С праздником, человек, имени которого я не знаю |
25 Сентября 2015 г. |
Почти в любом творческом произведении можно найти признаки радикализма – в «Снегурочке», «Мальчише-Кибальчише», «Мцыри», «Войне и мире», «Евгении Онегине». Тем более в любых религиозных текстах можно отыскать что-то экстремистское. Поэтому важно не что читают, а кто читает. Не буду наивно рассуждать, что ислам категорически приятен и безопасен для России и его распространению нужно способствовать. Назвался Россией – полезай в кузов, я бы сказал (а уж в том кузовке найдется «правильная» заточка, закаленная на щедром пламени религий, чтобы сунуть России в бок). Поэтому хочешь выжить – строй Россию так, чтобы ее сакральность можно было локализовать среди любых религий – как раньше СССР можно было увязывать с любыми географическими контурами. Но сейчас история не про страны, а про людей. Недавно в нашем дворе работал таджикский дворник – приветливый мужчина в годах, который был вполне дружелюбным и коммуникабельным (и для этого в мужских разговорах, прежде всего, выучился использовать табуированную лексику). Конечно, по нашей славной русской традиции (а гены с многовековой борьбой против ислама не отменить... а у меня еще и папа сидел в горах Кавказа, гоняясь за исламскими интербригадами) где-то просыпалось подозрение, что в нужный момент вместо дружелюбия появится известный по сценариям многовекового сюжета кинжал, приставленный к горлу, и закономерно следующая «секир-башка»... но это архаичное, дремучее чувство я нещадно искореняю много лет). Дворник нам всем нравился, я с ним здоровался, но по нашей славной русской традиции за несколько лет не удосужился узнать его имя (в оправдание могу сказать, что даже имена соседей по лестничной клетке я не знаю). И вот он куда-то перевелся, и в наших семейных разговорах ни разу не блеснула искорка: «А что дворник наш, как его зовут? Теперь не работает? А где? А почему?». По нашей славной русской традиции дела нам до этого не было (а человек-то пожилой – мало ли что). Прошло уже примерно три года. По нашей славной интернет-традиции за это время можно забыть не только национальность человека, его имя, аккаунт, цвет кожи, но и сам факт его пребывания в мире. И вот мне встречается этот дворник. Мы пожимаем руки, чего раньше никогда не делали (повторяю, мы только здоровались; прежде ни он, ни я не оказывали каких-либо услуг, о которых можно было вспомнить, и не говорили о чем-то, чего нельзя описать словом «Привет»). И тут таджик проводит коварнейшую атаку. На мой полуутвердительный вопрос: – Как дела? Все нормально? Работаете? (мужчина пожилой, поэтому мы на «вы», и вопрос о работе не столь уж бестактен). Отвечает: – Конечно! У вас все хорошо? Как там Артем, Юра? Как учатся? Это имена моих детей. Он помнит их спустя почти три года. – Все хорошо. Спасибо. Бездельники они, – отвечаю. – А ваши? – Их шесть у меня. Все хорошо, – отвечает таджик. – Старший же со мной работал, вы, наверное, помните? Я киваю головой. По нашей славной русской традиции я ничего не помню. – Нашел другую работу. – Отлично, – говорю я, и мы быстренько прощаемся. Имени его я так и не узнал. С праздником, человек, имени которого я не знаю. Я уже не жду, что когда «придет твой час», по сценариям многовекового сюжета я должен бояться (твоего) кинжала, приставленного к горлу. По нашей славной традиции я усердно работаю над искоренением дремучего ощущения всеобщего коварства по отношению к нашей нации. И это, наверное, единственный подарок, который я могу передать. jumi |
|