НА КАЛЕНДАРЕ

День Победы: страницы жизни Виктора Секерина

Татьяна ЯСНИКОВА   
03 Мая 2024 г.

Виктор Павлович Секерин в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. Он поражал эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Сердце его не выдержало перегрузок в 58 лет. О его жизни и пойдет речь.

Виктор Секерин

В 2010 году мы с одной известной иркутской журналисткой ехали в Красноярск на книжный фестиваль-ярмарку КРЯКК. Я стала рассказывать ей, что не была в этом городе с 1981 года, и что мой отец в 70-е годы заведовал кафедрой и аспирантурой на факультете иностранных языков КГПИ. «Он был очень популярным преподавателем, – добавила я, – это же необычно, когда на лекции преподавателя общественных наук толпой приходят студенты с других факультетов». Моя спутница согласилась со мной: «Я в годы учебы на отделении журналистики ИГУ знала только одного подобного преподавателя. Он и меня, и всех нас поразил эрудицией, смелостью, раскованностью, ораторским мастерством. Его звали Виктор Павлович Секерин». Оказывается, мы говорили с ней об одном человеке. И хотя мой отец проработал в ИГУ всего два учебных года, с 1981 по1983, я периодически слышу рассказы о нем. В 2024 году отцу исполнилось бы 85 лет, но его сердце не выдержало перегрузок в неполные 58. С зари детских лет этот ребенок войны привык напряженно трудиться. В год его юбилея я решила написать о нем три небольших истории: к 9 Мая, к 1 сентября и ко Дню учителя...

История первая

В 1941-м отправились сибиряки, а в их числе и Павел Секерин, сражаться под Москву. Жена Валентина была беременна вторым сыном. О рождении первенца Виктора она рассказывала так: «В 1939 году я работала в колхозе. Женщины на поле пололи хлеба от осота. Я пальцы все исколола и думала: «Рожу мальчика и назову его Витей». В кустах птички пели: «Витю-видел-Витю-видел». Муж Павел был на военных сборах в Даурии. Витя родился 19 августа на Преображенье Господне. Осенней ночью слышу стук в дверь. Павел! – «Это я приехал, отслужил». Попили мы с Павлом чаю, и он лег спать. И сказал: «Положи Витю на подушку на мой нос, и мы будем с ним спать. Он, маленький замухрышечка, замерз». Вите было год и десять месяцев, когда война подошла».

Отец его, Павел Секерин, был зачислен пулеметчиком в 129-й стрелковый полк, выдвигавшийся к Москве. Первый бой полк принял 25 октября. На другой день в бой под Волоколамском вступило отделение Павла Секерина. Того же дня Павел был тяжело ранен. Сначала он получил «сквозное пулевое ранение левого коленного сустава с повреждением кости», как будет потом написано в госпитальной справке. Второй номер пулеметного расчета перевязал его. Павел продолжал стрелять, в азарте мщения не чувствуя боли. Тут ухнул артиллерийский снаряд, и в воздух взметнулся столб выбитой земли. Осколок снаряда прошил правое плечо Павла, выскочив ниже лопатки. Пулемет смолк. Бойцы перетащили Павла в воронку от того самого взрыва, что тяжело ранил его, и поднялись в атаку.

Через неделю после ранения Павел оказался в Тюмени. Привезли его в головной госпиталь № 1500, расположившийся в здании педагогического института. Оперировал старик-хирург с опытом Первой мировой. После года в госпитале Павел Секерин вернулся домой, там ждали жена и два сына – Витя и полугодовалый Юра.

Мать: «Витя кроме плохой военной голодной жизни ничего и не видал, вместе со мной вздыхал и говорил: «Ой, горе-жись, всех дядьев увезли на войну».

Маленькому Юре проходящие солдаты дали кускового сахара. На другой день он на прогулке с Витей стал лизать похожий на сахар лед, заболел дифтеритом и умер. Рассказ о смерти Юрочки Виктор Секерин написал в начале 1990-х: «Когда Юрочка умер, ему было 2 года и 11 месяцев, мне 5 лет. Маме 28. Когда она после смерти Юрочки вернулась из больницы домой, то стала искать прянички, испеченные ею для метавшегося в жару и бреду Юрочки, испеченные с припрятанным солдатским кусочком сахара. Но я их уже съел. «Хоть бы ты у меня не умер», – рыдала она, обнимая меня. Я не заболел и не умер. Бог сохранил меня для мамы, да и для того, наверное, чтобы я рассказал, как мы жили в войну».

Война катилась на запад, забирая новых и новых солдат, а Павел все не мог отойти от тех ночей, когда он лежал живой среди убитых. Его теперешнее состояние называлось «повторное переживание».

Знахарка Савватеевна принесла с собой большую стеклянную банку со святой водой в день поклонения иконе Иверской Божьей матери, выходила Павла от нервного состояния. Тогда же шурин его Михаил погиб в Сталинградской битве при переправе через Волгу. Тесть Петр Семенович Федосеев, полный Георгиевский кавалер, участник трех давних войн, жил в семье Михаила. Павел и Валентина Секерины забрали его. Дедушка Петр стал доглядывать за Витей.

Родители Виктора Павловича без продыха работали для фронта, и он каждый день с четырех годков ходил сам на общий двор, получал 400 граммов пайкового хлеба на семью и расписывался: «Витя». А на вопрос, как его зовут, всегда отвечал: «Виктор Павлович». В первый раз надорвался в пять лет.

22 октября 1944 года была полностью восстановлена граница СССР. Павлу Секерину торжественно вручили медаль «За оборону Москвы», учрежденную ранее в мае того же года ...

Виктор Секерин: «Я не помню другого такого же радостного и горестного одновременно дня, как День Победы в мае сорок пятого года. Светило яркое солнце, синим-синим казалось небо, белыми-белыми весенние облака. Никогда больше я не видел такой чистой зеленой травы и такого красного советского флага, трепещущего на майском ветру. Никогда больше не видел такой красивой и счастливой мамы. Тот день начинался обычно. Мама ушла сажать рассаду на колхозный огород, я привычно вымыл посуду, подмел пол, выхлопал половики. Потом привели к нам под сарай белую и очень худую лошадь. «Умирать привели, – сказали мне конюхи. – Все, отработалась кобыла, надорвалась. Пусть умрет у вас спокойно, потом мы ее увезем». И вдруг, часам уже к десяти, откуда ни возьмись, промчался по улице солдат на коне. Он был без пилотки, под ним не было седла. Никто не знал, откуда он взялся и куда потом исчез. Солдат кричал: «Победа! Победа!»

Люди оставили работу. Вскоре после митинга в одних домах гуляли, пели песни и плясали, радуясь Победе и тому, что остались в живых их близкие, в других горько оплакивали невозвратимые потери. Весь день мы, мальчишки и девчонки, метались по селу, не забывая забежать к нам во двор, где лежала умирающая белая кобыла, чтобы налить ей в медный тазик чистой воды, положить возле губ зеленой травки. Вечером, совсем вернувшись домой, я не застал кобылы: она умерла и ее увезли. Было уже темно, когда мы с мамой сели на ступеньку крыльца. Я тогда положил голову к ней на колени и горько заплакал. «Не плачь, не плачь, Витя, у тебя ведь не погиб отец», – говорила мне мать. Но меня уже ничего не радовало. Мне было жалко всех – и живых, и погибших, и маму, и Юрочку, и умершую белую кобылу. Все перемешалось в памяти и в душе. И если уж меня давила усталость, то что говорить про солдат и солдаток? Что творилось в тот день в их душах, знают только они, и никому не дано полно выразить их печальную радость и безмерную тяжесть их потерь и утрат».

Виктор Павлович был очень дружен со своей матерью. Она была очень ответственная и скорая, любила шить и успевала вырастить цветы, знала много стихов из классики, школьницей сочиняла сама. Мать очень хотела, чтобы сын окончил полную школу. В послевоенном голодном 1946-м Витя пойдет в первый класс...

(Продолжение следует.)

  • Расскажите об этом своим друзьям!