НА КАЛЕНДАРЕ
ЧТО ЛЮДИ ЧИТАЮТ?
2024-10-23-01-39-28
Современники прозаика, драматурга и критика Юрия Тынянова говорили о нем как о мастере устного рассказа и актерской пародии. Литературовед и писатель творил в первой половине XX века, обращаясь в своих сочинениях к биографиям знаменитых авторов прошлых...
2024-10-30-02-03-53
Неподалеку раздался хриплый, с привыванием, лай. Старик глянул в ту сторону и увидел женщину, которая так быи прошла мимо прогулочным шагом, да собака неизвестной породы покусилась на белку. Длинный поводок вытягивалсяв струну, дергал ее то влево, то вправо. Короткошерстый белого окраса пес то совался...
2024-11-01-01-56-40
Виктор Антонович Родя, ветеран комсомола и БАМа рассказал, что для него значит время комсомола. Оказывается, оно было самым запоминающимся в жизни!
2024-10-22-05-40-03
Подобные отказы не проходят бесследно, за них наказывают. По-своему. Как могут, используя власть. Об этом случае Бондарчук рассказал в одном из интервью спустя годы: «Звонок от А. А. Гречко. Тогда-то и тогда-то к 17:20 ко мне в кабинет с фильмом. Собрал генералитет. Полный кабинет. Началась проработка....
2024-10-30-05-22-30
Разговор о Лаврентии Берии, родившемся 125 лет назад, в марте 1899-го, выходит за рамки прошедшего юбилея.

Христианство от Санчо Пансы

18 Февраля 2015 г.

pravosl-2

"Человек в шкуре дракона" - так называется недавно вышедшая книга главы Синодального информационного отдела Русской православной церкви Владимира Легойды. В ней собраны его интервью и обозревательские колонки в журнале "Фома". Сегодня автор книги рассказывает Российской Газете, что отличает слово церковного человека.

Когда вы пишите свои колонки - какой "сквозной" вопрос неизменно стоит перед вами?

Владимир Легойда: Необходимость постоянного размышления над Евангелием. Христианин должен жить Христом. И Евангелие для меня не просто книга, которую я прочел, поставил на полку и отметил "галочкой" - Сервантеса читал, Данте читал, Евангелие читал...

Еще один трюизм: читая Евангелие, человек все время находит в нем новые смыслы. Но одно дело это сказать, совсем другое - увидеть эти смыслы. Ведь это зависит не от текста, а от тебя самого. В тебе должно что-то меняться, чтобы вновь прочитанное резонировало с твоей душой, и знакомый текст становился приобретением.

Недавно спросил на экзамене у студентки: меняется ли Дон Кихот на протяжении романа? Она, похоже, немного удивилась: это ведь один и тот же человек. На самом деле, меняются и герои, и, конечно, читатели.

Сервантеса я, кстати, постоянно перечитываю и всегда нахожу что-то новое. Замечаю, правда, что от симпатии к Дон Кихоту дрейфую к симпатии к Санчо Пансе. Санчо же мудрее. Дон Кихот - христианин по убеждениям, а Санчо - по поступкам. Все время спасает несчастного Дон Кихота. И когда тот говорит: сейчас буду страдать, каяться, биться головой о скалы, Санчо благоразумно предупреждает: осторожней, а то можно так приложиться, что вся игра с покаянием вмиг закончится. Санчо присуща такая замечательная добродетель, как трезвение. Большая редкость, кстати сказать. Даже большая, чем трезвость. (Смеется)

Что отличает церковную публицистику?

Владимир Легойда: Часто вспоминаю, как один известный журналист сказал мне: "Знаешь, почему твой журнал "Фома" никогда не станет профессиональным изданием в большой журналистике? Потому что для вас Церковь - субъект, а должна быть объектом". В этом, если хотите, и есть принципиальное отличие церковной публицистики и изданий: мы никогда не относились ни к Церкви, ни к людям, ни к Родине как к объектам. Никогда не препарировали свой "предмет интереса". Хотя другие известные журналисты соглашались скорее с нашим подходом, чем с его критикой. Так что не могу сказать, что это отличает только церковную публицистику.

Ваша должность обязала вас по-другому, чем раньше, говорить и писать?

Владимир Легойда: Конечно, быть главным редактором журнала "Фома" или завкафедрой в МГИМО - это одно, а представлять позицию Церкви - другое. Формулировки становятся более строгими, менее публицистичными...

Помню, как перед первой пресс-конференцией в новой для меня должности Святейший Патриарх сказал мне, что говорить надо пониманием высокой ответственности за каждое сказанное слово.

Я прекрасно понимаю, что журналистский интерес ко мне связан с должностью официального представителя Церкви, а не с моей "искрящейся" личностью. И все же не всегда отвечаю взаимностью. Считаю, что моя должность не предполагает постоянного комментирования всех возможных вопросов. Выступаю с комментарием тогда, когда считаю его нужным, а не всякий раз когда спрашивают. Надеюсь на профессиональное понимание коллег. В конце концов, отсутствие комментария - тоже выражение позиции.

Причины для "фигуры умолчания" могут быть разными. Иногда священников, архиереев, даже Патриарха пытаются превратить чуть ли не в героев светской хроники. Но новостям Церкви не место в одном ряду с рассказами о том, что у одна знаменитость развелась, а у другой появился новый любовник...

В чем главная особенность вашей позиции?

Владимир Легойда: Очень важно понимать, что позиция Церкви в основе своей всегда пастырская. Значит, в первую очередь, это минимизация зла, угашение страстей, но никак не их разжигание.

Сегодня есть публичные фигуры, для которых любой пиар хорош, главное - привлечь внимание. Такой человек сегодня говорит одно, завтра другое, и это уже его "фишка". Для церковных спикеров подобный подход недопустим.

Название вашей книги отсылает к "Хроникам Нарнии" Льюиса - мальчик Юстэс превратился в дракона и не мог сбросить с себя этот облик, пока лев Аслан не содрал с него драконью чешую. Но в нашей культуре образ Дракона связан прежде всего со знаменитой пьесой Евгения Шварца.

Владимир Легойда: Я, к сожалению, никогда не был большим поклонником Шварца, хотя понимаю масштаб таланта.

Но "Обыкновенное чудо" Марка Захарова видели?

Владимир Легойда: Конечно, а Евгения Павловна Симонова - одна из моих любимейших актрис. Но у меня есть сложности с восприятием пьес Шварца. Не мой автор. Не настолько, правда, как, например, кинофильмы Ларса Фон Триера или последний фильм Андрея Звягинцева. Я фон Триера просто не могу досмотреть до конца. Как у любого человека, у меня есть типы художественности закрытые для моего художественного восприятия.

Речь в книге о драконьей шкуре наших грехов. Вас уже упрекали по поводу авторской позиции: христианский путь не сводится к мучительности борьбы с внутреннем драконом, это прежде всего - путь к свету.

Владимир Легойда: Даже спорить не буду. Конечно, к свету: Бог есть Любовь. Но для меня образ дракона - не столько даже метафора Льюиса, сколько по сути новый извод святоотеческого образа. В богослужебных текстах есть такой образ: "умерщвления кожа" (Умерщвления кожу, яко смертный окаянно обношу); "умервщления ризы" (Умервщления ризы прием, в дерзость невоздержания облекохся окаянный: но Ты мя облецы Сыне Божий, одеждею светлою отрождения).

Образ человека, который не может снять с себя драконью шкуру, богословски очень выверенный. Это невозможность преодолеть последствия первородного греха, самому себя - без Бога - спасти. Мое внимание на этот образ в свое время обратила известный лингвист и замечательный христианский автор Марина Андреевна Журинская.

Когда-то Иван Киреевский сетовал на то, что святоотеческие интуиции, святоотеческая интеллектуальная традиция, по сути так и не была переведена на понятный современному человеку язык. Сам Киреевский очень много сделал, чтобы исправить эту ситуацию. Но задача, на мой взгляд, до сих пор не решена.
И Льюис для меня - именно в русле такого "перевода" святоотеческих интуиций, важнейших глубинных церковных смыслов на язык образов, понятных современному человеку.

А еще образ "драконьей шкуры" связан с моим личным опытом, с желанием отказаться от мерзости, которую видишь в себе. У меня были в жизни моменты, которые хотелось стереть, как ластиком, настолько с этим тяжело жить.

Ницше, кажется, смеялся над блаженным Августином - подростком украл грушу в чужом саду и целую главу посвятил этому. Но мне понятно, почему Августин мучился. А уж если не про груши речь, то...

К вам сейчас придираются некоторые православные френды: почему у вас на заставке в фейсбуке изображена Флоренция? Это месседж?

Владимир Легойда: На этой фотографии - моя жена. Флоренция - фоном.

Мы как-то чрезмерно обеспокоены по поводу того, "что будет говорить княгиня Марья Алексеевна". Апостол Павел в Первом послании к Коринфянам говорит: "Для меня очень мало значит, как судите обо мне вы или как судят другие люди; я и сам не сужу о себе... судия же мне Господь."

Флоренция на заставке в Фейсбуке кому-то явно показалась символичной, если не эмблематичной. Многие ищут разделений.

Владимир Легойда: Вопрос о разделениях среди верующих - очень важный. Со времен апостольских, кстати. Особенно остро и в церковных, и в церковно-общественных дискуссиях встает вопрос о разделении на "либералов" и "консерваторов" среди церковных людей. В первую очередь из-за политизации сознания и жизни. Но слова "консерватор" и "либерал" - не из церковного лексикона. В политических или экономических взглядах церковный человек может быть консерватором или либералом, хотя консерватор в политике может оказаться либералом в экономике. А вот церковная позиция - и это как раз, как вы сказали, эмблематично - должна быть традиционной. Церковь не консервативна, церковь традиционна. Хотя традиция содержит в себе элементы консерватизма. Святейший Патриарх не раз говорил, консервация - это сохранение того, что хорошо, мусор мы не сохраняем. Традиция во внутрицерковном сознании описывается словом "Предание". Это связывающая прошлое, настоящее и будущее самотворящая жизнь Церкви. А маркировка по политическим или эстетическим эмблемам мне кажется - хорошо если маленькой - провокацией.

  • Расскажите об этом своим друзьям!