал в 1987–1995 годах». Надо отдать должное: это было самое проработанное, полное и радикальное постановление из всех предыдущих. Если бы оно было выполнено, то сегодня Байкал был бы экологическим оазисом, самым благополучным уголком земли. Среди прочих решительных мер предусматривалось прекратить к 1995 году производство целлюлозы на БЦБК. При этом в пункте 8 было написано: “Обеспечить в 1988 году отведение очищенных сточных вод Байкальского целлюлозно-бумажного комбината в реку Иркут…” Партийные деятели ожидали, как принято, «всенародного одобрения и поддержки», а получили… по морде. Грубо, но иначе то состояние шока в Иркутском обкоме партии не передашь. Представляю, что чувствовал первый секретарь обкома партии Василий Иванович Ситников, когда ясным воскресным утром 20 июня 1987 года ему вдруг сообщили, что на привокзальной площади какой-то тип собирает подписи против постановления ЦК. Святотатство! Потрясение основ! Это было первое за семьдесят лет публичное выражение несогласия в тихом Иркутске. Василий Иванович, как его легендарный тёзка времён Гражданской войны, лихо вскочил на… Нет, сел в «Волгу» и помчался на вокзал. Пока первый мчится к вокзалу, надо бы объяснить, что вызвало невиданный протест. А вызвала его та единственная строчка о сточной трубе в Иркут, которую я процитировал выше. Самые сообразительные и недоверчивые граждане (а народ у нас вынужден быть сообразительным и недоверчивым) разглядели в окаянной строчке большой обман и подвох. Если написано, что комбинат через восемь лет будет закрыт, сообразили они, то зачем тянуть дорогостоящую трубу? Заверения, что это временная мера, вызывали лишь улыбки: у нас нет ничего более постоянного, чем «временные сооружения». «Труба» снимала все претензии к целлюлозникам о загрязнении Байкала, и, значит, комбинат мог оставаться на вечные времена. А тем временем прекрасная река Иркут превращалась бы в сточную канаву и несла бы свои отравленные воды прямёхонько в областной центр. При этом создавалась угроза серьёзных аварий, так как трубопровод прокладывался бы по горам с сейсмической активностью до десяти баллов. Приличное землетрясение – и содержимое «трубы» хлынет в Байкал, сметая на своём пути Транссиб и прибрежные посёлки. А вонючие дымовые трубы комбината будут, как и прежде, отравлять окрестности. Вот такой вот подарочек разглядели иркутяне в правительственном постановлении. В другое время посудачили бы на кухнях и только, а тут уже наслушались речей Горбачёва, прониклись демократическими идеями, процесс, как говорится, пошёл. И заводилы нашлись. Приехал Василий Иванович на вокзал, под плакатом с символической эмблемой и надписью «Пост защиты Байкала» углядел фигуру бородатого диссидента с листовками, ринулся к нему. А тот, лицом смахивающий на Христа и тощий, как Дон Кихот, не испугался, не оробел, не отступил и даже позволил себе учить его, первого, конституционным правам и прочим «глупостям». Впервые, наверное, Ситников испытал, что такое бессильная ярость. Противостояние: справа – Анатолий Сосунов, слева – первый секретарь Иркутского обкома КПСС Василий Ситников, прибывший на привокзальную площадь собственной персоной для усмирения взбунтовавшихся иркутян 20 июня 1987 года. Возмутитель спокойствия назвался Анатолием Сосуновым, дворником, при этом сыпал цитатами и юридическими нормами, что твой профессор. Немалая толпа, разогретая речами смутьяна, поддерживала явно его, а не руководителя области. Что делать в такой ситуации? Забрать куда следует – в милицию или психушку – не поймут, не дадут. Среди защитников просматривались знакомые лица журналистов и «бородатиков» из Академгородка – эти шум на весь свет поднимут. Пришлось ретироваться. Собиратель подписей глядел орлом-победителем и обещал – нет, какова наглость! – продолжать начатое, пока решение о «трубе» не будет отменено. На ближайшем бюро обкома Василий Иванович не мог сдержаться. Всегда внешне корректный и интеллигентный, он стучал кулаком и кричал так, что партработники втягивали головы в плечи. Особенно досталось мне, собкору «Социалистической индустрии». – Как может газета ЦК КПСС выступать против постановлений ЦК КПСС? – возмущался Ситников. – Настраивать народ! Заниматься саботажем! Восхвалять всяких проходимцев и тунеядцев! Всё! Хватит! Конец! Против Сосунова «принимаются меры»: публичная клевета, жёсткий милицейский прессинг, угрозы судом. Но это был не конец. Это было только начало новой «иркутской истории». Эти стенд и лозунг были арестованы вместе с их автором Анатолием Сосуновым и его тремя сподвижниками 9 января 1988 года особым нарядом милиции. Сбор подписей (а их собрали 107 тысяч) всё чаще перерастал в митинги. И – в демонстрации! Первую демонстрацию, несмотря на запрет властей, провёл по центральным улицам города 22 ноября 1987 года всё тот же «проходимец» Анатолий Сосунов – первую в СССР массовую демонстрацию протеста. Сообщения о ней и фотографии появились в крупнейших центральных газетах («Известия», «Литературная газета»), об Иркутской демонстрации узнала вся страна. Люди, окружавшие Сосунова, стали называться «Движением в защиту Байкала». Быстро сколотился актив. Рядом с Анатолием были художник Анатолий Костовский, научные сотрудники из Академгородка Валерий Зубков, Виктор Модонов, Владимир Наумов… Кончилось время одиноких ходатаев. Защита Байкала превратилась в общенародное дело. Звучали не только экологические, но уже и политические требования. На манифестации перед зданием обкома партии Анатолий Сосунов вручил секретарю обкома Виктору Иваницкому своё письмо к XIX партконференции с предложением допустить в СССР систему многопартийности. В обстановке однопартийного диктата это заявление – публичное! – явилось неслыханной дерзостью. Секретарь ЦК КПСС Егор Лигачёв, пытавшийся оборвать ход демократических преобразований, получил первый мощный отпор именно в Иркутске 23 июня 1988 года на грандиозном политическом митинге, проведённом «Движением в защиту Байкала». Иркутск 23 июня 1988 года. Митинг в поддержку Советской Социалистической Перестройки, закончившийся грандиозным шествием к зданию обкома КПСС. В Академгородке регулярно заседал «Клуб гражданских инициатив», куда его устроители могли вызвать и секретаря обкома, и начальника КГБ. «Движение в защиту Байкала» стало колыбелью или школой едва ли не всех общественно-политических и даже религиозных групп и организаций нового Иркутска, а в масштабах страны – крупным политическим событием того времени. Иркутский журналист С. Гольдфарб в книге «Байкальский синдром» вспоминает: “Известный кинорежиссёр, кинодеятель и киноактёр Никита Михалков и не менее известный сценарист Рустам Ибрагимбеков, оказавшись в Иркутске, допрашивали главного редактора местной «молодёжки» Олега Желтовского и меня, как и что случилось с «трубой». Звонил отец из Харькова – видел передачу по ЦТ. Байкал вновь становился не местной темой, он превращался в арену для политических схваток…” Значение «Движения в защиту Байкала» и роль его организатора Анатолия Сосунова в длящейся уже многие годы трудной битве за Байкал были признаны и оценены: бурятская экологическая организация «Фонд Байкала» на своём заседании в городе Улан-Удэ заочно избрала дворника Анатолия Сосунова вместе с академиком Григорием Галазием и писателем Валентином Распутиным своим почётным членом, три научно-исследовательских института Иркутска с редким единодушием выдвинули его кандидатом в народные депутаты СССР (кстати, он был первым в регионе и, пожалуй, единственным в стране кандидатом, включившим в свою предвыборную программу тезис о многопартийности), кинодокументалисты Иркутска и Москвы сделали и показали пять короткометражных фильмов о «Движении в защиту Байкала», а председатель президиума Сибирского отделения Академии наук Валентин Коптюг в одном из интервью сказал: “Биться придётся, видимо, ещё долго. Ведомство в какой-то период будет апеллировать к высшим органам власти. В ход пойдут знакомые аргументы и самый главный – нет дополнительных мощностей. Но в качестве противовеса есть не менее существенный аргумент – общественное мнение и общественное экологическое Движение в защиту Байкала, особенно сильное в Иркутской области и Республике Бурятия. История с трубопроводом ясно показала, что общественность может заставить власть, в данном случае это было правительство Рыжкова, изменить ранее принятое решение, которое шло вразрез с интересами общества”. Да, строительство «трубы» было сорвано, манёвр целлюлозников не удался. Горная красавица река Иркут, уготованная в жертву индустриальному молоху, была спасена. Иркутск 22 ноября 1987 года. Колонна протестующих демонстрантов вступает на улицу Карла Маркса – центральную улицу города. Первый секретарь назвал Сосунова проходимцем и тунеядцем. Бог ему судья. В шестидесятые годы Анатолию давали совсем другие оценки… Была в ЦК ВЛКСМ бронированная комната особой конструкции, своеобразный сейф. Здесь в обычное, непарадное время хранились комсомольские святыни – Знамя ВЛКСМ, ордена ВЛКСМ и Книга почёта ВЛКСМ, в которую заносились имена, составившие честь и славу комсомола: Николай Островский… Алексей Стаханов… Паша Ангелина… Зоя Космодемьянская… Александр Матросов… Олег Кошевой… Юрий Гагарин… Только строго определённый круг людей имел доступ в это хранилище, но Анатолия Сосунова туда специально водили, чтобы он собственными глазами увидел в Книге почёта свой фотопортрет и лаконичную запись: “За мужество и отвагу, проявленные в борьбе с преступностью и антиобщественными проявлениями”. Его имя занесено в Книгу почёта ВЛКСМ постановлением бюро ЦК ВЛКСМ от 24 июля 1965 года. Это была высшая комсомольская награда того времени. Его исключат из комсомола. Но это произойдёт позднее, в конце шестидесятых. А в начале… Сосунов учился на юридическом факультете Иркутского госуниверситета, и юрфак не без основания гордился своим студентом: бессменный член горкома и райкома комсомола, бригадмилец и один из организаторов народных дружин в Иркутске, начальник комсомольского спецотряда по борьбе с уголовной преступностью… Он оставил юридический факультет и перешёл на биологический. Теперь уже биофак гордился своим питомцем: на Всесоюзном конкурсе студенческих научных работ в Москве была отмечена Почётной грамотой министра оригинальная научная работа Анатолия Сосунова о зимующих птицах Иркутской области. Он много пишет для газет, и уровень этих публикаций позволяет ему ещё в студенчестве стать членом чисто профессионального Союза журналистов СССР. На областном конкурсе «Молодость. Творчество. Современность» он получает премию за лучший очерк. Биофак закончил по индивидуальному графику за три года и с отличием защитил дипломную работу (выполненную совершенно самостоятельно, без научного руководителя). Решением учёного совета эта работа была рекомендована к печати, а её автор – в очную аспирантуру для продолжения орнитологических исследований в Прибайкалье. В двадцать два года Анатолий Сосунов избран действительным членом Географического общества Союза ССР. Казалось, никакая сила не сможет помешать этому стремительному взлёту. Никто не сомневался тогда, что его ждёт большое будущее. На свою беду согласился он на пару лет пойти поработать в обком комсомола, помочь в организации сети оперативных комсомольских отрядов. Если бы он знал!.. Для обкома Сосунов был завидным приобретением: ещё бы! – не каждый обком имел в своём рабочем аппарате вживе героя комсомола. О нём много пишут (и в угоду идеологической пропаганде – увы, не всегда достоверно), всесоюзная радиостанция «Юность» рассказывает о нём в своих передачах, на телеэкранах страны идёт документальная кинолента о нём. В 1966 году в столичном издательстве «Молодая гвардия» вышла в свет книга «Звёзды первой величины», где рассказывалось о людях, которыми гордилась вся страна: о знаменитых учёных, артистах, спортсменах, легендарных разведчиках… В этом ряду был очерк «Человек и его дело» – об Анатолии Сосунове. Вместе с другими героями этой книги он стал почётным гостем XV съезда комсомола. Ничто не предвещало близкой уже катастрофы. И всё-таки… Сосунов не медовый пряник, чтобы нравиться всем. Далеко не пряник. И если первого секретаря обкома партии, к примеру, возмущало в нём решительно всё, то Валентину Распутину и его окружению не нравилась политическая позиция Анатолия Сосунова, а Высокопреосвященный архиепископ Иркутский и Читинский Хризостом в одной из своих воскресных проповедей обрушился на него за критические высказывания в адрес Валентина Распутина. Драматургу Александру Вампилову, наоборот, Сосунов явно нравился, он охотно принимал участие в делах Анатолия и как-то даже написал о нём и его товарищах по оперативному комсомольскому отряду в газете «Советская молодёжь». Натура чрезвычайно сложная и противоречивая, но в то же время и цельная, несомненно, возвышенная и глубокая, но и болезненно непримиримая – он не вписывался в стройные ряды строителей коммунизма, как не вписывается и в ряды демократов: он вообще не умеет ходить строем. Поэтому из рядов его вычёркивают. Потомок старинного казачьего рода, правнук Желнина – окружного атамана Сибирского казачьего войска, он всегда равно гордился и своим дедом по матери – рабочим-железнодорожником, старым большевиком и красным комиссаром Иваном Зубовым, и своим дедом по отцу – инженером-топографом 4-го класса, российским дворянином Анатолием Сосуновым. Но особой его гордостью был двоюродный дед – царской армии полковник Генерального штаба Николай Желнин, за особые заслуги в пограничных делах награждённый персидским шахом высшим орденом этой страны и после Октября семнадцатого продолживший охрану наших восточных рубежей уже по ведомству Феликса Дзержинского. Не вписывается Анатолий и в привычные рамки российского диссидентства, куда отнести его, конечно, можно, хотя и с некоторыми оговорками (ни антикоммунистом, ни антисоветчиком по большому счёту он никогда не был и действовал с позиций демократического социализма). Лишний человек. Как Печорин у Лермонтова, Онегин у Пушкина, Чацкий у Грибоедова, Чайльд Гарольд у Байрона. Такие водились во все времена – герои не своего времени. Я думаю так, но, как говорится, есть и другие мнения. В начале шестидесятых годов в Иркутске издавалась книжная серия под рубрикой «Герои нашего времени», и одна из книжек этой серии была посвящена Анатолию Сосунову, а называлась эта книжка – «Всегда в строю». Он был грозой и бедствием для уголовного мира. Его оперативный комсомольский отряд наводил панику. В уголовном розыске его считали виртуозом личного сыска. В воровской среде, как и полагается признанному сыщику, он имел кличку: Дошлый. И хотя в милиции он никогда не служил, его талант сыщика был отмечен сугубо профессиональными наградами: медалью «ЗА ОТЛИЧНУЮ СЛУЖБУ ПО ОХРАНЕ ОБЩЕСТВЕННОГО ПОРЯДКА» и именными часами министра внутренних дел РСФСР. На счету Сосунова сотни – да, сотни! – самостоятельно раскрытых опасных преступлений, совершённых матёрыми рецидивистами, имеющими порой не только по блатному миру гремящую кличку, но и с добрый десяток судимостей, с полдюжины фамилий, имён и отчеств, – то есть не «щипачами», а ворюгами «цветными», выражаясь языком профессиональных сыщиков. Разные персоны попадались – и залётные «гастролёры», и свои, местные «артисты»: Пиявка, Корзубый, Шиндарь, Балерина, Прыщ, Федора, Пан, Шира… Он брал их только с поличным, на месте преступления, «склеил» даже нескольких «воров в законе». За десять лет этой необычной и рискованной общественной деятельности им задержано – и с товарищами, и в одиночку – пятьсот преступников, из которых 319 – за кражи: карманные и квартирные, угон велосипедов и обкрадывание могил, 28 – за грабежи, 3 – за убийства, 2 – за разбойное нападение, 4 – за кражу со взломом из магазина и киоска, 17 – по розыску (местному и всесоюзному), 127 – за мошенничество, хулиганство, изнасилование и другие преступления. 305 из них судимы, и, в большинстве своём, неоднократно. Многие ли штатные сотрудники милиции (вооружённые и получавшие весьма приличное жалованье) могли бы похвастать такими вот результатами безоружного активиста-общественника, годами истреблявшего преступность (и, кстати, отнюдь не за деньги!)? Нетрудно понять, почему Анатолий Сосунов был занесён в Книгу героев комсомола: во всей истории общественных форм борьбы с преступностью (осодмил, бригадмил, народные дружины) сравнить с ним некого – равных он имел только в среде профессиональных сыщиков. Но до конца осознать то, что сделано Сосуновым, можно, только представив себе, сколько тысяч стали бы новыми жертвами этих пятисот, не попадись они – эти пятьсот – в руки Дошлому. Сколько тысяч остались необворованными, неограбленными, неизбитыми и, наконец, – сколько человек остались неубитыми? Кто, сам того не ведая, попал в это счастливое число спасённых: я? ты? наши близкие и друзья? просто хорошие люди, знакомые и незнакомые? Говорят, полковник Жданов, в своё время прибывший в Иркутск по назначению на должность начальника областного уголовного розыска и знавший Сосунова понаслышке, был несколько шокирован, когда при первой личной встрече вместо ожидаемого верзилы с пудовыми кулаками увидел хрупкого юношу с быстрым взглядом серо-голубых глаз. Первозданная чистота и красота дикой природы, мир высокой литературы (его библиотека с прижизненными изданиями – и даже с автографами – поэтической и философской классики Серебряного века едва ли не лучшая из библиофильских собраний Иркутска) – и грязный мир уголовщины. Такое вот странное сочетание интересов… Не одного меня это удивляло и удивляет. Анатолий знает, любит, просто боготворит птиц. Окрестная ребятня давно уже приметила «дяденьку, который лечит птиц», и постоянно тащит к нему больных и увечных пернатых. В его квартире всегда живут какие-нибудь попавшие в беду пичуги: с отстреленным крылом дятел Филька, контуженный чибис Чубик, раненый щур Шурик (к слову, в теперь уже давние шестидесятые годы не раз писалось о его знаменитой «оружейной» коллекции: более трёхсот разнокалиберных рогаток, отобранных у вездесущих сорванцов). Зимой дикие уличные синицы ночуют на его стеллажах с книгами, а утром улетают на свою синичью работу. С пернатым миром у него какие-то особенные, удивительные и даже загадочные отношения. Всем, например, хорошо известно, что стрижи в неволе не живут, потому что всю жизнь свою проводят в воздухе: на лету ловят в пищу насекомых и пьют, на лету – случается – спят, на деревья и на землю никогда не спускаются, клевать и прыгать не умеют. Поранившись и потеряв способность к полёту, эти жизнерадостные питомцы высокого и чистого неба обречены на гибель, им уже ничем нельзя помочь – таково единодушное мнение специалистов-орнитологов. В птичьем приюте Анатолия стрижи, потерпевшие крушение, – живут. И живут не кое-как, а долго, по десять лет, в прекрасной форме, доживая до естественной старости и дряхлости (кстати, это довольно серьёзное открытие и ценный вклад в науку о содержании диких животных в неволе). Выпавший из гнезда обыкновенный серый воробьишка, в его квартире перелиняв, вдруг стал угольно-чёрным (редчайший случай меланизма). В Иркутском краеведческом музее хранится – подаренный Сосуновым – уникальный белоснежный воробей (он был найден смертельно больным, и спасти его не удалось). По русскому поверью, встретить воробьиного князя (белого воробья) мог только человек, отмеченный особой печатью. Анатолий встретил и белого, и чёрного. Вот я и думаю иной раз, переходя от наших поверий к прозрениям Востока: может быть, хозяин птичьего приюта в своей прошлой жизни сам был птицей? Ястребом, например, коршуном или орлом? Их высокий полёт, парение в небесных сферах вполне совмещаются с поеданием всяких грызунов и ползучих гадов. Так ведь и у Сосунова. Придя в обком комсомола, Анатолий разглядел нечто «гадское» и в первом секретаре. Коршуном налетел на него. А вожак комсомола был человеком незаурядным, был действительно вожаком, прекрасным организатором и оратором (но при этом себя, любимого, не забывал, комплексами не маялся, и, «расклевав» его, вытянул Сосунов на свет Божий такие дела и проделки первого, которые, только очень и очень мягко выражаясь, можно назвать неблаговидными). Да, Геннадий Куцев был крупной фигурой и сильным противником. Из этой битвы оба вышли с большими потерями. Первый секретарь расстался с должностью и партийной карьерой, Сосунова¸ разумеется, уволили (двадцать два года спустя это увольнение было постановлением бюро обкома комсомола публично признано незаконным и необоснованным). Но если одному соратники по партии и комсомолу заботливо подставили плечо, не дали упасть, то другой теми же всесильными соратниками был предан анафеме. Партия – не церковь, она всегда показывала отверженному, что это такое, когда земля горит под ногами: устроиться на работу невозможно, милиция и КГБ глаз не спускают, из Союза журналистов исключён, жить не на что. Работал под чужим именем, по чужим документам. После долгих мытарств приткнулся наконец страховым агентом. Но и в руководстве Госстраха разглядел он «гадство», ринулся его «выклёвывать» и после нескольких скандальных судебных процессов был уволен объединёнными усилиями чиновников Госстраха, КПСС и судебно-правовых органов. Уволен незаконно, внаглую. “Не победить – так не сломиться, выстоять…” – отныне эта строка (в переводе Сосунова, кстати) немецкого поэта Рильке становится девизом Анатолия. Герой комсомола и знаменитый сыщик стал первым иркутским диссидентом и правозащитником. Инакомыслящим правозащитником, потому что правозащитником в общем смысле этого слова он был всегда и везде: в одно и то же время успевал бить и по уголовникам, и по наглеющим верхам номенклатуры, среди которой имел репутацию большого скандалиста. Но мстили ему не уголовники (эти уважали чистую работу), а номенклатура. Её ядовитые укусы он не раз чувствовал даже в зените своей недолгой славы. Может быть, его судьба была предопределена? Ведь не просто так великий ясновидец и прорицатель ушедшего столетия Вольф Мессинг на своём фотопортрете, подаренном Анатолию ещё в самом начале его тернистого пути, написал: “Анатолию Сосунову, юному, отважному, благородному, смелому, желаю много сил в борьбе со злом. Знайте, мысленно я всегда с Вами”. Пророчество сбылось: борьба со злом действительно оказалась делом жизни Анатолия Сосунова. По каждому эпизоду из этой необычной, драматической судьбы невольно восклицаешь: не может быть!.. Но при всей невероятности факты всё же упрямая вещь – тем более если подкреплены документально. Первый очерк о судьбе Анатолия Сосунова я написал в «Социалистическую индустрию». Он был опубликован, сокращённый лишь на треть (гласность всё-таки!), и вызвал сильное раздражение в обкоме партии. А потом Сосунов, будучи уже дворником и сторожем в школе, составил текст «Петиции трудящихся Приангарья», нарисовал эмблему «Байкал в опасности!» и вышел со своими единомышленниками к вокзалу собирать подписи против строительства «трубы», став затем лидером неформального движения защитников Байкала и вызвав уже не раздражение, а ярость хозяина области. В конце 1988 года по страницам «Восточно-Сибирской правды» чередой проходит целый ряд весьма примечательных публикаций, в которых начальник Управления КГБ СССР по Иркутской области признал “чистоту и честность гражданской позиции А.А. Сосунова”, Управление внутренних дел Иркутского облисполкома принесло ему и его товарищам извинения за учинённые над ними противозаконные действия, а партийные руководители посетовали на ошибочность своего негативного отношения к «Движению в защиту Байкала» и сокрушённо подытожили, что “фактически парторганизации шли в хвосте событий”. После появления в «Советской молодёжи» моего второго очерка (тоже сокращённого) в 1989 году Анатолий Сосунов был восстановлен в Союзе журналистов СССР (ныне Союз журналистов России) “с исчислением времени пребывания в нём с апреля 1965 года без перерыва, имевшего место в результате необоснованного исключения”. Когда меня избрали в 1990 году народным депутатом РСФСР и позднее, когда стал полномочным представителем Президента России в Иркутской области, я предлагал ему должность своего помощника. Он отшутился: «Не хочу портить с тобой отношения». Как представитель Президента, я был наделён большими полномочиями, имел завидные возможности и решил устранить ещё одну серьёзную несправедливость, допущенную в прежние годы властями в отношении Анатолия Сосунова: решением бюро Иркутского горкома КПСС от 24 января 1963 года он был представлен к награждению орденом Красной Звезды “за боевые заслуги в борьбе с преступностью в г. Иркутске”, а решением бюро Иркутского обкома ВЛКСМ от 27 августа 1965 года – орденом Красного Знамени (боевого) за “героизм, проявленный при задержании опасных преступников”, но орденов не получил, так как среди номенклатуры власть предержащей было немало обиженных и озлоблённых его строптивым характером чиновников, которым удалось заблокировать эти решения (между прочим, уже сам по себе факт представления к двум боевым орденам в разные годы и разными органами довольно красноречиво свидетельствует и о масштабе, и о характере, и о результатах его деятельности на поприще борьбы с уголовной преступностью). Я был настроен самым решительным образом, но – встретил полное равнодушие к этому вопросу со стороны… Сосунова. Дело остыло, не закипев. Награды, как и карьера, его не интересовали. Думаю, что, следуя философии свободного духа, он не выносил над собой никого, кроме… разве только… Господа Бога (да и с ним, наверное, вступил бы в конфликт, близко познакомясь). В девяностых годах, несмотря на свои заслуги перед Демократией, Анатолий оставался дворником и сторожем в нашей «демократической» России. Занимается китайской гимнастикой цигун и читает Лаоцзы в десяти различных русских переводах (в отрочестве он с родителями – командированными в КНР советскими специалистами – долго жил в Пекине и считает, что культура Китая сыграла немалую роль в формировании его мировоззрения, а своё имя, означающее в переводе с греческого «восточный», – не случайным). Но от общественной деятельности отошёл совершенно (если не считать газетные публикации в защиту Байкала и демократии). Хмурился, отмалчивался или отшучивался, когда его спрашивали об этом. Истинную причину я узнал совсем недавно: тяжёлая и неизлечимая болезнь, следствие перенесённого орнитоза. Она-то и сделала то, чего не смогли в своё время сделать ни номенклатура, ни уголовники, ни КГБ. В его квартире, под потолок забитой книгами, по-прежнему, несмотря на категорический запрет врачей, находят приют раненые птахи и четверо спасённых стрижей – баловней короткого сибирского лета – дружным пронзительным криком встречают очередное Новогодье на студёных байкальских широтах. По-прежнему каждую зиму ночуют синицы. Утром они улетают в форточку, а на ночь возвращаются и стучатся в окно. Такова судьба Анатолия Сосунова, человека, поднявшего иркутян на борьбу за Байкал и Демократию. «Будешь плохо учиться – станешь дворником», – говаривал ему в детстве отец. Он дворник, но – как выразился один знающий его человек – Дворник с Большой Дороги. От себя добавлю: и Сторож. Дворник и Сторож той Большой Дороги, по которой идём все мы, от мала до велика, летят птицы и плещет волна древнего озера. Дороги, имя которой – Жизнь. С Женькой и Царапкой –сибирскими белопоясными стрижами. 1989 год.
|
|
|