Мать лишают родительских прав, потому что... ей негде жить |
Игорь Лунев, rosbalt.ru |
09 Октября 2021 г. |
Казалось бы, именно семье с детьми, оказавшейся в трудной ситуации государство должно помочь в первую очередь. На деле же — как повезет. В Петербурге чиновники хотят лишить родительских прав женщину без определенного места жительства. Второй ее ребенок — инвалид. За последние лет десять-пятнадцать лет образ бездомного в общественном сознании изменился — гораздо меньше людей мыслят в этом направлении заезженными штампами, понимая, сколь разные на самом деле причины и виды бездомности. Но все же трудно представить, что обычная российская семья может попасть в подобную передрягу и жить так годами. Казалось бы, именно семье с детьми, оказавшейся в трудной ситуации государство должно помочь в первую очередь. На деле же — как повезет. То есть как отреагируют на появление в поле их зрения такой семьи конкретные чиновники. Увы, привычное дело для россиян. Рафиля Синекова — уроженка Санкт-Петербурга. Девятнадцать лет назад родился ее сын от первого брака Ильдар. У него умственная отсталость, вследствие этого он не говорит. А еще у молодого человека закрытая форма туберкулеза. Рафиля вышла замуж второй раз, и именно болезнь Ильдара стала одной из причин переезда семьи на родину ее мужа в Азербайджан — более сухой и теплый климат положительно влиял на здоровье мальчика. Десять лет назад у Рафили родилась дочь Софья. Но и второй брак распался. В 2013 году с двумя детьми она вернулась в Петербург, где у нее уже не было ни жилья, ни даже регистрации. Родственники прописывать ее и детей не захотели. И вот Рафиля, Ильдар и София оказались на улице. Как жила эта семья с тех пор? Ильдар получал пособие по инвалидности, Рафиля — как лицо, осуществляющее уход (ЛОУ). За Ильдаром действительно требуется особый присмотр, поэтому выйти на работу мама могла далеко не всегда, но работала, когда это получалось. Ильдар ходил в коррекционную школу, Соня — в детский сад, потом в общеобразовательную школу. Средств хватало на съемное жилье, но переезжать приходилось часто. Туберкулез у Ильдара обнаружился еще в детстве, с учета в противотуберкулезном диспансере его сняли в связи с отъездом семьи в Азербайджан, но по возвращении не поставили, по крайней мере, сразу. В школе Ильдар проходил медосмотры, на которых врачи до поры до времени не обнаруживали патологий, что и зафиксировано в соответствующих документах. Вероятно, климат и лечение дали положительный результат — но все же недостаточный: через несколько лет, уже в подростковом возрасте болезнь вновь дала о себе знать. Несколько лет у органов опеки и попечительства не было претензий к Рафиле, хотя о существовании этой семьи они знали — не помогали особенно, но и жить не мешали. Но вот встал вопрос о госпитализации Ильдара, а тубдиспансер не мог найти для него подходящую больницу — ведь в стационаре ему нужно постоянное сопровождение из-за его психических особенностей, но у нас в стране это не предусмотрено. Место Ильдару нашлось только лишь в инфекционном отделении Санкт-Петербургской психиатрической больницы № 1 имени П. П. Кащенко, откуда его позже перевели на обычное отделение, поскольку для окружающих он не опасен. Пока Ильдару искали место в больницах города, Рафиля написала отказ от госпитализации — так как сына в профильные медучреждения не брали. А из больницы имени Кащенко она была вынуждена забрать его, так как ей нужно было оформлять документы Ильдара, для которых присутствие молодого человека было необходимо. «При этом я давала Ильдару все лекарства, назначенные врачами — говорит Рафиля — Диспансер дает две таблетки, а к ним нужно купить еще шесть — витамины, что-то от печени, от нервов, чтобы снимать побочки. И при этом надо кормить хорошо — а из больницы имени Кащенко он вернулся с серьезной потерей веса. Есть такая форма лечения — домашний стационар. Но, похоже, диспансер не захотел этим заниматься. Хотя они должны были это обеспечить». И вот тут врачи из тубдиспансера обратились в отдел опеки и попечительства Красного Села — по последнему месту жительства Рафили и детей. Первая претензия: Рафиля не дает лечить опасного для окружающих больного. «Представители противотуберкулезного диспансера утверждают, что Рафиля многие годы уклонялась от лечения сына. Также они утверждают, что у Ильдара открытая форма туберкулеза. Рафиля предоставила мне медкарту Ильдара — там отмечены все обследования, так что она выглядит добропорядочным родителем. И ни разу Ильдару не ставили открытую форму. То есть тубдиспансер теперь заявляет об открытой форме, ничем это не подтверждая. Ведь, зная, что Ильдар обучается в коррекционной школе, они обязаны были направить туда информацию об открытой форме, если бы таковая имела место. Плюс они говорят, что Ильдар может инфицировать свою младшую сестру. А маму? Маму они на туберкулез не проверяют», — рассказывает поддерживающая семью Синековых юрист Ольга Безбородова. Поскольку Софию признали контактировавшей с заразным больным, ее поместили в санаторий. Спусти более чем полгода Рафиля забрала ее и перед отъездом домой поинтересовалась у врачей, что они делали для лечения девочки. Выяснилось, что они давали ей таблетки. При этом девочка здорова, снята с диспансерного учета. Даже в справке, предоставленной диспансером, против слов: «Инфицирована МБТ» стоит знак вопроса. То есть документа о диагнозе с подписью врача нет. Противопоказаний к выписке Софьи из санатория не было. Если родитель забирает ребенка из медицинского учреждения вопреки рекомендациям врачей, оформляется предупреждение о возможных последствиях. Ни в санатории, ни в диспансере такой документ Рафиле не выдавали. В выписке положительная динамика. «В санатории не делали ничего из того, что мама не может делать дома. Рафиля покупала все нужные лекарства — я видела чеки», — комментирует ситуацию Ольга Безбородова. В октябре 2019 года на место жительства Рафили и детей выехали представители диспансера и заявили о том, что дети находятся в непригодных условиях проживания, представляющих угрозу их жизни и здоровью. Семья переехала в частный дом совсем незадолго до этого и просто не успела разобрать все вещи — чиновники с легкостью объявляют это беспорядком. «Опека пришла в место проживания Рафили и детей и стала снимать самые грязные уголки, — описывает случившееся Ольга Безбородова, — В описание плохих условий добавили то, что туалет в пристройке. Но у нас в стране огромное количество людей живет с туалетом на улице. Опека пишет, что нигде нет книг, а у Рафили их много, просто они еще в коробках» Еще одна претензия со стороны органов опеки — обучение младшей дочери. «В 1 классе у Сони в школе возникли психологические проблемы — ее доставал один мальчик. Ко 2 классу она очень замкнулась, это отразилось на ее физическом здоровье, из-за этого я перевела ее на семейное обучение. Мы хотели перевести ее в другую школу, но в РОНО мне сказали, что мест нигде нет. Теперь мне и это ставят в вину», — объяснила Рафиля. Итак, 25 октября 2019 года Ильдар и София были изъяты из адреса проживания. Ильдар снова попал в больницу имени Кащенко, София — в СПб ГБУ Центр для детей оставшихся без попечения родителей «Центр содействия семейному воспитанию № 8». Пока длилось разбирательство, Ильдар успел достичь возраста совершеннолетия и вернулся к матери. Красносельским районным судом было вынесено решение о лишении родительских прав Рафили Синековой в отношении ее дочери Софьи, то есть суд первой инстанции счел действия органов опеки и попечительства обоснованными. Местная администрация муниципального образования г. Красное Село в ответе на запрос ИА «Росбалт» от 22.09.2021 сообщает, что «Синекова Р. К. уклонялась от выполнения родительских обязанностей в отношении дочери». Возникает вопрос, в чем выражалось это уклонение, если в столь тяжелых условиях — по сути бездомности — девочка ходила в детский сад и школу, где получала положительные характеристики. В том, что Соня жила вместе с якобы заразным братом? Но убедительных доказательств так и нет. А теперь он и вовсе беспрепятственно проживает дома. «Опека говорит, что Рафиле много раз предлагали помощь. Но это нигде не зафиксировано. Почему она сама не подала заявление на предоставление ей и ее семье социального жилья? Но она просто не знала, что это возможно — как и многие россияне. По идее к ней должен быть прикреплен соцучастковый, но это тоже не было сделано», — говорит Ольга Безбородова. В Центре содействия семейному воспитанию № 8 Софья живет в помещении квартирного типа, где в двух спальнях числится тринадцать воспитанников. На всех них один стол с компьютером. Очевидно, что это в любом случае хуже, чем в доме, где девочка жила с мамой. Вдобавок опека не дает Рафиле разрешение на встречу с дочкой. Отдельные вопросы возникают к суду. «Когда я запросила протоколы, выяснилось, что из восьми заседаний только последнее задокументировано в аудиоформате — и то это нарезка из фрагментов. По поводу остального судья дала заключение, что не было технической возможности вести запись. Хотя они обязаны это делать. И поражает жестокость решения. Почему нужно Рафилю именно лишить родительских прав, а не ограничить? Почему не назначить ей испытательный срок?», — рассказывает Ольга Безбородова. Отдельного внимания заслуживает обзорная справка, предоставленная Центром содействия семейному воспитанию № 8 городскому суду Санкт-Петербурга, который теперь рассматривает это дело. Вот какую характеристику дает маме Рафиле и. о. директора центра Н. М. Марагина: «В период нахождения ребенка в Центре ее мать, Синекова Р. К., взаимодействует с воспитателями Центра, интересуется жизнью и здоровьем ребенка. В период нахождения ребенка в санатории Синекова Р. К. привозила гостинцы. Синекова С. С. Общается с матерью и бабушкой по мобильному телефону. Мать оплачивает мобильную связь и интернет. Синекова Р. К. с сотрудниками Центра не взаимодействует, жизнью и здоровьем ребенка не интересуется». Перечитайте еще раз первый и последний пункты данной характеристики — для более сильного впечатления. «До пандемии я навещала Соню. Потом, в период послаблений, нам разрешали иногда видеться на улице на расстоянии двух-трех метров. С мая мы общаемся при помощи видеосвязи, плюс я привожу передачи. Разговариваем по телефону часто, почти каждый день. Дочка говорит: „Мама, я хочу домой, я устала от этой жизни“. Про брата спрашивает: „Мама, покажи, какой он стал, я его давно не видела“. У Сони есть понимание, она вообще к особенным людям хорошо относится и находит контакт с такими детьми — даже в детском садике так было», — рассказывает Рафиля. Не так давно Рафилю и Софью все-таки поставили на очередь в качестве нуждающихся в социальном жилье. «Для меня, как юриста, проблема в том, что мать лишают родительских прав без наличия тех оснований, что предусмотрены Семейным кодексом Российской Федерации, включая статью 69, — резюмирует Ольга Безбородова, — Статус бомж не может являться основанием для лишения родительских прав. Наличие у ребенка любого хронического заболевания без статуса социально опасного не может служить основанием для передачи этого ребенка в больницу, если можно проводить лечение за пределами стационара, что мама и делала. В материалах дела нет иных сведений. Нелогично искать очаг туберкулеза, не исследовав саму маму и не сообщая о наличии некой опасности в школу, где учился Ильдар, старший сын. Если так запросто можно лишить человека статуса родителя, то к чему можно прийти? Вопрос риторический, конечно же. Явно не к укреплению гражданского общества и семейных ценностей». В сложной жизненной ситуации мама не опустилась, не сломалась и как могла тянула своих детей, заботилась о них, обучала, лечила. Но статус бомжа все это хорошее почему-то в глазах чиновников перевесил, и они решили лишить Рафилю родительских прав. Остается закономерный вопрос. Почему опека иногда не замечает не бомжей, но, тем не менее, очень опасных для своих ребятишек родителей и откровенно пытаются развалить жизнь тех, кто несмотря ни на что тянется к лучшему и не сдается? На нашем сайте читайте также:
|
|