НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

С праздником, человек, имени которого я не знаю

25 Сентября 2015 г.

islam 22

Почти в любом творческом произведении можно найти признаки радикализма – в «Снегурочке», «Мальчише-Кибальчише», «Мцыри», «Войне и мире», «Евгении Онегине».

Тем более в любых религиозных текстах можно отыскать что-то экстремистское. Поэтому важно не что читают, а кто читает.

Не буду наивно рассуждать, что ислам категорически приятен и безопасен для России и его распространению нужно способствовать.

Назвался Россией – полезай в кузов, я бы сказал (а уж в том кузовке найдется «правильная» заточка, закаленная на щедром пламени религий, чтобы сунуть России в бок).

Поэтому хочешь выжить – строй Россию так, чтобы ее сакральность можно было локализовать среди любых религий – как раньше СССР можно было увязывать с любыми географическими контурами.

Но сейчас история не про страны, а про людей.

Недавно в нашем дворе работал таджикский дворник – приветливый мужчина в годах, который был вполне дружелюбным и коммуникабельным (и для этого в мужских разговорах, прежде всего, выучился использовать табуированную лексику).

Конечно, по нашей славной русской традиции (а гены с многовековой борьбой против ислама не отменить... а у меня еще и папа сидел в горах Кавказа, гоняясь за исламскими интербригадами) где-то просыпалось подозрение, что в нужный момент вместо дружелюбия появится известный по сценариям многовекового сюжета кинжал, приставленный к горлу, и закономерно следующая «секир-башка»... но это архаичное, дремучее чувство я нещадно искореняю много лет).

Дворник нам всем нравился, я с ним здоровался, но по нашей славной русской традиции за несколько лет не удосужился узнать его имя (в оправдание могу сказать, что даже имена соседей по лестничной клетке я не знаю).

И вот он куда-то перевелся, и в наших семейных разговорах ни разу не блеснула искорка: «А что дворник наш, как его зовут? Теперь не работает? А где? А почему?».

По нашей славной русской традиции дела нам до этого не было (а человек-то пожилой – мало ли что).

Прошло уже примерно три года.

По нашей славной интернет-традиции за это время можно забыть не только национальность человека, его имя, аккаунт, цвет кожи, но и сам факт его пребывания в мире.

И вот мне встречается этот дворник. Мы пожимаем руки, чего раньше никогда не делали (повторяю, мы только здоровались; прежде ни он, ни я не оказывали каких-либо услуг, о которых можно было вспомнить, и не говорили о чем-то, чего нельзя описать словом «Привет»).

И тут таджик проводит коварнейшую атаку. На мой полуутвердительный вопрос:

– Как дела? Все нормально? Работаете? (мужчина пожилой, поэтому мы на «вы», и вопрос о работе не столь уж бестактен).

Отвечает:

– Конечно! У вас все хорошо? Как там Артем, Юра? Как учатся?

Это имена моих детей. Он помнит их спустя почти три года.

– Все хорошо. Спасибо. Бездельники они, – отвечаю. – А ваши?

– Их шесть у меня. Все хорошо, – отвечает таджик. – Старший же со мной работал, вы, наверное, помните?

Я киваю головой. По нашей славной русской традиции я ничего не помню.

– Нашел другую работу.

– Отлично, – говорю я, и мы быстренько прощаемся. Имени его я так и не узнал.

С праздником, человек, имени которого я не знаю.

Я уже не жду, что когда «придет твой час», по сценариям многовекового сюжета я должен бояться (твоего) кинжала, приставленного к горлу.

По нашей славной традиции я усердно работаю над искоренением дремучего ощущения всеобщего коварства по отношению к нашей нации.

И это, наверное, единственный подарок, который я могу передать.

По инф. vz.ru

jumi